Метро 2033. Секреты Рейха (СИ) - Бородулин Егор. Страница 33

Прогнав все действия у себя в голове, Вадим отправился искать Медведя во время отбоя. За все время, которое рейнджеры провели на станции, Медведь успел обзавестись хорошей для дела репутацией среди фашистов – некоторые боялись лишний раз подойти к здоровяку, даже вдвоем. Сталкер нашел рейнджера там, где и предполагал. Медведь облюбовал себе место, где земля была достаточно мягкой, что было гораздо удобнее, чем спать на обычном холодном мраморе. Естественно, никто из рабочих не смел посягнуть на территорию рейнджера-силача.

Завидев сталкера, Медведь улыбнулся и жестом указал на свободное место рядом с собой. Вадим, усмехнувшись, от предложения не отказался и, присев рядом со здоровяком, перешел сразу к делу:

– Есть план побега.

– Побега? – удивленно переспросил Медведь.

– Именно, – кивнул Вадим. – Завтра ночью. Согласен?

Медведь почесал небритый подбородок, задумчиво промычал, после чего снова спросил:

– Про побег погоди пока. У тебя со здоровьем-то как?

– Нормально, – соврал Вадим.

За две с половиной недели здоровье не просто ухудшилось, а стало совсем плохим. Из-за того, что унтершарфюрер уже из личных принципов не давал суточную норму антидота, растягивая одну ампулу на три-четыре дня, вирус начал прогрессировать. Приступы участились, боль резала все тело, а кровь, бывало, шла прямо из ушей. Но Вадим решил, что товарищу этого не обязательно знать.

– По тебе не видно, что нормально, – не поверил Медведь.

– Значит, смотри, – проигнорировав сомнение рейнджера, продолжил сталкер, – Завтра ночная смена выпадает самой… подходящей для нас группе. В основном там – тунеядцы. Тем более, унтершарфюрер с большинством солдат уехал, оставив за главного Владика. Ну, знаешь Владика? Стукача-то? Его ещё фашики чморят? И вот, если начальство не самое уважаемое, то и дисциплина на станции среди надзирателей не к черту, так?

Медведь задумчиво кивнул.

– В бригаде, которая дежурить будет, есть два изгоя, – продолжал Вадим, – Они отделятся от основной группы по-любому. Тут-то нам и нужно будет их убрать. Основную группу можно не трогать. Нам потом надо будет заглянуть к Владику, а затем…

– Постой, постой, – остановил товарища Медведь, – Ну, допустим, мы высвободимся, проберемся к выходу в туннель, а дальше-то что? Там – блокпост. И станковый пулемет. Думаешь, мы с тобой проскочим?

– Ты не дослушал, – ответил сталкер. – Так вот, завтра ночью со станции отбывает торговый караван. Помнишь, они сегодня приезжали? Караван стоять будет завтра целый день, а потом на другие станции пойдет. На нем мы и сбежим.

Медведь снова зачесал подбородок. Подумав минуту, здоровяк ответил:

– Ну, замысел неплохой. Просвети-ка более подробно, что да как. Что от меня то требуется?

– Ну, слушай…

***

Вадима разбудил тройной удар в колокол. Лениво поднявшись, сталкер заковылял к «столовой». Сегодня, как и всегда, давали какие-то помои. Но когда твой желудок сковывает страшный голод, ты и не такое съешь. Помои стали более-менее привычной едой, и на противный вкус Вадим уже не жаловался.

Этот день обещал быть таким же, как и все предыдущие. Сплошная однотипная работа целый день, а потом и отбой. За две недели не происходило ничего интересного. Пару раз приезжал навестить Вадима Волк. Оценив условия, в которых приходилось выживать пленнику, штурмбаннфюрер лишь довольно ухмылялся, каждый раз спрашивая: «Ну, нравится тебе? Весело тебе? Сам выбрал такой путь, нечего на меня так смотреть!».

Однажды на Тверскую прибыл Инквизитор. Заключенных, которые бунтовали и отказывались работать, призывая других рабочих к мятежу, тут же вязали и отправляли в обезьянник. Там рабы ждали своей участи. Сначала никто не подозревал, что их ждет, но когда на станцию прибыл отряд во главе с тяжело-бронированным Фарером, тогда-то бунтовщики и забастовщики запаниковали.

