Удар током (СИ) - Яловецкий Вадим Викторович. Страница 17

Мальчик со школы тяготел к точным наукам. Мать представить не могла, чтобы ребёнок по физике и математике приносил оценки ниже пятёрки. Сдав экзамены на год раньше, талантливый юноша легко поступил в Ленинградский государственный университет на физический факультет. Молодой учёный выпустился с красным дипломом, а далее перспективный физик устроился работать в научно-исследовательский физический института (НИФИ), что неподалёку от ЛГУ в соседнем здании. Виктор Сергеевич Соболев к двадцати двум годам, успешно защитился, а 1966 году, имея степень кандидата физико-математических наук, перешёл в оптическую лабораторию Физтеха профессора Гросса.

Ближе к осени, Соболева вызвали в кабинет директора института. Сперва он решил, что его приглашают на совещание начальников лабораторий, ведь занимал уже должность старшего научного сотрудника. Но оказалось иначе. Его представили мужчине за пятьдесят. Пристальный, изучающий взгляд, военная выправка, выдавали в нём представителя силовых структур. Запомнилось крепкое рукопожатие и располагающий голос.

- Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Полковник КГБ Николай Трофимович Серебряков, вот мои документы, - он предъявил Соболеву удостоверение в виде маленькой книжки, - хотел с вами побеседовать по профилю работы.

- Здравствуйте, - растерялся Виктор, - чем обязан?

- Разговор у нас непростой и долгий, - Серебряков бросил взгляд на директора института академика Константинова, - вы не возражаете, Борис Павлович?

Заслуженный профессор понимающе кивнул и легко поднялся:

- Конечно, конечно, Николай Трофимович. У меня лекция в Политехе, как раз собирался идти. Когда закончите, секретарь закроет кабинет. Всего хорошего.

Беседа молодого учёного и ветерана КГБ сводилась к предложению перейти под крыло могущественной службы в одно из засекреченных подразделений по особому профилю исследований в области перемещения в пространстве и связанных с этим вопросов.

- Работа очень интересная и перспективная в “особой лаборатории изучения будущего” или сокращённо ОЛИБ. Кое-какие наработки имеются, но не хватает специалистов, поскольку исследования ведутся недавно. Подумайте, вы пока холостой, живёте с мамой блокадницей, другими словами сильно не обременены обязанностями за рамками исследовательской работы. Если дадите согласие, разберём другие подробности и ваши вопросы по теме. Я не силён в этой малоизученной и непонятной области науки будущего, лишь курирую данный проект и уже докладывал наверх о перспективных результатах. Над поставленными задачами работают специалисты вашего профиля и смежных областей. Исследования основаны на теории относительности Эйнштейна, релятивистских эффектах, попутно затрагивая также квантовую механику и теорию суперструн. Вам понятно о чём идёт речь?

- Конечно, Николай Трофимович, - Серебряков отметил, что озвучивание подобных формулировок как-то не очень вяжется для дилетанта, - мне надо подумать.

- Подумайте, но только про себя, без советчиков. Всё, что вы услышали остаётся между нами. Вот мой телефон, звоните.

Соболев позвонил Николаю Трофимовичу на следующий день и подтвердил согласие на перевод в новую лабораторию. В адресе ждало долгое собеседование, после заполнял подробную анкету, далее, уже в кадрах, оформление допуска и подписка о неразглашении. Наконец, знакомство с ОЛИБ, руководителем отдела и сотрудниками. До сих пор, Соболев, не чувствовал ничего особенного - типичная рутина при устройстве на работу. Заведующий лабораторией относительно молод, не больше сорока. Внешностью напоминал молодого Косыгина, одет с иголочки, речь гладкая и предельно конкретная, что очень понравилось Виктору. Представился, как Генрих Иванович Доос. После прежних возрастных учёных руководящего звена, с плохой дикцией, зацикленных на поставленных задачах, небрежно одетых, неоднократно битых режимом, Доос больше смахивал на актёра, прекрасно вжившегося в роль передового учёного. Соболеву вспомнился прекрасный фильм “Девять дней одного года”.

