Груз семейных ценностей - Горская Евгения. Страница 12

Телефон тут же зазвонил снова, она даже не успела его убрать.

– Да, – ответила Настя Сереже. Наверное, это единственное слово, которое она еще может произносить.

– Мне нужно срочно уехать, – говорил Сережа. – Ненадолго, на несколько дней. У заказчиков софт барахлит, я должен посмотреть. Возвращайся в Москву немедленно, ладно? Я тебя прошу.

– Сегодня родители приедут, – соврала Настя. Нет, она может произносить и другие слова.

– Я хочу, чтобы ты вернулась!

– Одна я там не останусь, правда. – Это говорила другая Настя. Прежней не было и никогда больше не будет.

– Обещаешь?

– Да.

– Мне нужно ехать прямо сейчас.

– Я поняла.

Настя положила телефон в сумку, тяжело поднялась. Ей казалось, что до метро она не дойдет, но она дошла. И до электрички дошла. И потом дошла до дачи.

Утром, проследив за соседом Сергеем до работы, домой Виктор Федорович ехал долго, чертыхаясь, глядя на перерытые ремонтниками дороги. Поэтому назад выехал сразу после обеда и приехал на полтора часа раньше ориентировочного срока. Это оказалось правильно, он едва не столкнулся с машиной Сергея у офисного шлагбаума.

Еле успел развернуться на неширокой дороге, но все-таки догнал «Хонду». Потом он все время боялся отстать где-нибудь у светофоров, но не отстал и видел, как Сергей вышел из машины вместе с незнакомой девицей, пара вошла в подъезд блочной девятиэтажки.

Девятиэтажка находилась чуть дальше Ириного дома.

Если бы Ира не сказала, что девица беременна, он мог этого не заметить. Живот не слишком выделялся под распахнутой курткой.

Виктор Федорович немного посидел в машине, потом освободил проезд посигналившему ему «Пежо» и приткнулся на свободное место у Ириного дома. Свободные места были, в квартале уже с полгода платная стоянка.

Наверное, подниматься в ее квартиру права он не имел, квартира теперь принадлежала наследникам, но он поднялся. Отпер дверь своими ключами и постоял, не зажигая свет.

Открыл дверцу тумбочки, достал свои тапочки, переобулся. Тапочки нужно будет выбросить. Еще нужно выбросить зубную щетку и кое-какие другие его вещи.

А ведь выстрелить мог не только Сергей, могла и эта девка.

Недавно любая мысль, связанная с выстрелами, показалась бы ему дикой. Стреляли только в фильмах и книжках-детективах, которых он никогда не читал. К его жизни это никогда не имело отношения.

Убивают только из-за денег и из-за баб, уверял его когда-то бывший одноклассник. Только из-за денег и из-за баб. Одноклассник долгое время проработал в уголовном розыске, потом уволился и сейчас возглавлял где-то службу безопасности.

Жаль. Сейчас мог бы пригодиться.

Впрочем, у него наверняка сохранились знакомства, нужно иметь это в виду.

Находиться в Ириной квартире было тяжело. Он только однажды был здесь без нее. Ира тогда задержалась на какой-то деловой встрече, он приготовил ужин и терпеливо ее ждал, читая новости на ее компьютере.

А когда она пришла, он так обрадовался, что долго не хотел ее отпускать, обнимая в прихожей.

Они оба думали, что их дружба почти ничего не значит для обоих. Взрослые свободные люди, почему им не проводить время вместе?

Он думал, что убивает с Ирой время, а оказалось, что время он убивал во все остальные часы.

Виктор Федорович заглянул в холодильник. Холодильник был практически пуст, только в морозилке лежала непочатая пачка пельменей. Он достал сковороду, пожарил пельмени и незаметно их съел.

Наверное, нужно позвонить бывшему оперу, посоветоваться, но телефона одноклассника в записной книжке телефона не оказалось, а ехать из-за этого домой Виктор Федорович не хотел.

Принял душ и лег в постель, на то место, где обычно спала Ира.

В тот год, когда он впервые зашел к ней на даче, зима началась поздно. А однажды, кажется, это был конец ноября, разразилась страшная гроза. Тогда даже были пострадавшие, а половина Подмосковья осталась без света. Виктор помнил, как, приехав на работу, неожиданно подумал, что соседке Ирине, если она еще живет за городом, вполне может понадобиться помощь.