Вадим запомнил тот день, когда их казнили. Тогда забастовщиков вывели в центр станции. При виде огнеметчика Медведя затрясло. Глаза рейнджера налились кровью, руки сами сжались в кулаки, а вены на шее задергались с огромной частотой. Однако фашист не обратил на здоровяка никакого внимания. Бунтовщиков поставили на колени в кучку. Перед тем, как свершить «правосудие», унтершарфюрер громко произнес такие слова:

– Каждый, кто только упомянет о бунте, мятеже или забастовке будет казнен жестоко и бескомпромиссно!

После этих слов начальник станции отдал приказ Инквизитору. Зашумел огнемет, и языки пламени окутали то место, на котором, молясь, стояли на коленях рабы. Их крики перебивало лишь шипение огнемета. Это было по-настоящему жуткое зрелище. «Вот как казнили вторую группу», – подумал Вадим, – «На глазах у бригадира. Сожгли. Заживо».

Остаток того дня Медведь не унимался ни на минуту. Гнев душил его. Вадим боялся подойти к товарищу, а то вдруг тот, на эмоциях, не проконтролирует себя и сорвется на сталкере? Всякое может быть. Лучше было оставить здоровяка наедине с самим собой. Пусть для начала успокоится, а потом уже можно с ним поговорить по душам.

При выполнении однотипной работы один день не отличался от другого. Подъем, завтрак, работа, короткий обед, работа и отбой. Изредка Вадима вызывали к унтершарфюреру. Однако после отъезда начальства, временное правительство в лице Владика антидота не давало. Ну и хрен с ним! План был готов и продуман на несколько шагов вперед. Как будут действовать беглецы, зависело от обстановки, охраны и от деятельности самих рейнджеров. Если один раз заметят, то второго шанса сбежать уже не будет. Так что, нужно действовать четко и быстро.

Рабочий день подходил к концу. Пора! До того, как солдаты успели объявить отбой, Вадим нашел Медведя, обговорил все детали, и, пожелав друг другу удачи, беглецы сделали вид, что легли спать. Фашисты забили три раза в колокол. «Ну что ж, ни пуха!» пожелал себе Вадим. Как и предполагалось, основная масса дежурных надзирателей сидела у костра, почти в центре жилой платформы. А вот два солдата, невысоких, худощавых, расположились на противоположном конце платформы, зажгли горелку и уселись рядком. Вадим с Медведем медленно начали подползать к двоице, стараясь не привлекать к себе внимания ни фашистов, ни других заключенных. Выбрав наиболее темный угол, Медведь уселся и кивнул Вадиму в знак своей готовности. Вадим же пополз дальше, делая крюк, тем самым заходя к двум солдатам со спины. Отсчитав ровно шестьдесят секунд, Медведь замычал, напевая одному ему знакомую мелодию. Мычание было тихое, но такой громкости было достаточно, чтобы привлечь внимание двух надзирателей.

– Эй! – позвал один из солдат, – Это че там за концерт, м-м? Заткнись давай и спи!

Но Медведь продолжал мычать. Как и предполагал Вадим, в одиночку надзиратели побоялись подходить к здоровяку, поэтому им пришлось оставить свой «пост» и пойти усмирять Медведя. Горелку фашисты оставили. Вадим медленно, почти беззвучно, выполз из укрытия, подобрал камень побольше, и тихонько пошел на фашистов, стараясь не выходить на свет. Солдат, шедший впереди, нервно светил фонариком и крутил в руках дубинку. Второй же шел, с пустыми руками, ничем не вооружившись. Надзиратели подошли почти вплотную к Медведю.

– Ну и что ты поешь тут? – заговорил первый, – Спать надо! Отбой!

Вадим подкрался к фашисту, который стоял за спиной у первого, и резко ударил солдата камнем по затылку. Ничто не защищало голову бедолаги сзади, поэтому удар отправил фашиста в нокдаун. Вадим не успел подхватить потерявшего сознание солдата, и тот со стоном рухнул вниз. Первый надзиратель повернулся на шум за спиной и на мгновение опешил. В глаза Вадима ударил яркий свет фонаря, и глаза беглеца от непривычки заслезились. В тот же миг на помощь подоспел Медведь, крепко сжав шею фашиста. Здоровяк не отпускал второго барахтающегося бедолагу, пока тот не перестал сопротивляться. Рейнджер ослабил хватку и отпустил мертвое тело фашиста на землю.

– Отлично! – прошептал Вадим, – А теперь, маскируемся!