В помещении ОЛИБ бросались в глаза шкафы новейшей электронно-вычислительной машины “Минск-32”, с подобным образцом отечественной научно-технического прогресса Виктор ещё не сталкивался. Осциллографы, различные измерительные приборы, оптический квантовый генератор, смонтированный в отдельной комнате, были Соболеву знакомы. Похоже, лазер, был особой гордостью, заведующего лаборатории, поскольку Доос задержался рядом с устройством:

- Здесь использованы последние разработки Жореса Ивановича Алфёрова в области теории полупроводниковых гетероструктур. Теперь пройдёмте в мой кабинет и побеседуем.

В кабинете висела школьная доска, исписанная формулами, по стенам, развешаны схемы, отдельно плакат с портретами членов Политбюро, на столе три телефона: внутренний, городской и “конторский”. Занавешенное шторой окно, скрывало виды извне.

- Виктор Сергеевич, я вкратце опишу направление наших работ. Ничему не удивляйтесь, быстро привыкните. Итак: мы изучаем пространство-время с замкнутыми непространственноподобными кривыми, по сути теорией машины времени. У нас уже есть интересные наработки, с которыми вы познакомитесь в самое ближайшее время. Кроме того, мы тесно сотрудничаем с особым аналитическим отделом, приписанным к главному управлению КГБ СССР. Наша деятельность и полученная информация, как вы понимаете, носит закрытый характер, поскольку точно известно о подобных исследованиях в США и Англии. Общие вопросы будем решать прямо сейчас.

Они обсудили специфические темы по профилю исследований, время работы, систему связи, размер оклада и премии, наконец, график отпусков. Всё как обычно при трудоустройстве, но таинственность и волнение перед грядущими испытаниями держали Соболева в тонусе. В голове крутился главный вопрос - машина времени?! Как учёный физик, Соболев допускал гипотетически создание подобного устройства, знал работы Курта Гёделя, нашедшего решение для составленных Эйнштейном уравнений гравитационного поля, описывающих вращающуюся Вселенную. Чётко помнил главный вывод Гёделя, что теория относительности не исключает перемещения во времени. Но как, в условиях закрытой лаборатории, воплотить в реальность мечты человечества о путешествиях в пространстве - пока загадка для учёных всего мира?

Для Соболева наступила новая творческая пора. Как и обещал, при знакомстве Николай Трофимович Серебряков, работа оказалась “очень интересная и перспективная”. Виктор с головой ушёл в исследования и решение отдельных задач. Спустя пару месяцев, Доос выделил умного, усердного и подающего большие надежды кандидата физико-математических наук. Не забывал о нём и Серебряков. Куратор присматривался к протеже. Со временем выяснилось, что Николаю Трофимовичу пятьдесят пять, а до того, как организовать и возглавить ОЛИБ, работал во внешней разведке. Спустя год, Серебряков предложил Виктору Сергеевичу получить специальные навыки на курсах КГБ, в так называемой “школе N401”, готовившей сотрудников наружного наблюдения. По мимо общих дисциплин, Соболев занимался по специальной индивидуальной программе. После успешного окончания курсов к лету 1968 года, лейтенант запаса, поучил следующую звёздочку, корочки сотрудника и допуск к служебным документам .

Поскольку учёба на курсах занимала всё рабочее время, Соболев посещал лабораторию не часто, но по мере возможности принимал деятельное участие в исследованиях. По окончанию учёбы молодого сотрудника вместе с начальником ОЛИБ, вызвали на Лубянку. Полковник Серебряков представил Соболева генералу. Высокий чин долго беседовал с Виктором Сергеевичем, бросая на стажёра взгляды, от которых становилось тревожно. Разговор шёл на общие темы, затем генерал плавно подвёл беседу к новой специфике работы выпускника. Наконец, тяжело поднялся, остановив жестом подскочившего подчинённого, достал из сейфа объёмистую папку и протянул Петрушевскому.

- А теперь, Виктор Сергеевич, ознакомьтесь с документами. Читайте внимательно, мы вас отвлекать не станем, попьём чайку в соседнем помещении. Если желаете пересаживайтесь в кресло. Думаю, полчаса вам хватит, чтобы охватить общую тему нашего интереса. Вопросы позже. Пойдём, Николай Трофимович.