Дом смерти (ЛП) - Пинбороу Сара. Страница 20

— Думаешь, он все-таки заболел? — волнуется Клара.

И не зря. Крыло Джорджи пахнет ужасно. Из раны, пока я ее промываю, сочится еще больше гноя. Сам Джорджи как будто полусонный. Макушка под моими пальцами кажется горячей.

— Может быть, — говорю я. — Но он у нас крепкий парнишка. Поправится.

Словно соглашаясь, Джорджи тихонько щебечет, и Клара немного успокаивается. Не хочу, чтобы она всю ночь смотрела на больную птицу. Если Джорджи заболел, то сейчас уже ничего не поделать. От того, что мы будем на него пялиться, никому лучше не станет. К тому же сегодня Клара меня еще не целовала. Пусть это неправильно, но поцелуй волнует меня больше, чем птица. Я все еще ее парень? Или она передумала и просто не хочет мне говорить? В голове кружатся миллионы сомнений. Почему она меня еще не поцеловала? Сердце рвется на части, и куски падают прямо в живот.

— Дождя нет. Пойдем на улицу, — предлагаю я. — Заглянем к нему, когда вернемся.

Клару долго уговаривать не нужно. Она — сгусток энергии, рвущийся на свободу. И создана не для того, чтобы сидеть взаперти в доме, который, хоть и огромный, но все равно вызывает приступы клаустрофобии.

— Хорошая идея. — Клара встает на цыпочки и легко меня целует. Поцелуй мимолетный, но сердце уже несется вскачь, а по коже гуляет ток. — Идем, красавчик.

Внезапно я будто пьянею. Хочется на все плюнуть и остаться. Целовать ее, прикасаться к ней, таять от ее прикосновений. Но сказать об этом вслух не решаюсь. Да и отпугнуть ее боюсь. Не хочу, чтобы она знала, что я постоянно о ней думаю. Уже сто раз я успел представить ее голой. И себя вместе с ней. Кажется, у меня это на лице написано, а Клара все понимает, глядя, как я дрожу и задыхаюсь. Я знаю, что веду себя, как извращенец, но ничего не могу с собой поделать — мысли сами лезут в голову. Может быть, прогулка поможет отвлечься. Хоть немного остыну.

Ночь стоит сухая, но холодная и пасмурная. Лишь изредка из-за туч выглядывает луна, проливая на дорогу крошечные лужицы света. Но теперь темнота не проблема — мы знаем каждую кочку, каждую ямку на острове, словно он целиком и полностью наш. Перелезая через стену, я больше не нервничаю. Наоборот, с нетерпением жду, когда смогу стряхнуть с себя дом и все, что с ним связано. Держась за руки, мы идем по тротуару. Извилистая дорога ведет прямо к воде. Перчаток мы не взяли. У меня мерзнут пальцы, но руку Клары я отпускать не собираюсь. По пути мы шмыгаем носами, разговариваем о том, о сем и тихо смеемся. Рядом с ней я чувствую себя свободным. Все остальное не имеет ни малейшего значения.

Оказывается, в пещеру мы не идем. Подкрадываясь к синему домику у причала, мы замолкаем и жмемся к скале у дороги, чтобы нас не заметили. На всякий случай. Прийти сюда — идея Клары. Само собой, я, как всегда, беспокоюсь, что нас поймают, но не могу не согласиться — есть что-то бодрящее в том, чтобы вот так красться к маленькому строению, зная: там может кто-то быть, и этот кто-то вполне может нас заметить.

— Идем! — шепчет Клара и крепче сжимает мою руку.

Мы пригибаемся и крадемся по гальке вокруг домика. Даже в темноте видно, что краска на старом камне облупилась. То тут, то там на стенах, побитых ветром и дождем, проглядывают светлые пятна. Наверное, дом стоит тут дольше, чем я могу себе представить. Забытый дом на забытом острове, где живут забытые дети. Прямо как начало приключенческого романа. Может быть, так оно и есть. А роман этот — обо мне и Кларе.

Держась за потрепанный непогодой и временем подоконник, мы заглядываем в окно. Но внутри так темно, что в стекле видны только наши собственные призрачные сероватые отражения. Я прижимаюсь носом к окну и щурюсь. Кажется, в углу стоит старая плита. И раковина.

Клара кивком указывает наверх:

— Должно быть, спальня там.

— Если здесь вообще кто-то живет.

Легко, едва касаясь земли, она обходит дом, а я иду следом и дергаюсь от каждого хруста под подошвами кроссовок. Ветра нет, спокойное море едва слышным рокотом поддразнивает берег, поэтому мои шаги в тишине кажутся ужасно громкими. Поверить не могу, что меня никто не слышит. Но в доме по-прежнему темно, и я начинаю думать, что в нем никого нет. Вот было бы круто! У нас с Кларой появилось бы нормальное теплое убежище за стеной.

