Путь разума в поисках истины - Осипов Алексей Ильич. Страница 47

Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: “ Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена”, – эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т.д. и т.п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: “Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык... И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела”»[274].

Не менее показателен опыт и другой великой католической святой, Терезы Авильской (XVI в.), (возведенной папой Павлом VI († 1978) в достоинство учителя Церкви). Она настолько увлеклась «откровениями», что не увидела дьявольского обмана даже в таком безобразном видении, как следующее:

После многочисленных своих явлений «христос» говорит Терезе: « С этого дня ты будешь супругой Моей... Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг»[275]. « Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!» – молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками, закатывает глаза, дышит все чаще и по всему телу ее пробегает содрогание. « Если бы нечестивая, но опытная в любви женщина, –пишет Мережковский , – увидела ее в ту минуту, то поняла бы, что все это значит, и только удивилась бы, что с Терезой нет мужчины; а если бы и в колдовстве была эта женщина опытна, то подумала бы, что с Терезой вместо мужчины тот нечистый дух, которого колдуны и ведьмы называют “инкубом”»[276]. « Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, – вспоминает Тереза, – что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания»[277]. Перед смертью она вновь восклицает: « О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!». Валаамский старец схиигумен Иоанн дает такую оценку ее духовному состоянию: « А страстный вместо об о жения будет мечтатель, подобно католической Терезе»[278]. Не случайно известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая такой мистический опыт, писал, что « ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством»[279].

Еще одной иллюстрацией полной утраты католицизмом святоотеческих критериев в понимании духовной жизни являются откровения скончавшейся в 23-летнем возрасте Терезы из Лизьё (Терезы Маленькой, Терезы Младенца Иисуса) – последней по времени из высших католических святых. В 1997 году, в связи со столетием ее кончины, «непогрешимым» решением папы Иоанна Павла II она была объявлена Учителем (!) Вселенской Церкви. Чему она научает Церковь, об этом красноречиво свидетельствует ее автобиографическая «Повесть об одной душе». Вот несколько цитат оттуда:

«Во время собеседования, предварившего мой постриг, я поведала о делании, которое намеревалась совершить в Кармеле: “ Я пришла спасать души и прежде всего – молиться за священников”»[280] (не себя пришла она спасать в монастырь, но других!).

Произнося, как кажется, слова о своем недостоинстве, она тут же пишет: « Я неизменно храню дерзновенное упование на то, что стану великой святой... Я думала, что рождена для славы и искала путей к ее достижению. И вот Господь Бог ... открыл мне, что моя слава не будет явлена смертному взору, и суть ее в том, что я стану великой святой!»[281] Ни один из святых никогда не имел «дерзновенного упования» стать «великим святым». Макарий Великий, которого сподвижники за редкую высоту жизни называли «земным богом», лишь молился: « Боже, очисти мя грешного, яко николиже[никогда же] сотворих благое пред Тобою». Позднее Тереза напишет еще более откровенно: « В сердце моей Матери-Церкви я буду Любовью... тогда я буду всем... и через это моя мечта осуществится!»[282].

А вот та любовь, которой живет и которой научает свою церковь ее учитель Тереза. « Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: “Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки”. Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли все... Этот день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах»[283]. Эта «любовь» не требует комментарий.

На методическом развитии воображенияосновывается опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов и великого католического святого Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга «Духовные упражнения», при которой, по его словам, «даже Евангелие становится излишним»[284], является настольной в католических монастырях. Воображение распятого Христа, попытка проникнуть в мир Его чувств и страданий, мысленные беседы с Распятым и т.д. – все это принципиально противоречит основам духовного подвига, как он дан в жизни святых Вселенской Церкви. Метод Лойолы приводит к полному духовному и, не редко, душевному расстройству подвижника, а отсюда и к каким угодно «откровениям». Вот несколько примеров из «Духовных упражнений»:

Созерцание «Первого дня воплощения Бога Слова» состоит из нескольких прелюдий. Первая прелюдия заключается в том, «чтобы представить себе, как будто это было перед глазами, весь исторический ход мистерии воплощения, а именно: как Три Божественные Лица Святой Троицы взирают на эту землю... как Троица Святая, тронутая страданием, решает ниспослать Слово... как... архангел Гавриил явился посланником к блаженной Деве Марии».

Вторая прелюдия состоит «в живом воображенииместности... где живет Святая Дева».

Третья прелюдия – «это мольба о познании мною... тайны воплощения Слова...»[285].

Еще один пример созерцания – беседа со Христом. « Эта беседа, – наставляет Лойола, – совершается тогда, когда человек вообразит перед собой Иисуса Христа, распятого на кресте... Устремивши таким образом взор на Иисуса распятого, я скажу Ему все, что подскажут мне мой ум и мое сердце... Настоящую беседу можно сравнить с беседою двух друзей...»[286].

Авторитетный сборник аскетических писаний древней Церкви «Добротолюбие» решительно запрещает такого рода «духовные упражнения», которые связаны с воображением, представлением, беседамис распятым Иисусом. Вот несколько высказываний оттуда:

Преподобный Нил Синайский (V в.) предупреждает: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам»[287].

Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести». «На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное»[288].

Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: «…никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого, или бы свет мечтался и печатлелся в уме... Но узревший что-либо мысленно или чувственно и приемлющий то... легко прельщается... Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть... но паче похваляет его, как мудрого»[289].

Приведенные примеры показывают, что нарушение законов духовной жизни непременно влечет за собой глубокие искажения сознания и чувств (сердца) человека. Он приобщается миру духов падших, духов лжи и заблуждения. Это приводит к лжевидениям, лжеоткровениям, к прелести. И поскольку никто не защищен от духовной слепоты и скрытой гордости, то неизменное и твердое правило Церкви – не принимать никаких откровений, но пребывать в покаянии и смирении.