Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич. Страница 99

— Кроме сих двух, развратников нет в Семинарии. Я это исследовал и удостоверился. Именно сегодня вечером я просил всех сознаться по совести, — это и было собрание.

Эта заботливость Кавамото о нравственности школы меня очень тронула. Быть может, из него выйдет и порядочный «Кочёо», который управит школою во благо. Дай бы Бог!

Заметил я ему только, что фамильярничать с учениками не следует, ко благу их же, — заседать там, как он сегодня — совсем запанибрата, тогда как не в гости он позвал их к себе, а для наставления и вразумления.

— Но так обращается с учениками о. Антоний Храповицкий. Я ему следую. Он мой идеал.

— О. Антоний Храповицкий слишком глубок и многосторонен, чтобы следовать ему. Таких, как он, может быть, и в России еще нет; подражать ему, не имея его ресурсов, было бы самонадеянностью и опрометчивостью. Лучше следовать общему правилу: любите учеников, будьте крайне справедливы и беспристрастны, являйте во всем участие к их благу, но будьте в то же время начальником, а не панибратом, чтобы они не имели ни малейшего повода понизить уважение, чтобы видели в вас силу, на которую всегда могут опереться, руководство, которому со всею доверчивостью могут предаться. Это именно нужно. Этого они и сами желают. И будут рады и счастливы, если Вы будете таким именно Кочёо.

— Да, я уже слышал, что они рады тому, что школьные правила начинают строже наблюдаться, — заключил беседу Иоанн Акимович Кавамото, которому и дай Бог быть хорошим начальником Православной Духовной Семинарии в Токио!

Продолжение в следующей книжке

Краткий миссионерский дневник

с 18/30 июня 1896 года

Продолжение с предыдущей, в красном сафьяне, книжки

Епископ Николай Токио, Япония.

18/30 июня 1896. Вторник/

Петр Исикава, редактор «Православного Вестника», возвратившись с обзора места несчастия от хлынувшей с моря волны, рассказывал такие сцены, что невозможно от слез удержаться.

Яков Яманоуци, катихизатор в Ямада, был в доме вместе со всеми своими четырьмя детьми и женою, беременною пятым; старшему из детей, мальчику Александру, было двенадцать лет, и он готовился ныне проситься в Семинарию. Когда нахлынула волна, дом упал, и всех их придавило деревом; при второй волне дерево придавило Якова еще больше, при третьей еще больше, причем он потерял создание и перестал дышать, благодаря чему не вдохнул в себя морской воды; если бы еще хлынула волна, он был бы раздавлен, так как голова его, точно в тисках, была между двумя большими балками. Очнувшись и слыша писк вокруг себя малых детей, он с страшною болью для головы постарался высвободиться, проделал отверстие в навалившейся крыше, и одного по одному вытащил наверх всех младших детей и жену; старший же мальчик был где–то вдали под непролазно нагромоздившимся деревом и оттуда лишь слышался его плачевный зов: «Ото–сан, ото–сан». А между тем другая враждебная стихия начинала бушевать. Поблизости кто–то, не могши освободить своих в темноте, засветил огонь и нечаянно произвел пожар: беспорядочная груда развалин, не смоченная достаточно волной, запылала с неимоверною быстротою, и многие под развалинами не убитые волной добиты огнем. «Ото–сан, ото–сан», — раздавался все жалостнее и слабее голос мальчика Яманоуци, пока навеки не заглушен был все более разгорающимся пламенем. Исикава видел Яманоуци с распухшей и увязанной бинтами головой. На Собор он не придет, потому что не надеется до того времени выздороветь и пристроить удобно свое семейство. Об нем с семейством, впрочем, по возможности, заботятся; временным городничим ныне, вместо настоящего, которого убило волной, христианин, который поместил Яманоуци с семьей в своем временном правлении вместе со многими другими, между которыми есть, например, некто Алексей Сато с женой–христианкой. Оба сии — жители города Мияко, тоже подвергшегося несчастью от волны. Алексей имел в Мияко отличный дом и был одним из замечательных тамошних жителей. И вот — одной волной смыло их дом и унесло все имущество. Радые, что спасли, по крайней мере, жизнь, они бежали из Мияко с возможною поспешностью, боясь другой такой волны; была мысль их — бежать в Ямада, где много братий христиан; но на полдороге они ослабели, и от пережитых волнений, и от голода — и упали в изнеможении. Двое добрых людей нашли на них, сжалились над ними, взвалили на плечи и принесли в Ямада, откуда, к счастью, это недалеко было. «И вот — богатое семейство, обратившееся в нищих в буквальном смысле слова, — прибавил Исикава, — но они благословляют Бога и за то, что не отнял у них самый драгоценный дар — жизнь, и считают это чудом благости Божией».

