Любовница коменданта - Семан Шерри. Страница 41

Одна из женщин подошла к мальчику и взяла его за руку. Отец и еще кто-то из пожилых мужчин направились к телу.

— Какой ужас!

— Бедная женщина.

— Какой эгоизм! — воскликнула я. — Какой потрясающий эгоизм!

— Нельзя быть такой эгоисткой, — сказал комендант в трубку, нахмурившись. — Я просил тебя больше мне не звонить. Ты обещала. Я не говорю, что тебе это просто. Я говорю, что ты обещала. Да, это мой кабинет, но с таким же успехом ты могла попасть в квартиру. Нет, Марты здесь нет. Я один. Да, именно так я и сказал. По какому важному делу? Тебе нужны деньги?

Комендант придвинулся к столу и стал просматривать бумаги.

— Да. А что с ним?

Рука коменданта, потянувшаяся за очередной бумагой, повисла в воздухе.

— Когда это случилось? Каким образом?

Его лицо приняло озабоченный вид.

— Почему ты мне не позвонила? — закричал он в трубку. — Сразу, а не спустя три дня! Естественно. Ты должна была поставить меня в известность о случившемся. Давай не будем сейчас это обсуждать. Что говорит доктор? Прогноз обнадеживающий?

Комендант застыл в оцепенении и сделался мертвенно бледным. Он уронил ручку на стол. Его потерянный взгляд устремился в одну точку.

— Почему ты решила, что я не приеду? — тихо спросил он. — Я знаю. Ах, если бы ты мне рассказала, если бы я только знал… Война? При чем тут война? К черту лагерь! Когда будут… Вчера? — Он перешел на шепот. Я с трудом разбирала его слова. — Ты должна была сообщить мне об этом, несмотря на все, что между нами произошло. Когда я думаю, что в такую минуту ты осталась совсем одна… Как? Как ты сказала? Почему ты не поставила меня в известность об этом? Да, я помню. Я помню наш последний разговор, но утаить от меня такую существенную подробность… Не плачь. Прошу тебя, не плачь. — Он закрыл глаза и приложил к ним ладонь. — Да, я знаю. Я знаю, сколько времени прошло. Ты долго терпела. Я ни в чем тебя не упрекаю. Ты не могла дольше ждать. Конечно, тебе нужен муж. Ты заслужила этого. Не надо плакать. Прошу тебя. — Он долго молчал, не отнимая ладони от глаз. — Да, конечно. Ты ни в чем не виновата. Да, я понимаю. Мне тоже жаль, что так вышло.

Комендант убрал ладонь с лица и положил трубку. Он долго сидел, глядя в одну точку. Наконец перевел взгляд на бумаги и взял ручку. Потом снова ее положил. Он встал и посмотрел в окно. Затем принялся ходить взад-вперед по кабинету, нервно проводя рукой по волосам, громко и прерывисто дыша. Неожиданно он остановился у окна и, не говоря ни слова, изо всех сил ударил кулаком по стеклу.

Он посмотрел на свою руку — она была в крови. Из разбитого окна в комнату хлынул холодный зимний воздух. Он подошел к другому окну и тоже стал колотить по стеклу, пока на его руке не осталось ни одного живого места, пока пол у его ног не покрылся осколками. Он опустился на колени. В разбитые окна врывались снежные хлопья и оседали у него на голове. Он посмотрел на свою окровавленную руку и зарыдал.

— Папа! — позвала Ильзе. — Папа.

Коменданта в кабинете не было. Девочка остановилась в дверях, расчесывая волосы. Каждый раз, проведя щеткой по волосам, она приглаживала их рукой. Постояв так некоторое время, она закрыла дверь и прошла вперед.

— Где мой папа?

Я не ответила. Она стала разглядывать меня.

— Это платье моей мамы.

Ее волосы потрескивали от прикосновения щетки. Они падали ей на плечи, как язычки пламени — бледного, трепетного.

— Это мамина щетка, но она разрешила мне ее взять, — сказала девочка.

Она подошла ближе ко мне и дотронулась туфелькой до моей ноги. Я не шевельнулась. Она громко вздохнула.

— Посмотри на кого ты похожа, — продолжала она. — Волосы у тебя торчат в разные стороны. Дай-ка я тебя причешу.

Она наклонилась ко мне, благоухая мылом и шелестя крахмальным платьицем.

