Дом смерти (ЛП) - Пинбороу Сара. Страница 11
— Из-за него я и присмотрел эту комнату, — подхватывает Эшли. — Оно похоже на церковное. — На мгновение он затихает, а потом добавляет: — Если хочешь, можешь его разрисовать. Хозяйка возражать не будет.
— А вы с Хозяйкой, как я посмотрю, на короткой ноге, — ухмыляется Джейк. — Только это ничего не изменит.
Эшли молчит.
— Ты все равно дефективный, — встревает Дэниел. — Как и все остальные.
— Я знаю, — говорит Эшли.
— Да пошел он к черту, — выплевываю я в бешенстве. Эшли меня и правда бесит до белого каления, но он один из нас, из нашей спальни. — Будет сидеть тут сам со своими стульями. Вот и пусть сидит. Зато не будет ходить за нами хвостом.
Отворачиваюсь и ухожу. Том идет за мной.
— И то правда, пошел он к черту.
Все ясно. Я по-прежнему вожак в четвертой спальне.
Толпа у двери рассасывается. Все идут по своим делам. Уилл с Луисом вприпрыжку мчатся по коридору на поиски веревок для каштанов, а я решительно шагаю в спальню. Поспать — вот что мне нужно.
Сегодня холоднее, чем вчера. Словно невидимый туман, холод пробирается сквозь старые камни. По спящему дому я брожу в носках, хотя на отполированном полу может быть скользко, и если я упаду, то точно перебужу всех медсестер. В постели я валялся дольше, чем обычно. Ждал, не заберут ли Джо, но лифт так и не заурчал, как голодный желудок лазарета. В доме царит тишина.
Спускаюсь в кухню, делаю себе бутерброд с маслом и ем, глядя в окно на старый дуб. Ночью он кажется неповоротливым черным гигантом. Внизу тихо, в комнате отдыха пусто. Может быть, Клара все-таки решила принимать таблетки, как все остальные, и оставила мои ночи в покое. По идее, мне должно полегчать, но почему-то в животе все сжимается, и возникает ощущение, что там вообще ничего нет. Я подумываю послушать в наушниках музыку, но тут же отбрасываю эту затею. В конце концов, я не Клара. Плясать в темноте может только круглый идиот. К тому же я хочу иметь возможность услышать шаги, если кому-то вздумается сюда заглянуть.
Возвращаюсь наверх и вдруг понимаю, что иду прямо в церковь Эшли. Вернувшись вечером в спальню, он надменно улыбался. Никто не спрашивал, как прошла его дурацкая служба, но он явно был собой очень доволен. В глубине души мне хочется разбить стулья в щепки, но я не знаю, откуда взялось это желание. Может быть, надо их хотя бы переставить, чтобы попугать «преподобного». Подходя к двери, я вижу мерцание тусклого света и понимаю, что Клара меня опередила. Но на этот раз я не собираюсь прятаться. Ночи по-прежнему мое время, а она по-прежнему влезает на мою территорию. Если кто и должен уйти, то точно не я.
— Где ты взяла свечу?
Клара стоит ко мне спиной и в свете желтого огонька пытается прочитать какую-то бумажку. Свеча приклеена воском к блюдцу, которое стоит на столе с простыней. Сам стол отчаянно пытается прикинуться алтарем, но все без толку.
— Здесь была. А спички я из кухни принесла.
Она даже не вздрогнула. Слышала, что я иду, или ей просто наплевать? Клара поворачивается в мою сторону, но все еще смотрит на бумажку.
— За Эллори, — читает она, — любимого брата Джо, сына Мэри и Стивена, обитателя седьмой спальни. «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Откровение, глава двадцать первая, стих четвертый. Красиво, если хорошенько подумать. И печально.
— Только не говори, что тебе по душе все это божественное дерьмо, — ухмыляюсь я.
Клара качает головой. В свете свечи сияют рыжие волосы.
— Нет. Я верю в природу. Мы умираем, разлагаемся, питаем землю, растения, насекомых. Как-то так.
— Обхохочешься, — говорю я, словно мне плевать на все на свете, но ее слова оседают на лед у меня в животе, и я начинаю жалеть, что не остался в кухне.
— Ну мы-то пока живы, — пожимает плечами она. — Ничем от других не отличаемся.
— Еще как отличаемся. Потому нас и называют дефективными. — Мой голос так и сочится сарказмом, но Клара как будто и не замечает.
