Королевский путь - Плейди Джин. Страница 56
— Да… да… хозяин…
Николя быстро вернулся в комнату, где остальные сидели в ожидании. Прингл сунул ему в руки бокал, но Николя так дрожал от страха, что расплескал немного вина.
— Господи! Да ты же выдашь сейчас всех нас! — прошипел Прингл. — Эй, Габриель, возьми-ка бокал.
Габриель завопил:
— Нет… нет! Я не решусь! Я говорю вам, он все поймет. Он чувствует такие вещи. Вот потому-то он и вернулся этой ночью.
Дверь распахнулась: на пороге стоял Босуэл, поглядывая на слуг.
— Это что такое? — решительно спросил он. — Ночное собрание! Какой-то заговор, да? Или просто дружеская пирушка? И ни одной женщины, чтобы развлечь эту компанию? Это то вино, которое у вас сегодня есть, Семпл? Ну-ка дай его сюда, приятель. Я же сказал вам, что меня мучит жажда…
Габриель трясся так, что расплескал вино себе на руки, так же как и Николя. Все слуги уставились на Габриеля.
— Тебе что, плохо, Габриель? Ты трясешься, как монахиня-девственница в окружении солдат. В чем дело, приятель? Я тебя спрашиваю!
Громадной ручищей он сгреб Габриеля за воротник, и вино растеклось по камзолу Босуэла.
— Нич… ничего, мой господин.
— Что значит «ничего», если ты трясешься как осиновый лист? Вы, похоже, что-то задумали, ребята… Выкладывайте! В чем дело? Выкладывайте, я сказал!
— Ровным счетом ничего, хозяин… Вот, видите, вино пролил…
— Дай мне этот бокал.
Он взял его и сквозь стекло взглянул на лица слуг. Затем он медленно поднес бокал к губам, продолжая наблюдать за ними. Николя громко вздохнул.
Босуэл принюхался к вину.
— Странный запах, — сказал он. — Мне не нравится это. Да как ты посмел принести мне эту дрянь!
Он плеснул остатки вина в лицо Габриелю, а бокалом запустил Принглу в голову. Тот завопил от боли, а Босуэл расхохотался.
— А теперь, мошенники, — заорал он, — хорошей еды и хорошего питья. И не вздумайте принести мне это дерьмо еще раз. Если вы осмелитесь, то мне жаль, что вы родились на свет. Я увижу, как вы будете вариться в котле на медленном огне! Я на куски вас порежу! Я сделаю так, что вы сами пожалеете, что родились на свет божий. Запомните это! Эй, Семпл, ступай разбуди кухарку и вели ей принести еды. Ты ведь знаешь ее — пухленькую спеленькую Дженни, так ведь? Так вот: держи подальше от нее свои грязные руки. Ты понял?
Габриель был только рад исчезнуть, а, пока его не было, Босуэл продолжал изучать взглядом оставшихся, стоявших перед ним как заколдованные.
Они поняли: он не был обычным человеком. Он вскрыл их предательство, что само по себе уже достаточно плохо. Им было ясно, что они сами себя выдали. Так случилось не потому, что у них не хватило мужества осуществить убийственный план. Не было тому причиной и то, что он раскрыл их заговор. Все дело в том, что ему не было ровным счетом никакого дела до того, что они хотели причинить ему вред. Они не сомневались, что тут не обошлось без колдовства, и теперь четко знали, что они более никогда не осмелятся покуситься на его жизнь.
Габриель вернулся с кухаркой. Она была молоденькая и миловидная, и у Босуэла даже загорелись глаза, когда он увидел ее.
— Я вернулся голодным, детка, — сказал он. — Принеси-ка мне выпить и поесть… и немедленно! Никому не позволяй прикасаться к еде. Тебе ясно, моя девочка?
— Да, мой господин.
— Ну и отлично. Принеси всего побольше… Я страшно голоден… И поторопись… Я жду тебя…
А затем он развернулся и вышел из комнаты.
* * *
Эта зима была суровой, и холодно было даже на юге, где Темза замерзла так крепко, что люди могли без опаски переходить реку. Сильный ветер бился в стены Уэмсского замка, куда последние две зимы вместе с братом, графом Меррейским, приезжала королева.
