Христианское юродство и христианская сила (К вопросу о смысле жизни) - Экземплярский Василий Ильич. Страница 2

Но и здесь еще далеко не конец внутренней работы духа, не конец томлениям души. Пусть жребий брошен, пусть избран один путь жизни — путь Христов, пусть ему отдано сердце человека. Но самый путь этот никогда не может быть таким легким и просторным, как все другие пути, — пути, ведущие в погибель, по слову Христа, но та­кие соблазнительно близкие человеку, такие привлекательные, такие проторенные. Путь Христов остается и доны­не узким, как узки и неприметны врата, ведущие в Царство Христово. И на этом узком пути еще воздвигаются пе­ред сознанием нашим великие преграды, каких нет на других путях жизни и которые до тех пор заполняют душу смирением, пока не будет пройден весь путь до конца. В самом деле, от христианина требуется отказаться от се­бя, оставить все позади себя и не оглядываться назад, делать свое дело на ниве Господней и не служить богам иным. А сердце обуревается множеством соблазнов, воля постоянно слабеет в борьбе, и разум всегда с трепе­том видит, как ничтожна и мала моя личная работа в саду Господа. Уже вечер жизни наступает, а ясно лишь одно, что все лучшее и святое осталось недостигнутым, мечты не сбылись, надежды не осуществились. И сознает себя христианин всегда недостойным своего Господина, и даже те, которые вызывают удивление у других своей рабо­той на ниве Господней, готовы, умирая, сказать, подобно Соловьеву, страшные слова: тяжела работа Господня. И эта личная неудовлетворенность, эта личная тревога: так ли я живу и то ли я делаю, — они лишь часть небольшая сомнений и тревоги души при думе о смысле жизни в мире. Ведь на ниве Господней не один человек работает, но вместе со всеми своими братьями; и не день один длится эта работа, но уже многие века. И когда человек от себя обратится к другим, то всюду видит те же колебания и борьбу, ту же нерадивость. Когда диавол искушал Гос­пода и показал Ему все царства этого мира, то уверенно сказал, что все они принадлежат поклоняющимся ему, сатане. И когда верующий в наши дни отрешится от всего близкого и посмотрит на царства этого мира в широ­кой перспективе, он не сможет не сознать, что мир и до сих пор во зле лежит. Видя добро поруганным, встречая всюду торжество насилия, смех победителей и слезы угнетенных, нищету и безобразие добродетели и роскошь на­рядного порока, чье сердце не смутится и чья совесть не обратится к Богу своему с вопросом: "Почему и доколе, Господи?" Почему всегда гонимы ищущие правды жизни, почему всегда нищи богатые духом, почему слезы и скор­би — удел любящего Христа в самом Царстве Его? Почему еека исповедания христианства не приклонили неба к земле, почему жизнь ее осталась точно не согретой любовью Христа и мир не побежден Его оружием любви и правды?

Так и христианин стоит перед загадкой и тайной жизни, спрашивает о них Бога своего и не находит покоя ду­ши, пока сердцем своим не примет слова Евангельского в юродстве и силе его. Об этом юродстве и силе и будет речь моя сегодня, и, конечно, не как слово учителя жизни, но как одного из множества стоящих перед ее лицом с Евангелием в руках и ищущих ответа на волнующие вопросы о смысле христианской жизни и работы в мире.

I.

Если попытаться кратко выразить, в чем прямой и несомненный смысл жизни христианина, то можно сказать, что этот смысл заключается в соработничесгве человека Богу, в служении делу созидания Царства Божия на зем­ле. Призванный волею Божией работать в этом мире, христианин, конечно, имеет и право, и долг быть граждани­ном двух царств, участвовать в жизни здешнего царства, "мира сего", не теряя права сознавать себя сыном не­ба, подданным великого Царя. Соотношение этих двух областей тоже ясное: "должно повиноваться больше Богу, чем людям" (Деян. 5:29), можно быть участником общей жизни настолько, насколько через это не совершается практическая измена Богу, не нарушаются законы жизни Его Царства. Получается прямой и ясный ответ на воп­рос о смысле христианской жизни: жить в этом мире по- законам Божией правды, и в слове, и в деле являться ее вестником, мужественно бороться с соблазнами жизни, свои печали и заботы возлагать на Бога, немощи и грехи свои очищать Его святостью и Его любовью.

