Дело беспокойной рыжеволосой - Гарднер Эрл Стенли. Страница 35

Алдрих выступил вперед, исподлобья глядя на судью Киппена.

– Что вы сказали? – все так же властно произнес судья.

– Я сказал, что Элен не будет ничего говорить.

– Мистер Алдрих, суду известно, что мисс Чейни находится сейчас в зале. Суд приказывает ей занять свидетельское место. Суд расценивает ваше заявление как вопиющее нарушение правил. Мы не будем налагать на вас штраф, поскольку понимаем, что подобное непредвиденное и драматическое развитие событий могло вызвать у вас нервный срыв. Вам придется, однако, занять место рядом с прокурором и воздержаться от любых высказываний, любых переговоров со свидетельницей, в противном случае… – Не закончив фразы, судья привстал и, обращаясь к кому-то в дальнем конце зала, закричал: – Мисс Чейни! Мисс Чейни, вы не имеете права покидать заседание! Вернитесь! Бейлиф [1], не выпускайте ее!

Сидевший у двери бейлиф вскочил и выбежал в коридор. Вслед за ним бросились репортеры и зрители – защелкали фотоаппараты, журналисты старались не упустить ни малейшей детали этой захватывающий сцены. Элен Чейни, стуча каблучками, торопливо шла по коридору. Она уже готова была войти в лифт, когда рядом появился запыхавшийся бейлиф.

Тем временем судья пытался навести порядок в зале.

– Я прикажу очистить помещение, если публика не будет соблюдать тишину, – стараясь перекричать гул толпы, повторял он. – К порядку! Всем вернуться на свои места и оставаться на них вплоть до конца заседания.

– Ваша честь, – громко произнес Гамильтон Бюргер, – человеку, не привыкшему к манере вести разбирательства, свойственное глубокоуважаемому адвокату, – Бюргер презрительно кивнул в сторону Перри Мейсона, – трудно находиться в подобной обстановке. Я попросил бы суд объявить перерыв, чтобы…

– Никакого перерыва объявлено не будет, – твердо заявил судья, – пока эта свидетельница не вернется в зал и не подчинится приказанию суда.

Увидев, что в сопровождении бейлифа в дверях появилась Элен, судья приказал:

– Ведите ее сюда. И прикройте поплотнее двери. Зрители, желавшие полюбоваться на скандал, могут оставаться в коридоре, раз уж они туда выбежали. До окончания разбирательства двери останутся запертыми. – Повернувшись к Элен, судья продолжал: – Мисс Чейни, суд велел вам занять свидетельское место, а вы в ответ покинули зал.

Элен неуверенно переводила взгляд с Алдриха на судью.

– Да, – тихо проговорила она.

– Ну что ж, – пробормотал судья, – это уже кое-что. По крайней мене, вы говорите правду. Разрешите узнать, почему вы решили сбежать с заседания?

– Потому что я не хочу давать показания.

– Но почему?

– Потому что я боюсь. Я не хочу, чтобы обо мне писали. Я…

– Давать свидетельские показания – это не развлечение, а обязанность, мисс Чейни. Поэтому, вызывая свидетелей, суд не всегда сообразуется с их собственными желаниями. В то же время в обязанности суда входит наблюдение за тем, чтобы вопросы, которые будут вам заданы, относились только к сути разбираемого дела и никоим образом не касались ваших личных проблем.

А теперь вы поклянетесь отвечать честно и без утайки и займете свидетельское место. Вы меня поняли?

– Да, сэр.

– Называйте меня «ваша честь».

– Да, ваша честь.

Элен привели к присяге, и судья Киппен проговорил:

– Свидетельницу будет допрашивать суд. Я прошу обе стороны воздержаться от замечаний, если только речь не будет идти о каком-нибудь чрезвычайно серьезном возражении против одного из высказываний суда. Я предупреждаю также, что протесты, касающиеся мелких процедурных деталей, будут немедленно отклоняться. Суд хочет узнать, наконец, всю правду об этом деле. Итак, мисс Чейни, вы слышали показания мистера Алдриха?

– Да, ваша честь.

– Если я правильно понял мистера Алдриха, он утверждал, что дал револьвер системы Кольта, очень похожий на тот, который представил нам сегодня сержант Голкомб.