— Смотри, — Клара показывает на что-то у задней двери. На ступеньке стоят ботинки. — Кто-то тут все-таки живет.

Ботинки явно мужские. Старые и тяжелые. Мощные подошвы покрыты засохшей грязью. Я пытаюсь представить, как кто-то разувается и оставляет ботинки на ступеньке. Куда ходил этот человек? Куда здесь вообще можно ходить? Стремно думать, что кто-то еще, кроме нас, бродит по острову. Разве что учителя да медсестры уходят после обеда прогуляться. Сам я никогда не видел, чтобы они выходили за ворота, но ведь раньше мне и в голову не приходило обращать на это внимание. Возникает ощущение, будто кто-то вторгся на нашу территорию. Ночи принадлежат нам — мне и Кларе. Так же я стал думать и обо всем острове.

— Всего одна пара. — Клара приседает на корточки и проводит пальцем по кожаному краю ботинка. Волосы падают на бледное лицо. — Представляешь, каково тут жить в полном одиночестве? Даже собаки нет.

— А может, есть.

— Была бы собака, давно бы залаяла. — Клара поднимается на ноги и улыбается, глядя на меня. — Хорошо, если тут только один человек. Будет проще тайком пробраться в катер.

Я улыбаюсь в ответ, а потом мы с минуту целуемся в гуще холодного воздуха. Обнимаем друг друга и тремся замерзшими носами. Это, несомненно, возбуждает, но есть и что-то еще. Как будто Клара согревает меня с головы до ног, но все это тепло не умещается внутри, и мне больно от счастья. Потому что от этого счастья что-то во мне обрывается. Словно оно никогда не даст мне того, чего я хочу. Я никогда не принимал наркотики, не считая тех, что подсыпают нам в доме, но, наверное, именно такой эффект они и оказывают.

Мы уходим от дома к концу дороги, где от асфальта убегает в море деревянный причал. Под ногами что-то тихо постукивает, и мы оба подпрыгиваем от неожиданности. Внизу с одной стороны причала к деревянному столбику, который, как кость, торчит из воды, привязана маленькая гребная лодка. Будто застенчивый ребенок, она то заплывает под причал, то выплывает снова. Мы ложимся на холодный песок и смотрим на находку.

— На этой штуке далеко не уплывешь, — шепчу я.

На вид лодка старая и вот-вот развалится. Да и весло только одно. Тот, кто здесь живет, видимо, любит побродить по грязи, но он совершенно точно не рыбак.

Порыв холодного ветра опять уносит лодку под причал, а мы с Кларой дрожим.

— Согласна, зато в ней можно спрятаться. Если узнаем, когда в следующий раз доставят продукты, улизнем и пересидим в лодке. А пока все будут заняты разгрузкой, прокрадемся на катер и сделаем отсюда ноги. Вряд ли кто-то поймет, что к чему. Держу пари, на борту будут только капитан и водитель грузовика.

— Может, и правда получится. — Сердце несется вскачь. Я очень стараюсь не думать о том, что я дефективный, и будущее внезапно кажется бесконечным. — Осталось только узнать, когда ждать доставку. Думаю, продукты привозят раз в месяц.

— А значит, у нас недели две.

Я встаю на ноги и тяну Клару за руку:

— Идем в пещеру. Составим план.

Мне нравится пещера. Нравится даже то, что каждый день ее вымывают волны, и каждый раз, когда мы туда приходим, она новая и свежая.

Мы мчимся бегом по дороге, которую знаем как свои пять пальцев, и громко смеемся, потому что никто нас не услышит. Добежав до пещеры, успеваем согреться. Оба светимся от счастья и то и дело хихикаем. Зажигаем свечу, которую принесли сюда из церкви. Эшли и не заметил, что одна из свечей «сгорела дотла» всего за одну ночь. Он слишком занят мыслями о том, чего не существует, и не замечает того, что у него под носом. Зато мы с Кларой — очень даже настоящие. И нет ничего лучшего нашего настоящего. Мы ставим свечу на выступ в задней каменной стене пещеры, садимся рядышком и разговариваем. От волнения слова так и сыплются. Сейчас мы даже не в пещере — уже уплыли и обрели свободу. Мы поедем куда-то далеко-далеко. Клара пострижется и покрасит волосы. Мы украдем паспорта у старых школьных друзей, которые не заметят пропажи, и двинем в теплые края, где будем сидеть часами у океана и продавать прямо на пляже всякую дребедень, чтобы сводить концы с концами. А ночью будем спать под звездами. Если замерзнем, разведем костер, будем играть на гитаре и петь песни. И все наши друзья будут такими же беззаботными бродягами, как мы. Может быть, мы поженимся — устроим скромную церемонию в духе хиппи на каких-нибудь древних развалинах. Идеально. То есть будет идеально. Мы будем бежать и бежать и никогда не оглянемся назад. Может быть, через несколько лет пошлем родным открытки и сообщим, что у нас все в порядке. А может быть, и не пошлем.