Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - Грищенко Александр Игоревич. Страница 33

Правдива эта история или нет, бывал ли вообще в Никомидии святой Косма, тем более при митрополите Евсевии, — но так говорили в народе, и у Епифания не было оснований сомневаться в этих рассказах, тем более что нынешний, присланный на смену Феофилакту, митрополит не уступал нечестивому Евсевию в пороках, а после утверждения его на кафедре один никомидийский монах по имени Исайя замуровался в Башне святого Диомида и принял обет не нарушать безмолвия, покуда новое иконоборчество не будет повержено.

И такие бесчинства творят преемники первого епископа Никомидии, поставленного самим апостолом Андреем, преемники святого Анфима, убиенного при языческом императоре Максимиане, а с ним и двадцать тысяч мучеников Никомидийских, последовавших примеру своего епископа! Прожив в Никомидии всего неделю, Епифаний успел поклониться и месту казни святого Анфима и пострадавшего вместе с ним мученика Индиса в предместье Оптатианы, и доспеху святого Феодора Стратилата, и чудесным мощам святого целителя Пантелеймона, погребённого на окраине Никомидии, в саду Адамантия. Мощи его были белы словно снег, как и описано в его житии, ибо когда мучители отсекли его главу, то из раны вместо крови хлынуло молоко, а тело тотчас же побелело. В месте, куда вылилось то молоко, выросло масличное древо, и растёт оно там до сего дня, так что Епифаний с монахом Иаковом смогли к нему приложиться накануне отплытия из города.

Теперь их путь лежал в Понт, но идти туда им посчастливилось мимо Халкидона через Босфорский пролив на большом торговом судне, куда их пристроил спафарий Иаков, договорившись обо всём с коммеркиарием Андроником, ведавшим в Никомидии морской торговлей, да и сам корабль принадлежал его племяннику Георгию, верному иконопочитателю. В Халкидоне студитов ждало страшное известие: их старинный друг, один из любимейших учеников Феодора, Фаддей Скифянин, оказывается, ещё в декабре минувшего года был жестоко избит солдатами за отказ осквернить святую икону и, выброшенный на улицу, умер в муках под холодным дождём.

Несколько дней корабль Георгия стоял в гавани Халкидона, загружая в трюмы прибывшие с Востока специи и благовония, и всё это время Епифаний сидел на мысу, глядя на Фаросский маяк и башни Константинополя, которые в хорошую погоду были отчётливо видны на том берегу Босфора. Торжественной громадой вздымалась к небесам и Святая София, посрамлённая и осквернённая, но отсюда, издали, казавшаяся не менее прекрасной, чем раньше. Епифаний вспоминал, как бежал он из родного города и как тот не отпускал его от себя, дважды возвращая под свои стены, как чуть не погибли они тогда с Иаковом и рыбаками, если б не заступничество святого апостола Андрея. Теперь же они уверенно идут по его стопам, ведь посещал он, конечно, и Халкидон и поставил здесь епископом Тихика, одного из семидесяти апостолов, о чём Епифаний вычитал из «Списка семидесяти учеников» ещё в Патриаршей библиотеке, куда ему теперь не добраться.

Почти ничего нового не узнал Епифаний об Андрее ни в Никомидии, ни в Халкидоне, хотя на его расспросы о загадочном никомидийском монахе, который не так давно собирал в Никее сведения об апостоле, никомидийцы пожимали плечами, и только один пресвитер вспомнил такого, но, по его словам, тот был вовсе не из Никомидии, а из Халкидона. В Халкидоне же Епифанию сообщили, что был тот не халки-донянином, а прибыл к ним из Гераклеи Понтийской — через неё как раз и лежал путь их корабля, направлявшегося в Синопу. Из Синопы Епифаний и Иаков намеревались уже по суше добраться до далёкой Таврики и Скифии, где, по словам и никейцев, и никомидийцев, не было никаких иконоборцев и куда бежали из Константинополя многие монахи. Предшественник Епифания в составлении жития апостола Андрея (если он действительно составлял его житие), похоже, следовал его «Деяниям», но Епифаний-то знал, что Андрей путешествовал трижды и что двигался он в противоположную сторону.