– Да, ваша честь.

– Где теперь это оружие?

– Я… Мне…

– Где оно? – резко прервал ее судья.

– Здесь. Оно здесь.

– Что значит – здесь?

Она указала на свою сумочку.

– Револьвер заряжен?

– Да, ваша честь.

– Зачем вы носите с собой заряженный револьвер?

– Для защиты…

– У вас есть разрешение на ношение оружия?

– У меня… Мистер Алдрих сказал мне, что…

– Я не спрашиваю, что сказал вам мистер Алдрих. Меня интересует, есть ли у вас разрешение на ношение заряженного оружия?

– Нет, ваша честь.

– Господин бейлиф, подойдите к свидетельнице, – приказал судья, – и выньте у нее из сумочки револьвер. Разрядите его. Во избежание возможных недоразумений спишите его номер. Поместите его среди вещественных доказательств, обозначив его цифрой пять. Пока вы будете производить эту операцию, суд примет в качестве вещественного доказательства первый револьвер, представленный сержантом Голкомбом. Вся процедура должна протекать согласно установленным правилам.

– Суд примет во внимание мой протест против помещения этих револьверов среди вещественных доказательств? – проговорил Мейсон.

– Суд отметил ваш протест и отклонил его, – произнес судья, – мы примем оба револьвера в качестве улик. Отныне они поступают на хранение в суд, чтобы больше никто не смог ввести следствие в заблуждение.

Произнося эту тираду, судья многозначительно смотрел на Мейсона, но на лице адвоката не отразилось ни испуга, ни беспокойства, он по-прежнему вежливо улыбался.

– Господин Клерк, – произнес судья, – назовите номер револьвера, принимаемого в качестве вещественного доказательства номер один.

– Его номер 17475-ЛВ.

– Назовите теперь номер револьвера, обозначенного нами как вещественное доказательство пять. Я имею в виду револьвер, который бейлиф только что получил от свидетельницы.

– Его номер 17474-ЛВ.

– Очень хорошо. Теперь эти два револьвера зарегистрированы в качестве вещественных доказательств. Они переданы на хранение в суд. Любой, кто прикоснется к ним без ведения и разрешения суда, будет обвинен в нарушении закона. Мы не можем позволить вводить суд в заблуждение. Мистер Рэдфилд, я передаю это оружие вам. Завтра в десять утра суд должен получить от вас исчерпывающий отчет. Предупреждаю вас, что ни при каких обстоятельствах вам не следует никому сообщать о выводах, которые будут вами сделаны в результате экспертизы. Единственное исключение составляют помощники, занятые вместе с вами в проведении анализа, но и им вы должны сообщить о запрете передавать сведения кому бы то ни было, включая прессу. Дело должно быть разобрано в суде и только потом в газетах. Я знаю, что, поскольку события сегодняшнего дня были достаточно необычны и неожиданны, неизбежно появление множества газетных статей, обсуждающих нашу работу. Я никак не могу этому помешать – контроль над прессой не входит в мою компетенцию. Однако я, безусловно, намерен контролировать освещение в печати дальнейшего хода расследования. Повторяю: вы не должны рассказывать о результатах экспертизы никому – ни адвокату, ни лицам, с ним связанным, ни… Да, и я на этом настаиваю: ни прокурору или его помощникам.

– Но, ваша честь, – запротестовал Гамильтон Бюргер, – ведь именно прокуратуре принадлежит решающая роль в расследовании этого дела, и мы считаем, что мистер Рэдфилд, как свидетель обвинения…

– Мистер Рэдфилд может быть чьим угодно свидетелем, – раздраженно прервал его судья, – дело оказалось серьезней, чем мы предполагали. Суд прекрасно осведомлен о том, как трудно любому официальному лицу не высказать хотя бы части сведений прессе. Поэтому суд желает, чтобы вся информация оставалась в пределах лаборатории мистера Рэдфилда и была обнародована не раньше десяти утра следующего дня. Вы поняли меня?

– Да, ваша честь.

– По-видимому, – проговорил Мейсон, – суд собирается закончить заседание?

– Вы правы, – ответил судья.

– Я попросил бы уважаемый суд выделить мне еще несколько минут для того, чтобы защита имела возможность допросить мисс Чейни.