Пограничное состояние - Бачило Александр. Страница 1

Александр Бачило

Пограничное состояние

«Привет, Алёнка! Пишет тебе твой боец-погранец и очень по тебе скучает. Надеюсь, ты тоже. На последнее мое письмо из учебки ответ от тебя пока не приходил. Почтари обещают, что придет по новому месту службы, только может задержаться. Граница – это ведь не просто каемка на карте, она иногда там проходит, куда Макар телят не гонял. Призывают – не знаешь, где окажешься, за полярным кругом или в песках, на морском курорте или на голой скале. И с какой стороны Родина – тоже неизвестно. Кругом заграница. Вроде, ничем уж красноярского пацана не удивить. Однако меня удивили в первый же день, как прибыл в часть. Но об этом писать не положено. А ты пиши, как раньше, на в/ч 16380, должно дойти. Привет моим и твоим, всем нашим. Учись там хорошо, вернусь – буду догонять. Целую твои зеленые глаза. Любящий тебя Андрей».

Туда везли самолетом. Долго летели, на север ли, на юг, в Мары или на Кушку – неизвестно. Под конец качало здорово, потом кидало, потом наизнанку выворачивало. Но сели, отдышались, отмылись, сходили на обед – и стройся. Без слов, без музыки – шагом марш на занятия. Вот тут-то мы и припухли. Потому что занятие вел поп.

Отец Роман – молодой совсем, хоть и бородища до пупа. В рясе черной, просторной, как занавес, сам на голову выше любого бойца. Первым делом заставил нас зубрить молитвы.

– Пока молишься, в штаны не навалишь, – приговаривал. – Невместно. Хотя… случаи, конечно, разные бывают. Иной раз и не удержишься. Но статистика, с Божьей помощью, показывает, что нейролингвистическое программирование способствует стабилизации очагов возбуждения в коре головного мозга. Пока думайте так, нехристи, потом поймете, как на самом деле. Аминь.

Вот такой он у нас, отец Роман. Первые дни только с ним и занимались.

После молитвы, бывает, построит в шеренгу да как рявкнет вдруг:

– Сомкнись! Плотнее строй, воинство православное! Вас сюда прислали боевую задачу выполнять, а не краснеть удушливой волной, едва соприкоснувшись рукавами!

Однажды начал вдруг читать нараспев, не по-церковному:

– «Гектор пылал разорвать у Данаев ряды и пытался

Всюду, где видел и гуще толпы, и оружия лучше;

Но разорвать их нигде он не мог, беспредельно пылавший;

В встречу данаи, сомкнувшися башней, стояли, как камень…» Ясно, нет?

Мы молчали, неопределенно переглядываясь.

– Сомкнувшися башней, стояли, как камень, – повторил отец Роман. – Фалангой они воевали. Плотным строем.

– Так перестреляют плотным строем, батюшка! – рискнул поднять хвост Ванька Свиридов, второй номер минометного расчета. – Один снаряд – и взвода нет.

Отец Роман насупился, утопив половину лица в бороде. В первый раз я тогда заметил, что борода у него с сединой.

– Видал бы ты тот снаряд… – сказал он угрюмо. – Ну, да это вам командиры доведут. После присяги.

Тут он ошибся. Присяги-то нам дожидаться не пришлось. Добрые люди ее еще в учебке принимают, а у нас по-другому вышло. Совсем по-другому…

Обитаемого жилья вокруг расположения части, говорят, на много дней пути нет. Не знаю, кто это измерял и как, разве что с самолета, поскольку дорог тоже в пределах видимости не обнаружено. Зато аэродром – будь здоров, в три полосы, по пять тыщ каждая, хоть «Руслан» сажай, хоть «Мрию». Да они и гудят день и ночь – не «Русланы» с «Мриями», а всякие. В основном транспортные, конечно, причем знающие ребята подметили, что плюхаются к нам не только «Илы» с «Тушками», а попадаются и «Боинги» с «Миражами». Хотя в наше время это не в диковинку. Зато нехватки ни в чем нет, и кормежка зачетная. Ну и слава богу.

А вот в увольняшку сходить некуда. Не говоря уж – в самоволку сбегать. Кругом колючка да патрули. Только и остается развлечений – самому в патруле прогуляться. Тут иногда и сюрпризы бывают.