Марии было все труднее находится в обществе Джеймса. Она знала, что он против ее брака и с дон Карлосом, и с любым из французских принцев. Ведь тогда он не устроит свои собственные планы. Он радел за союз с англичанином, стараясь для Елизаветы и протестантской веры.
Он уже говорил ей, что очень желателен ее брак с Робертом Дадлеем, графом Лестером. Он подчеркивал, что, если Мария выйдет замуж за Лестера, королева Англии объявит Марию и ее детей наследниками английской короны.
Да неужели ему не видно, как нелепа эта идея?
Потасканный любовник английской королевы! Это же оскорбительно! Кто еще был любимцем Елизаветы? Сумасшедший Аран? Брат Роберта Дадлея, граф Варвик? Мария улыбнулась, вспомнив, что говорила английская королева о Варвике… Конечно, он не был так красив, как его несравненный брат. Да он был просто ужасен. Если его не ставить бок о бок с Робертом, то, может, кто-то и найдет его самым достойным великих принцев…
Был еще один возможный кандидат в мужья — Генрих Стюарт, лорд Дарнлей[40]. Но Елизавета, будучи против этого брака, не хотела отпускать его в Шотландию. Однако лорд Ленокс, отец Дарнлея, живший в Шотландии, продолжал лелеять надежды на встречу между красавцем сыном и королевой. Мечтала об этом и мать Дарнлея, леди Ленокс, которая жила в Англии.
Мария тоже начала подумывать о встрече и пришла в необычайное волнение, получив послание от лорда Ленокса.
— Мой сын, — говорилось в послании, — в Шотландии. У него были большие трудности с тем, чтобы покинуть Англию. Королева в конце концов дала разрешение, хотя и неохотно. Он уехал из страны немедленно, опасаясь повторного отказа. Мой сын, страстно желая увидеть Ваше Величество, торопился через границу. Он очень хочет воздать почести своей королеве, и мы во весь опор последуем за этим посыльным, что доставил вам письмо, которое вы сейчас читаете, чтобы предстать перед Вашим Величеством.
Мария улыбнулась. Ну наконец-то она увидит этого молодого человека, о котором так много говорят. Она смутно помнила, что видела его при французском Дворе еще пятнадцатилетним мальчиком. А сейчас-то ему девятнадцать — уже мужчина.
Она позвала прислугу.
— Что бы мне надеть? Что мне идет больше всего? Мы встречались с лордом Дарнлеем очень давно. Мне не хочется, чтобы он подумал, что время отняло у меня красоту.
— Мадам, — все четыре подруги заверили ее, — со временем вы становитесь лишь прекраснее…
* * *
А тем временем по дороге в Уэмсский замок неслась кавалькада, возглавляли которую Генрих Стюарт и его отец.
Лорд Дарнлей был очень высок и строен, с нежным безбородым лицом. Он выглядел моложе своих лет. У него были темно-синие глаза, золотые кудри, но совершенно не волевой подбородок и какой-то немужественный рот. Он был так молод, что все те излишества, которым он с восторгом предавался, оставили лишь легкую тень на его лице.
Пока они ехали, отец вел с ним серьезный разговор.
— Сын мой, ты должен действовать с осторожностью. Это самый важный момент в твоей жизни. Необходимо, чтобы ты очаровал королеву. Оставь свои питейные привычки и, пока ты при Дворе, уж слишком не распускай себя. Ты должен подружиться с Давидом Риччо.
— С этим писарем низкого происхождения?! — с отвращением произнес Дарнлей.
— Возможно, но королева делает то, что желает он.
— Так он ее любовник, что ли? — бесцеремонно предположил молодой человек.
— Я этого не говорил. Он — ее советник, и она прислушивается к его советам. Он — высокомерный выскочка и требует осторожного обращения.
— Папа, — спросил Дарнлей, — а ты что, действительно думаешь, что королева возьмет меня в мужья?
— Отчего бы и нет, сын мой? Ты выглядишь очень даже ничего.
Дарнлей ухмыльнулся. Он был очень высокого мнения о своей внешности.
— Но, — продолжал отец, — если она узнает про твою любовь к выпивке… про то, что ты себе позволяешь… если она узнает про твои романы с деревенскими девчонками и подавальщицами из таверны…
— Она не узнает, папа. Я буду хорошо себя вести. Я буду ангелом. А потом королева даст мне корону — подарок хорошему мальчику.