Так жили первые христиане. Распяли люди Христа, убили Его учеников, гонимы и преследуемы были те, которых весь мир не был достоин. Все было ясно и просто: нужно было или принять Христа и Его безумную с точки зрения мира и преступную проповедь, или отвергнуть Христа и жить по законам тогдашнего мира. Теперь жизнь бесконеч­но осложнилась. Вся Европа уже признала себя царством Христа, а победа Евангелия в других странах — вопрос, верится, лишь времени. Трудно нам, современникам, судить о своей эпохе. Одни из нас верят в прогресс, готовы верить, что века истории приблизили к нам Царство Божие видимым образом; другие в такой прогресс не верят и думают, что все успехи культуры далеко еще не выражают прогресса собственно христианского. Лучше, поэто­му, оставить область спорного и гадательного и обратиться лишь к настоящему мгновению истории, независимо от его отношения к прошлому. И если о настоящем мы скажем, что велик, безмерно велик разлад между Еванге­лием и нашей жизнью, мы убеждены, что такое утверждение не может вызвать возражений. Чтобы не видеть ре­жущего разлада между устоями современной культуры и заветами Христа, между бытом нашим, укладом всей нашей жизни, даже еще более: каждым шагом ее, и волей Христа; чтобы не видеть этого, надо вовсе закрыть гла­за, забыть о Евангелии и в одном искать утешения: как все, так и я. Говорить на тему о противоречиях между устоями современной жизни и евангельскими заветами — тема настолько же легкая и благодарная, насколько и достаточно ясная для сознания каждого. Поэтому распространяться не буду, но попытаюсь сделать выводы из того несомненно очевидного соотношения, в каком находятся в наши дни, как и ранее находились всегда, нача­ла жизни культурного человечества с началами жизни по Евангелию.

Как осуществить теперь, в наши дни, назначение христианской жизни в мире, как быть гражданином мира, не теряя права на сыновство Богу? Здесь душа задыхается в безвыходных, по-видимому, противоречиях. Если посмот­реть на современное христианское человечество в целом, то бесспорно, первая, наиболее очевидная мысль, яв­ляющаяся при таком взгляде, та, что теперешнее христианское общество вовсе чуждо Евангелию. "Если бы кто со стороны пришел к нам и хорошо узнал и заповеди Христовы, и порядки жизни нашей, то не знаю, каких бы еще мог он представить себе других врагов Христа хуже нас, потому что мы идем такою дорогой, как будто решились идти против Него". С таким суждением о жизни своих современников выступал на церковной кафедре полторы ты­сячи лет назад великий учитель Церкви. И без сомнения, нужно думать, что совесть его слушателей при таком об­ращении пережила то же, что переживает и наша, когда стоит эта совесть перед вопросом об отношении между Евангелием и нашей жизнью: виновны мы перед Евангелием, которое на словах называем книгой жизни, постоян­но изменяем своему Господину и служим богам иным. Все и во всем перед Ним виноваты. Евангелие остается не­изменно посторонней книгой, читаемой в церкви, в минуты душевного подъема, но не книгой, написанной на серд­цах людей; Сам Христос представляется также не близким, а далеким, чудным, прекрасным, но словно нет Его посреди нас. Собираются во имя Его не двое только или трое, но тысячи, и все же не чувствуют Его посреди се­бя, с томлением души спрашивают, где Он, где Церковь Его. А люди — братья: разве не насмешкой звучат для нас самые слова о братстве современных христиан? Не только теперь, когда христианский Запад дал такое ужа­сающее доказательство взаимной ненависти и непонимания, но и никогда наша эпоха не давала даже повода для веры в жизненную силу великого начала братства людей как детей одного Отца. Целые области умирали от го­лода, миллионы не имели крова и одежды, тюрьмы не вмещали заключенных, и никто не видел в страдающих са­мого Христа и не отдавал им до конца любви своей.