Кроме того, в Халкидоне на Епифания было возложено важное послушание — передать в Херсон послание Феодора Студита сосланным туда православным епископам и разыскать брата умученного иконоборцами Фаддея Скифянина, который подвизался где-то в горах Таврики, среди полудиких готов, воинственных тавроскифов и зверообразных склавинов. Кажется, склавином был и сам Фаддей, да никто из студитов его о том никогда не расспрашивал: всем было достаточно, что он был примерным христианином, верным чадом Церкви и великим постником, сподобившимся ныне мученического венца.

— Вот она, столица мира, — воздел руки в сторону Константинополя Епифаний, когда на рассвете отчалили они с Иаковом из Халкидона. — Ты сейчас во власти тех, кто хуже язычников, хуже сарацин, о город великих церквей и божественных обителей, где на каждом углу творились чудеса и спасались славные подвижники! Близкий, но недоступный, тебя я, возможно, вижу последний раз в жизни…

Иаков, видя, что его наставник настроен на торжественное красноречие, начал было записывать за ним, но Епифаний остановил его:

— Не надо, брат Иаков. Записывай только то из услышанного и увиденного, что касается святого апостола Андрея. Запомни: для всех мы простые монахи и пишем его житие, собираем рассказы о нём, и нет у нас больше никаких записей, не везём мы никаких писем, не бывали мы никогда в Константинополе и не знаем отца нашего Феодора.

Босфор становился всё уже, затем снова расширялся, извиваясь между берегами гигантским изумрудным змием в пенистых чешуйках, а к полудню корабль Георгия вышел в коварные воды Понта, где власть василевсов не казалась уже столь незыблемой, — и прохладный ветерок с севера сразу дал знать об этом: в воздухе как будто запахло неведомыми степными травами и кострами варваров, на которых в огромных котлах булькала похлёбка из конины и человечины.

К рассвету следующего дня пришли к небольшому острову Дафнусия, лежащему неподалёку от вифинского берега. Заглядывал ли сюда апостол Андрей, известно не было, но Дафнусия лежит примерно на полпути от Халкидона до Гераклеи Понтийской, докуда Андрей добирался морем, так что вполне вероятно, что побывал он и на этом островке, отнюдь не забытом Богом, ибо в церкви Святых мучеников Аникиты и Фотия Никомидийских почивали и их мощи, и мощи святого Зотика.

Простояв в Дафнусии целые сутки и запасшись пресной водой, корабль со студийскими беглецами на борту выдвинулся в сторону Гераклеи, куда благодаря попутному ветру дошёл уже поздней ночью.

— Пиши, Иаков, — сказал Епифаний своему помощнику, как только их корабль встал в гавани. — После Халкидона было вот что: «Снова отправившись и плывя по Понтийскому морю, поднялся Андрей в Гераклею и наставил там некоторых». Вот всё, что мы знаем. Нам здесь пробыть ещё весь завтрашний день, и надо бы поклониться гробнице святого Феодора Тирона. Отсюда же родом святой Фока, покровитель терпящих бедствие моряков. Хорошо бы послушать и записать здесь рассказы о нём, а то его всё время путают с другим мучеником Фокой, епископом Синопским. Впрочем, может статься, что это тот же самый Фока…

Чудеснее всего была в Гераклее церковь Пресвятой Богородицы — не дело рук человеческих, но творение Господне, ибо располагалась она в просторных пещерах, которые язычники почитали некогда за врата Аида, которыми вошёл в него Геракл, но свет Христов преобразил их в храм Божий. Епифанию, когда посетил он эти пещеры, отрадно было думать, что именно апостол Андрей изгнал отсюда бесов, насельников ада преисподнего, и основал здесь церковь, но, увы, никаких преданий о том не сохранили ни старинные книги, ни местные жители. Не узнал от них ничего и тот неуловимый предшественник Епифания, который в Константинополе представлялся никейцем, в Никее — никомидийцем, в Никомидии — халкидонянином, в Халкидоне — гераклейцем, а в Гераклее назвался синопцем.

Однако до Синопы оставалось сделать ещё несколько остановок: в Амастриде, где после Гераклеи также оказался апостол Андрей, но в те времена называлась она ещё Кромной, — в Амастриде поклонились студиты мощам святого мученика Иакинфа, срубившего священное древо местных язычников, теперь же на могиле мученика в день его памяти собирается чудесная пыль, которая исцеляет от многих болезней; в крохотном прибрежном городке Дарипии — там покоятся мощи святой мученицы Христины Лампсакийской, обезглавленной при императоре Декии.