Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич. Страница 223

Когда я вернулся домой, действительно Арсений Ивасава явился ходатаем за Исигаме:

— Он–де обязан Миссии; когда воспитывался в России, даже его мать содержалась от Миссии (то есть от меня лично; миссийские деньги я не смел тратить на это); так он хочет платить долг благодарности — служить Церкви.

— В таком случае ему не следовало бы уходить на другую службу, — и так далее. Словом, отказ держать Исигаме на службе Миссии, коль скоро он обязался службой в Посольстве. И прежде он преплохо служил: или опаздывал на классы, или совсем не приходил; вперед было бы и подавно то же. Ему нужны только деньги Миссии, а вовсе не служба при ней.

Вместе с Ивасава приходил Сенума ходатайствовать, чтобы ученик Семион Юасе, чуть не произведший пожар в Семинарии, оставлен был в ней, так как я сказал ему выселиться на квартиру. «Если товарищи просят за него, я также прошу», — говорил Сенума. — Я сказал: «Если Юасе даст крепкое обещание вперед не курить и если товарищи его и вы поручитесь, что он, действительно, бросит курить, то пусть останется». Сенума заверил, что Юасе уже пред всеми дал это обещание, но что он возьмет с него письменное уверение в том же, за ручательством товарищей… Ладно!

18/30 июня 1898. Четверг.

Утром был на экзаменах в Семинарии, по Догматике — в шестом курсе и Толкованию Евангелия — в пятом. Отвечали хорошо. Учеников — мало, в шестом курсе — одиннадцать человек, в пятом — только пять, и особенно даровитых между ними нет; но и особенно глупых или ленивых нет. Хорошо, если бы и это количество вышло на службу Церкви; но едва ли и это будет; первый ученик в шестом классе экзамен не держал — кровью харкает, другой — в отсутствии, — быть может, в солдаты возьмут. Остальное время дня — счеты и расчеты. Три тысячи ен вчера взято было из банка, и к девяти часам вечера сегодня осталось только десять ен. Вот какой месячный расход Миссии только в Токио!

Савва Хорие рассказал о печальной кончине своей племянницы Софии (жены Иоанна, что был в Университете), в последнем периоде чахотки бросившейся в колодезь и там умершей, даже не захлебнувшись.

19 июня/1 июля 1898. Пятница.

Был на экзамене по Священному Писанию в Катихизаторской школе и по Священной истории в первом классе Семинарии. Ничего себе, — везли.

Три ящика с церковными вещами из России получены и откупорены: парча для трех престолов и трех жертвенников в Соборе, иконы в серебряных ризах и крестики золотые и серебряные с эмалью — позолоченные; последние удивили нас своей дешевизной: по шестьдесят копеек, тогда как мы здесь по одной ене платили за серебряные с эмалью без позолоты и плохой работы; вперед будем выписывать из России.

Граф Евгений Евфимович Путятин прислал: литой барельефный крест для Собора, в память Ольги Евфимовны Путятиной, но где же поместить его в Соборе? И старую и плохую копию из одной, должно быть, Рафаэлевской Мадонны для Тоносава, — это мы туда отправим и поместим в комнате, где жила графиня.

20 июня/2 июля 1898. Суббота.

После Обедни зашел о. Павел Сато и стал проситься уволить его от должности приходского священника в Канда.

— Хотите на покой? Но чем же вы будете жить? Я не могу дать вам пенсии больше половины нынешнего содержания.

— Нет, нет, — совсем не в «инкё», — я буду заниматься сочинениями.

— Почти вся духовная литература в России состоит из сочинений священников, но никто из них не просился для того об увольнении от приходской службы.

— Но я устарел и ослабел.

— Вы моложе меня и чуть ли не здоровее. Притом же весь приход ваш на протяжении нескольких чё от вашего дома.

— Но у меня нет времени, — я буду заниматься сочинениями для Церкви.

— Нет времени для исполнения первейшей вашей обязанности! И как будто нельзя совместить эти два дела! У вас есть помощники: о. Роман Циба, диакон Стефан Кугимия.

— Но поступления денег от христиан делаются все меньше и меньше, — мне трудно жить.

