Любовница коменданта - Семан Шерри. Страница 17
— Неподалеку от лагеря, в лесу, господин комендант.
— Партизаны, — сказал я. — Что ж, мы знаем, как обращаться с партизанами.
— Они стреляли. В результате несколько наших погибло.
— Сколько?
— По крайней мере, трое.
— Неправда! — воскликнул их вожак по-немецки. — Четверо.
— Пятеро! — выкрикнула женщина и усмехнулась, вызывающе вскинув голову.
— Вы прочесали весь лес?
— Еще нет.
— А оружие нашли?
— Не все. Зато мы обнаружили их склады с продовольствием, перевязочными материалами, бензином.
— Бензином?
— Так точно, господин комендант.
— Украденным из лагеря?
— Разумеется! — сказал партизанский главарь. — Украденным из лагеря, из-под самого вашего носа.
— Это было совсем нетрудно, — добавил подросток.
— Даже слишком просто, — огрызнулась женщина.
Она не успела договорить, как их главарь кинулся ко мне, пытаясь выхватить у меня пистолет и кортик. Не устояв под его натиском, я невольно попятился к столу. Охранники закричали. Женщина пронзительно взвизгнула, когда я ударил его по голове. Она снова взвизгнула, когда охранники оторвали его от меня. Адъютант поднес к его виску пистолет и спустил курок. Женщина бросилась вперед, молотя кулаками двоих охранников, которые преградили ей путь, не давая подойти к убитому. Другие охранники целились в остальных партизан. Никто из них не шелохнулся, только подросток стиснул кулаки. Я оправил на себе мундир. Женщина посмотрела мне в лицо, прижимая к груди окровавленную голову партизанского вожака.
— Мы все равно победим вас, — выкрикнула она. — Наши жертвы не напрасны.
— Не тешьте себя иллюзиями, — ответил за меня адъютант.
— Прикажете их расстрелять? — обратился ко мне охранник, который привел партизан.
— Отдохните.
— Что делать с этими людьми?
— Ими займутся другие. Идите отдыхайте. Вы заслужили это.
— Благодарю вас, господин комендант.
— Завтра вы снова устроите облаву. Мы очистим лес от этой нечисти.
Двое партизан подняли на руки своего мертвого командира и, подгоняемые охранниками, вместе с остальными вышли из моего кабинета.
— Как вы, господин комендант? — спросил меня адъютант.
— Все в порядке.
Он взглянул на лужу крови на полу.
— Я позову уборщицу, — сказал он.
— Да, и велите ей убрать кровь в ванной.
— В ванной есть кровь? — удивился адъютант.
— Да, на полу, около раковины, я заметил какое-то красное пятно. Кстати, велите ей принести свежие полотенца. В последнюю неделю каждый раз, когда я беру в руки полотенце, оно почему-то оказывается мокрым.
— Я лично прослежу за этим, господин комендант.
— Спасибо, Йозеф. Я всегда могу на вас положиться.
Он направился к двери.
— Йозеф! — крикнул я ему вслед. — Вы прекрасно поработали.
Он кивнул, звучно щелкнув каблуками.
— Сегодня мы устроим себе небольшой отдых, — сказал я. — Мы сможем спать спокойно.
— Макс, тебе нужно немного отдохнуть, — сказала Марта.
Я положил Ильзе на лоб влажную салфетку. Протер ее маленькое тельце полотенцем, смоченным в спирте.
— Ты не можешь всю ночь оставаться на ногах, Макс.
— Ты не отходила от нее ни на шаг весь день, Марта.
— Ты устал, Макс. Ты работаешь целыми днями и не спал уже три ночи кряду. Что, если ты тоже заболеешь? Ты нужен мне. Ты нужен Гансу.
— Жар все еще держится.
— Я побуду с ней. Иди спать.
— Ее состояние не улучшается.
— Макс, тебе нужно отдохнуть. Я посижу с ней.
— То же самое было с…
— Неправда. Не смей так говорить.
— Что, если она умрет?
— Нет, доктор сказал, что это совсем другая болезнь.
— Он не видел ее. Он не может знать наверняка. Что, если мы потеряем нашу девочку?
— Прекрати, Макс. Не смей так говорить Не смей. Это не то, о чем ты думаешь.
— Значит, это лагерь.
— Что? — спросила Марта, забирая у меня мокрое полотенце. — Что ты сказал?
— Лагерь. Во всем виноват лагерь. Она заболела из-за него.
— Что за нелепая мысль?
— Нам нужно уехать отсюда. Тогда она поправится. Мы уедем из этого лагеря.