Вообще-то к бескорыстной помощи, о которой его никто не просил, Виктор Федорович относился скептически. То есть откровенно не одобрял. Они даже как-то поспорили с Ириной по этому поводу.

– Ты знаешь, – рассказывала Ира о какой-то подруге, – она так много делает для людей!

Подруга не то помогала бездомным, не то собирала игрушки и одежду для малоимущих, Виктор Федорович уже не помнил.

– Для людей ничего не надо делать, – бурчал он. – Людям нужно не мешать.

– Витя! Обстоятельства бывают разные! Ну как ты не понимаешь! Тебе хорошо, ты успешный, сильный.

– Я успешный, потому что вкалывал с утра до ночи.

– Но не все же так могут!

– Почему? – искренне не понимал он. – Почему здоровые взрослые люди не в состоянии себя обеспечить? Помогать надо старикам, инвалидам и детям-сиротам. Все! Все остальные обязаны никакой помощи не требовать.

– А если женщина остается одна с детьми? – грустно спросила тогда Ира. – Ей тоже не надо помогать?

– Ну… Одинокой бабе с детьми помочь нужно, – согласился он. – Только помочь ей можно одним-единственным способом – посодействовать в поисках работы.

В то утро, после ночной грозы, он не думал о том, что взрослым людям-неинвалидам помогать не нужно. Он поехал на дачу и застал там соседку Ирину сидящей без света в холодном доме.

Вечером за ней должен был приехать Татьянин муж, но Виктор Федорович отвез Иру в Москву сам. Поехать на электричке она не могла – ей необходимо было везти ноутбук и кучу бумаг.

На следующий день он пригласил Ирину в ресторан, а потом они никогда не виделись реже, чем хотя бы раз в неделю.

Ночевать у нее он остался только через два года, твердо понимая, что никогда не заменит ей Ивана. Он к этому и не стремился. Для него Света продолжала оставаться женой, и никакую другую женщину на ее месте он видеть не хотел.

Виктор Федорович не думал, что заснет, но незаметно провалился в сон.

Без Насти было совсем тошно. Алина немного поговорила с Еленой Анатольевной, соседка подошла, увидев Алину с ребенком. Потом перекинулась парой слов с другой соседкой, которая приезжала редко, несколько раз за лето. Эту соседку Алина не любила, тетка была неприветливая и всем недовольная. В прошлом году она пыталась заставить всех высаживать цветы у идущей вдоль дороги канавы, но из этой затеи ничего не вышло. Соседи покивали, не споря с надоедливой теткой, и как косили у канавы траву, каждый у своего участка, так и продолжали косить.

Одна Алина, как дура, посадила астры.

– Это уму непостижимо! – говорила соседка. – Убивают прямо в поселке! Охрана вся уже сидеть должна! А они ходят как ни в чем не бывало. За что мы им деньги платим?!

Алина покивала – черт его знает, за что мы платим деньги охране.

Тетка еще повозмущалась и отперла свою калитку, а Алина пошла с Илюшей домой.

Она заметила, что текут слезы, только когда принялась читать сыну книжку. Малыш уже засыпал, только ненадолго открывая глазки, когда она замолкала. Неожиданно ребенок завозился, поднялся на ножки и ласково погладил Алину по лицу. Она не сразу поняла, что Илюша ее жалеет, подхватила его на руки и заплакала по-настоящему, так, что пришлось доставать носовой платок и долго сморкаться. Потом она сидела, держа сына на коленях и крепко прижав к себе, пока не заметила, что Илюша заснул.

– Ты у меня самый лучший на свете, – шепотом сказала Алина, кладя его в кроватку. – И я все сделаю, чтобы тебе всегда было хорошо. Ты вырастешь умным, сильным и добрым, и я буду тобой гордиться. У нас все будет отлично, вот увидишь.

После обеда она еще немного погуляла с Илюшей на улице, а потом, посадив сына в коляску, решительно направилась к больнице.

Молодой стройной брюнетки она не увидела, зато заметила Олю Сидоркину. Подруга тоже увидела Алину, минут пять посидела рядом.