У Василия Ивама, катихизатора в Камаиси, умерла дочь оттого, что нахлебалась морской воды; лекарства давали ей, но не могли спасти. Осталось трое малых детей, из коих ребенок четырех лет спасен Божией Помощью чудесно: как сидел на досках веранды, так волною поднят на них и не раздавлен об крышу, а пришелся как раз в отверстие крыши, и там на досках оставлен до того в безопасном положении, что даже платье не было замочено. «Вот это самое платье надето было на него утром в день бедствия, и до сих пор оно на нем», — указывали родители Петру Исикава.

Но зато семейство старшего брата Ивама — Стефана Ивама, вместе с своим домом и имуществом все погибло, кроме одного мальчика Игнатия, четырнадцати лет, оставшегося круглым сиротою. Хорошо, что до сих пор он учился дома — мы его возьмем в Семинарию; Исикава видел его и говорит, что годен для того.

В Ооцу также многие пострадали, и христиане в том числе: Капитон Касивазаки, бедный портной, почти уже ослепший, с большой семьей, все потерял, дом уплыл, хотя все остались целы. У Аггея и Авраама Хакояма дом, к счастью, остался, хотя вода поднималась почти до крыши и все в доме испортила. Исикава очень хвалит христианскую любовь обоих Хакояма: разлагающиеся трупы погибших, в ямах, каковые везде находимые, они на своих плечах переносят на места сожжения, тогда как язычники всячески гнушаются сим. Вообще, христиане везде возможно прилично хоронят своих умерших: если в землю, то непременно в гробах, хоть бы и плохо, по обстоятельствам, сделанных, и в чистых платьях; язычники же бросают или опускают трупы прямо в вырытые могилы. И, конечно, христиане везде хоронят своих с молитвою.

Да будет похвала Правительству! Оно принимает быстрые и всевозможные меры к облегчению народного бедствия! С голоду никто не помрет! Положено всех пострадавших довольствовать сначала местными правительствами средствами, не хватит их — губернскими, не хватит сих — запасным капиталом Государственного казначейства! Недаром сам министр Внутренних дел граф Итагаки поспешил на место катастрофы!

19 июня/1 июля 1896. Среда/

Экзамен по Гомилетике в 6–ом классе Семинарии показал, что Даниил Кониси довольно дельно занимается своим предметом: записки даже составил, хоть и очень краткие. Ученики отвечали по ним порядочно. Похвалился даже Кониси, что примерные проповеди хорошо говорят, но Фома Михара, заставленный сказать первую катихизацию язычникам, показал, что это неправда: четверть часа болтал так, что слушатель ни мысли не вынес бы, а буддисты и конфуцианисты рассердились бы.

Заход солнца при многих облаках дал столько и таких прекрасных цветов на небе, с радугой еще на востоке, что разлюбоваться и забыться в очаровании можно — туда бы, в те волны света — купаться в них, забыв все горести и мелочи жизни сей! И сподобит ли Господь когда? Уж шестьдесят лет — недалеко от края, что–то будет? По–видимому, и для Господа трудимся, а грехи–то!?

20 июня/2 июля 1896. Четверг.

На экзаменах по Церковному праву у кандидата Киевской академии Марка Сайкайси оказались весьма сбивчивые понятия об участии русского Императора в поставлении Епископа, а между тем предмет этот здесь весьма важен, ибо общераспространенное ложное понятие, будто Епископ ставится по приказам Императора, тогда как он в этом деле только заменяет общество христиан, долженствующих участвовать в избрании, но не имеющее к тому фактической возможности по незнанию людей, из которых можно избирать; Император же имеет эту возможность, для того и вызываются на чреду архимандриты в столицу, чтобы Император узнал их.