— Но ты так дорожишь своей должностью, Макс.
— Отравленная вода. Зловонный воздух. Проклятые заключенные, которые вечно болеют, кашляют, плюют, умирают. Вот что такое лагерь.
— Лагерь здесь ни при чем, Макс. В противном случае заболели бы мы все.
Марта обняла меня и прижалась ко мне всем телом. Мы стояли, не размыкая объятий, и смотрели на Ильзе, лежавшую в своей кроватке, — бледную, маленькую и беспомощную.
— Она выздоровеет, Макс. Мы должны верить в это. А Ганс не заболеет. Вот увидишь. Помолись, Макс. Господь не оставит нас в такую минуту.
— Помолись за меня ты, Марта. Я не умею.
Даже если бы я умел молиться, это вряд ли помогло бы и вряд ли что-либо изменило. Мне было ужасно одиноко. Мне всегда было одиноко, но временами больше, чем обычно. Марта забрала детей и уехала в Гамбург навестить сестру, я остался один в доме. Была весна. Я взял девушку за руку и повел к лестнице. Она дико озиралась по сторонам. Мне стоило немалых усилий заставить ее подняться на очередную ступеньку. Наконец мы миновали кухню, потом столовую. Мы были совершенно одни. И в доме стояла такая тишина, что было слышно тиканье часов в холле. Девушка то и дело пугливо оглядывалась назад. Когда я подвел ее к лестнице, ведущей в спальню, она остановилась, изо всех сил вцепившись в перила. Она окинула беспокойным взглядом входную дверь, гостиную, холл наверху. Я потянул ее за руку.
С каждым шагом она сопротивлялась все сильнее и сильнее. Когда мы поднялись наверх, мне пришлось взять ее за обе руки. Она отказывалась идти, и я вынужден был чуть ли не волоком тащить ее по натертому деревянному полу. Несмотря на ее хрупкость, к тому времени, как мы добрались до спальни, я выбился из сил. У меня колотилось сердце.
Я открыл дверь.
Она решительно покачала головой. Я снова взял ее за руку, чтобы она, чего доброго, не сбежала от меня. Я не пытался говорить с нею: без переводчика она все равно не поняла бы меня. Я тащил ее за собой, пока мы не оказались в спальне.
Она выглядела такой хрупкой! Такой серой и хрупкой на фоне белых занавесок и покрывала. Она стояла, обхватив себя руками, опустив голову, и исподлобья глядела на меня. Я закрыл дверь и привалился к ней спиной. Она смотрела на меня, по-прежнему не поднимая головы. Запирать дверь не требовалось. Мы были одни. Она попятилась от меня, но кровать преградила ей путь. Мы были совершенно одни, и мне хотелось, чтобы ее сердце билось так же громко, как мое. Я отстегнул кобуру.
У меня тяжело колотилось сердце. В доме было пусто. Я искал Марту, но ее нигде не было. Я вышел из дома. Ильзе играла с няней в саду. Увидев меня, она захлопала в ладоши и запрыгала от радости. Я взял ее на руки и поцеловал в щечку. Няня не знала, где Марта. Я спросил соседку, г-жу Грин, не у нее ли Марта, потом побежал к супругам Штайн. Никто из них не видел ее.
— Марта! Марта!
Я вернулся в дом. Взбежал вверх по лестнице. Заглянул в ванную: пусто. В спальню: пусто. В комнату Ильзе: пусто. Я нашел Марту в детской — она сидела в кресле-качалке и даже не взглянула на меня, когда я вошел.
— Марта, я так волновался! Я искал тебя повсюду.
Она держала в руках детскую крестильную рубашку с пожелтевшими кружевами. Я коснулся ее руки — только тогда она подняла на меня глаза. Ее ресницы и щеки были мокрыми от слез.
— Марта, что с тобой?
— Я больше не вынесу этого, Макс.
— О чем ты? Что случилось?
— У меня нет сил. Я не такая сильная, как тебе кажется, Макс.
— О чем ты говоришь?
— Я беременна, Макс.
Я опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои. Наши руки утонули в кружевах. Я нагнулся и принялся целовать ее руки сквозь пожелтевшую ткань рубашки. Она зарыдала.
— Не знаю, смогу ли я во второй раз выдержать это, Макс.
Я осторожно отодвинул в сторону кружева. Приподнял ее руки ладонями вверх и поцеловал их. Я уткнулся лицом в ее колени. Она склонилась надо мной, коснувшись грудью моего затылка. Несколько холодных слезинок упало мне на шею.