Раз как-то поставили нас со Свиридовым в патруль, а начальником – батальонный замком по вооружениям, целый майор Томилин. Маршрут новый, я тут ни разу еще не ходил. Ну, надели, как положено, повязки, нацепили штык-ножи на ремни и бредем, не торопясь, по вечернему холодку. Обогнули горку, на которой высотомер стоит – кивает, и тут я прямо запнулся от неожиданности. И Ванька тоже замер. Смотрим – перед нами, в низинке, натуральный город! Улицы, дома этажей по двенадцать. Кинотеатр!

Машин, правда, нет, светофоры не мигают. И ни души.

– В первый раз тут? – Майор не обернулся даже.

Видно, не одни мы с Ванькой клювы разевали на этом месте. Бывали и другие вороны.

– Да… жил когда-то город, – Томилин постучал каблуком в крайнюю плитку тротуара, будто боялся, что провалится. Потом быстро, как по тонкому льду, пошел вперед. Стены звонко возвращали эхо шагов. Но стоило остановиться, и наступала такая тишина, какой в нормальном городе никогда не услышишь.

– А что тут случилось, товарищ майор? – Я разглядывал мутные отсветы заката в окнах. – Авария какая-то?

Стекла везде были целы, хоть и запылились. Сдуру можно было подумать, что жители сплошь увлекаются фотографией. Сидят по домам, фотки печатают под красными фонарями.

– Может, радиация тут? – Ванька деловито прокашлялся и сплюнул.

– Не трясись, – сказал майор, – ни черта тут нет. Просто время его подошло… – он остановился на мгновение, к чему-то прислушиваясь. – Подползла граница. Пора город сдавать…

– Виноват! Как это так – сдавать?! – блеснул патриотизмом Свиридов. – На каком основании? У нас ведь границы – нерушимые! Я правильно понимаю? Мы же договор со всеми странами подписали!

Томилин покачал головой:

– С этими не подписывали.

– Так надо подписать! – горел Ванька. – А то городов не напасешься!

– Вот ты когда-нибудь и подпишешь, – невесело усмехнулся майор. – Неизвестно только, с какой стороны…

Вижу, не хочет дальше объяснять командир. Будто стесняется или стыдится чего-то. Или просто тошно. Я давно заметил – тут многие так: начинаешь расспрашивать, а они только отнекиваются. Мол, придет время – узнаешь. Что надо – доведут. По особому распоряжению. После присяги. В части, касающейся. Так толку и не добьешься.

Но Ванька Свиридов, он дотошный. Он и с начальства живого не слезет.

– Разрешите еще вопрос? – говорит.

Но майор вдруг поднял руку.

– Тихо!

Насторожился. Мы тоже прислушались. И действительно, откуда-то доносился строевой ритмичный топот.

Томилин удовлетворенно кивнул и двинулся дальше.

– Это тоже патруль.

– Ничего себе, – пробормотал Свиридов. – Во службу тянут ребята! В патруле в ногу ходят!

Из-за угла ближайшего дома показался человек в странном камуфляже. Вместо брюк на нем были шорты и гольфы, на голове – берет с большой пестрой кокардой. За плечами – ранец с торчащей из него антенной. Следом шли еще четверо в таком же прикиде, но на головах – каски.

Увидев нас, передний вскинул ладонь к берету.

– Командир патруля французского легиона лейтенант Лефевр! Приветствую, господин майор!

– Салют, мушкетеры! – Томилин пожал лейтенанту руку и вдруг вскрикнул от боли. На его пальце выступила капля крови. – Ты чего творишь, лейтенант?!

– Прошу простить, господин майор! Распоряжение по сектору. – Лефевр поднес к глазам нечто вроде брелка с торчащим из него коротким шипом. – Все в порядке! Прикажете также подвергнуться анализу?

– В другой раз, – буркнул Томилин, облизывая палец. – А в честь чего проверка?

Лейтенант помрачнел.

– У нас вчера двоих увели. В том числе полковника Вилье…

– Не может быть! – Томилин резко повернулся и посмотрел в ту сторону, где солнце падало в просвет между домами. – А, черт! Бедный Шарль…

Лефевр покивал.

– Через два дня полковник должен был улететь на материк… – Он снова козырнул. – Мне нужно идти. Будьте осторожны, господин майор. Этот сектор больше не может считаться безопасным. Не стоит патрулировать его с новобранцами…