— И все-таки мне так не кажется. Каждое утро для всех начинается новый день. Никому не дано знать, что будет завтра. — Она широко улыбается, глаза горят. — А вдруг завтра найдут лекарство? Или в дом ударит молния, и все мы сгорим заживо. Или в Лондоне произойдет землетрясение, и все мои одноклассники умрут раньше меня. Теперь понимаешь?
Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Логика в ее словах есть. Чем не соломинка в океане ужаса?
Клара снова смотрит на бумажку и тихо говорит:
— Хотя для Эллори уже поздно. Гарриет ходила на службу. Говорит, из седьмой спальни пришел только Джо. Грустно, правда? Они должны были прийти хотя бы ради Джо.
— Здесь так не бывает.
Улыбка испаряется. Клара не понимает, как все устроено в этом доме. Пока не понимает. Она думает, что все как раньше, но ошибается. Сомневаюсь, что сумею объяснить ей разницу, даже если захочу. Этому нужно учиться самостоятельно. На языке возникает комок желчи, и я уже собираюсь сказать что-то злобное, как вдруг слышу звон из-за двери, ведущей в крыло медсестер.
— Что это такое? — спрашивает Клара.
— Будильник. — Бросаюсь к свече и гашу ее пальцами, не обращая внимания на боль от горячего фитиля. Так хоть запаха не будет. А потом, не задумываясь, хватаю Клару за руку: — Бежим!
Мы выскакиваем в коридор и уже на бегу слышим звуки возни. Похоже, просыпаются и медсестры из лазарета, и даже сама Хозяйка.
— Что присходит? — шепчет Клара, вжимаясь со мной в темную стену.
— Не знаю.
— Сюда. Быстрее! — Она дергает меня за руку, и мы поднимаемся на один лестничный пролет.
До ее спальни рукой подать. Она затаскивает меня в комнату и закрывает дверь. Ни Элеонора, ни Гарриет не просыпаются, а мы, тяжело дыша, бежим в дальний угол. И как раз вовремя — за дверью слышатся чьи-то тяжелые шаги.
В окне виден яркий свет, а потом мы слышим хруст гравия под колесами. Спальня Клары дальше от главного входа в дом, чем моя, но мы все равно с опаской выглядываем из-за занавесок. К дому подъезжает большой грузовик. Передние фары — как две луны в ночной темноте. Двигатель с пыхтением переключается на нейтралку. Из кабины выпрыгивает водитель и обходит грузовик сзади. Со скрипом открываются металлические двери. Слышатся разные голоса.
— Да в чем, блин, дело? — шепчу я. Вряд ли в таком грузовике привезли очередных новичков. Мы все приехали сюда на черных фургонах.
— Наверное, продукты привезли, — говорит Клара. Мы с ней стоим так близко, что я вижу каждую бледную ресницу. Рот Клары приоткрыт. Когда она говорит, запотевает стекло. — Мы же бог знает где! Наверняка еду и все остальное сюда откуда-то привозят. Ты раньше такого не видел?
Я качаю головой:
— Это в первый раз.
— Как думаешь, это надолго?
— Грузовик большой. Пока разгрузят, пройдет какое-то время.
— Тогда мы тут застряли, пока машина не уедет и все не разойдутся по комнатам.
— Или никто никуда не разойдется, и тогда мы по уши в дерьме.
— Будем решать проблемы по мере их поступления. — Клара заметно дрожит. — Холодно-то как! — Отпускает занавеску, идет к кровати и залезает под одеяло.
И то правда. Теперь, когда мы никуда не бежим, мне тоже холодно. Но на незанятых кроватях одеял нет. Несколько секунд я молча стою, не зная, что делать.
— Залезай давай, — шепчет Клара и смотрит на меня, словно ждет, когда я решусь. — Ну же!
Хорошо, что в комнате темно, и Клара не видит моего лица, когда я забираюсь к ней и пытаюсь устроиться на узком матрасе. Зуб даю, я покраснел, как вареный рак. Руки и ноги кажутся слишком длинными, во рту пересохло. Секунду назад мне было холодно, но теперь кожа просто горит. Клара сдвигается, чтобы освободить мне место. Мы лежим бок о бок и пялимся в потолок. Рыжие волосы не умещаются на половине маленькой подушки и щекочут мне лицо, но они мягкие и кажутся теплыми.
— Так-то лучше, — говорит Клара, а потом поворачивается ко мне лицом. — Ведь лучше?