— Это оттого, что вы приход запускаете все больше и больше, — христиане не видят, за что они будут давать свои кровные деньги, коли вы совсем не заботитесь о них. Во всяком случае, Миссия вам больше нынешних ежемесячных двадцати девяти ен давать не будет. — И так далее.

На экзамене в Семинарии, между прочим, отвечал четвертый курс, состоящий всего из двух учеников, — еще два в отсутствии; придется его присоединить или вверх, или вниз; не содержать же для глупого Моки и пегого Метоки штат учителей!

Погода начинает быть летнею, и напоминает изречение о. Моисея, когда–то удостоившего служить Миссии: «Так жарко, что не до Царства Небесного».

21 июня/3 июля 1898. Воскресенье.

До Литургии было крещение взрослых и младенцев — человек десять.

Часа в четыре был посланник Роман Романович Розен, — все еще на костылях от болезни своего седалищного нерва; приезжал сказать, что Великий князь Кирилл Владимирович прибудет в следующую пятницу; утром отсюда нам ехать встречать его в Иокохаме на пристани; оттуда он прибудет в приготовленный для него Дворец в Сиба, потом к посланнику завтракать, затем сюда — в нашу Миссию. В воскресенье Великий Князь будет здесь на Обедне и так далее.

Вечером пришли о. Симеон Мии, катихизатор в Нагоя Петр Сибаяма и депутат оттуда — учитель Акакий [?] Баба; последний с уполномочением от христиан просить: 1. «Чтобы Петр Сибаяма был поставлен священником для Церкви в Нагоя». Я ответил: «Просьба будет исполнена». 2. Чтобы мне «платить шестнадцать ен процента на их долг ежемесячно полтора года». Я ответил, поморщившись: «Исполню и это, хотя я предполагал, вызвавшись в помощь Церкви платить их процент, когда заезжал из Оосака в Нагоя, что придется платить не более года»; 3. «Так как христиане, пока выплачен будет церковный долг, не в состоянии содержать священника, то просят меня делать это за них, то есть оставить Петру Сибаяма теперешнее его катихизаторское жалованье двенадцать ен да давать еще по пять ен в месяц, обещанных мною, когда был в Нагоя; но так как семнадцать ен для священника мало, то просят прибавить еще три ены, чтобы уж ровно его содержание от Миссии было двадцать ен в месяц, — до того времени, когда они выплатят церковный долг и будут в состоянии сами озаботиться содержанием священника». — Я, очень уж поморщившись, согласился и на это. Что иначе? Отказать в трех енах? Станут бесконечно клянчить, изведут душу больше, чем на три ены.

Сибаяма и Баба ушли, а о. Симеон остался, чтобы объявить, что его катихизатор в Кёото, Афонасий Такай «дооситемо хочет в Россию».

— То есть бросает церковную службу?

— Да.

— Что ж вы не убедили его, что это дело нехорошее, что он обманывает Церковь, которая весьма много издержалась на него, воспитав его с детства, что ему скоро следовало бы быть диаконом, потом священником, что он, так поступая, лишается благословения Божия, ибо оставляя Бога, идет на зов Мамоны, подражая Иуде? — И так далее.

Но о. Мии, напротив, изъявил сожаление, что я так неблагоприятно смотрю на уход Афанасия Такай…

Три дня уже, как прибыл катихизатор Моисей Мори; говорил, что головные боли у него; оказывается помешанным. Вот комиссия–то? То глупые, то безумные!

22 июня/4 июля 1898. Понедельник.

Утром был на экзамене в Женской школе; маленькие по Закону Божию отвечали отлично.

Отправив Моисея Кавамура в Тоносава с малярами, которым он укажет окрасить снаружи и внутри построенный молельный дом, и к плотникам, которым закажет строить из оставшегося старого леса зданьице, 3 + 5 кен, для столовой учащихся, когда они бывают там во время каникул.

Часов в одиннадцать утра прибыл из Оосака о. Андроник на Собор, имеющий скоро здесь открыться.

Начинают собираться и катихизаторы на Собор. Сегодня выслушал некоторых: Павла Цуда, из Тоёхаси, с большим удовольствием, Василием Хираи, из Фукуяма, с большим неудовольствием, и тому подобное.