— Ты собираешься отрастить волосы? — спросила она, медленно и ритмично проводя щеткой по моим волосам, зачесывая их назад. Я прикрыла глаза. — Ты же девушка. А у девушек должны быть длинные волосы.

Щетка скользила по моим волосам — сверху вниз, сверху вниз, — и маленькая рука, вторя ровному, размеренному движению щетки, приглаживала выбившиеся пряди.

— Ну вот, теперь совсем другое дело, — сказала девочка.

Я медленно подняла руку и дотронулась до своих волос.

— Теперь ты совсем красивая. Она протянула мне щетку. — Хочешь меня причесать?

— Ильзе! — послышался сверху голос коменданта. — Где ты? В моем кабинете?

Девочка бросила щетку и выбежала за дверь.

Все вокруг засуетились забегали: заключенные, охранники, собаки. Я велела родителям не отходить от меня ни на шаг, но все равно мне приходилось то и дело придерживать их за рукав, чтобы не потеряться в общей толчее. Здесь было намного хуже, чем в поезде: огромное скопление людей, неразбериха, плач, крики. И вездесущие немцы с винтовками и собаками. И трубы, изрыгающие зловонный черный дым. Я схватила родителей за руки.

— Мне больно, — сказал отец, пытаясь высвободить руку.

— Не вырывайся! — прикрикнула я на него.

— Пусти, — сказала мама. — Тебе же говорят: больно.

— Я боюсь, что вы потеряетесь.

— Мы не потеряемся. Мы будем рядом.

— Мы никуда не пойдем без тебя.

— Я не желаю рисковать, — сказала я. — Я вас не отпущу.

Каким-то образом мы очутились во главе очереди. Врач, едва взглянув на нас, приказал мне идти направо, а родителям — налево.

Нас разъединили. Теперь мы находились по разные стороны. Я не знала, какая сторона лучше: левая или правая. Никто не знал. Там, где оказались мои родители, были в основном старики, но также и дети.

Так какая же сторона лучше? Левая или правая? Рядом с родителями я увидела молоденькую женщину с младенцем на руках. На вид ей было столько же лет, сколько мне. Родители взялись за руки и не сводили с меня глаз. Врач продолжал сортировать вновь прибывших на две группы. «Налево! Направо!» — командовал он.

Все большее количество людей отделяло меня от родителей. Мама заплакала. Отец сдерживал себя и даже пытался улыбнуться.

«Налево! Направо!» Я шагнула было в ту сторону, где стояли родители, но тут появился комендант. Увидев меня, он остановился. «Налево! Направо!» — продолжала звучать команда.

Комендант окинул взглядом стоявших на противоположной стороне, потом посмотрел на меня и, кивнув, пошел дальше. «Налево! Направо!»

Я осталась на месте.

— Неужто ты надумала перейти на нашу сторону? — ухмыльнулась Шарон. — Да, ты и впрямь хуже последней шлюхи.

— Так мы тебе и поверили! — огрызнулся один из ее спутников. — Нам наплевать, что с тобой будет.

— Что тут происходит? — спросила Ревекка, подойдя к забору позади крематория.

С ней было несколько заключенных. Похожие на уродливые тени, они жались к ней в тусклом скользящем свете прожекторов. Ветер, насыщенный пеплом, слепил мне глаза. Я подошла ближе.

— Что тебе нужно? — спросила Ревекка.

— Ей понадобилась наша помощь, — сказал сдан из заключенных.

— Будь она проклята! — процедила Шарон.

Ревекка улыбнулась:

— Ты хочешь, чтобы мы тебе помогли?

— Я беременна, — сказала я.

Они повернули ко мне бледные, изможденные лица. Намокшая под дождем одежда облипала их костлявые фигуры.

— Видать; ты неплохо отъелась на комендантских харчах.

Я схватила Ревекку за руку. Остальные теснее обступили ее. Она грубо отшвырнула мою руку.

— Я скорее умру, чем рожу от него ребенка.

— Ничего, не умрешь, — съехидничала Ревекка.

— Пожалуйста, помоги мне. Сама я не смогу этого сделать. Я выполню любое твое требование, только помоги.

— Не помогай ей, — вмешалась Шарон.

— Я не могу родить этого ребенка. Я сделаю все, что ты велишь.

— Не слушай ее, — стояла на своем Шарон.

— Все, что я велю?

— Да, я все сделаю. Только помоги.

Шарон решительно встала между мной и Ревеккой.

— Как ты можешь, Ревекка? Вспомни, сколько раз она отказывала нам в помощи!