Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека? - Веселова Валерия. Страница 2

— У нас тут письмо из Франции. Марка на нем. С молодым человеком. Написано: «Ланселот». Что значит Ланселот?

— Ланселот значит имя, Василий Иванович.

— Ты мне, Пал Палыч, серьезно скажи, а то журнал твой попорчу. Что, не веришь? Скажу, под грозу попал, и мне за это ничего не будет.

— Вредный ты, а я добрый. И Ланселот был рыцарь добрый. За это и сподобился первым увидеть Грааль.

— Ну?!

— Вот те и «ну»! Давай сюда мою почту…

— Нет, Пал Палыч, кажется, дождь собирается… Что за чудо — Грааль этот?

— А это, Василий Иванович, сосуд. Из него сам Христос вино пил и апостолам подносил, а тебя небось батюшка из такого с ложки кормит, если причаститься придешь. Ходишь причащаться-то?

— Мне, Пал Палыч, некогда. У меня работы много. Людям окна в мир прорубаю.

— Если бы ты, Чапай, прорубил хоть форточку, да что там — хоть щелку самую малую, ты бы тоже Грааль увидеть сподобился. Так что не гунди. Давай прямо говори: чего спросить хотел?

Шлыков задумчиво пожевал губами воздух, словно это требовалось для усвоения полученных сведений. Положив на подоконник «National Geographic», он закинул следующую удочку:

— Не знаешь, чего это соседи твои, Рукавишниковы, приехали к нам в Родники? Ты вроде с Носиками ладил, которые им дом продали, говорили тебе, наверное…

— Суешь ты нос… Не продали Носики! Они подарили дом этот, понял?! Просто взяли и подарили… Ничего ты не понял. Давай-ка двигай ногами, а то люди тебя ждут, а ты тут пыль под столом короля Артура собираешь. Нехорошо, Василий Иванович…

Шлыков и это стерпел. Пыль — подумаешь! Мишин, конечно, не дурак. И если умный Мишин врет, а он, без сомнения, врет, значит, они в сговоре! Какие, спрашивается, дома в наше замечательное время могут стать подарком? Никакие! Подарить в наше время могут шоколадку. Куклу Барби еще могут подарить. Как и в прежнее замечательное время вообще-то. А от таких подарков больно уж попахивает чем-то «в особо крупных»…

Выйдя со двора Мишина, почтальон двинулся не прямиком к Рукавишниковым, жившим через улицу, а свернул за угол — в магазин. У Шлыкова кончились сигареты, а следовало подымить, чтобы вольготней раскинуть мозгами над словами Мишина. Надо было сопоставить письмо из Франции и непонятные подарки, и этот еще… Грааль. Все это мучило и жгло его разум.

И надо же было такому случиться — на пороге магазина «Продукты» Шлыков столкнулся с Ольгой Рукавишниковой! Она извинилась и быстрым шагом направилась восвояси.

Шлыков проводил Ольгу гипнотическим взглядом, но Рукавишникова не обернулась. Он поправил сумку на плече, недовольно хмыкнул в усы и, войдя в магазин, спросил продавщицу Машу:

— Чего купила Рукавишникова?

— Хлеб черный и батон плюс макароны и майонез, спички. Всего на шестьдесят три рубля сорок копеек. А что ты, Василий Иванович, так интересуешься? Ты какой разведки резидент?

Шлыков и здесь вынужден был пропустить обидные намеки мимо ушей, хотя душа его страдала.

— Я тебе, Мария, вот что скажу. У этих Рукавишниковых денег немерено. Иначе откуда у них этот дом? Купили, говоришь. А позвольте спросить: с каких таких законных доходов? Детей трое. Иван? — врачишка простой. Жена его со двора ни ногой, в магазин разве что… Чем занимается? Скажешь, шампиньоны надомно выращивает?..

Продавщица загоготала, подперев бока кулаками. Шампиньоны! Ну дает почта! Отсмеявшись, она предложила свою гипотезу:

— Может, они наследники какого-то шейха арабского!

Шлыкова аж передернуло от такой несусветной дремучести.

— Эх ты… одно слово, Маша! Где мы и где шейхи! А ты знаешь, какой счет за электричество они на почте оплатили? Триста рублей! Триста!.. Месяца не прошло, как они тут, смекаешь? То-то и оно… Чем люди занимаются при таком электричестве? Может, Ольга фальшивые доллары рисует и на станке печатает понемногу, чтобы незаметно… Она, говорят, художница, вот и малюет, хе-хе, на пропитание…

— Они в магазине рублями платят, — возразила Маша.

— Вот деревня! Доллары в Серпухове на базаре меняют, там же и мелочь берут, а то и в Москву ездят. Картошку-то они не сажали?

— Не сажали…

— Я и говорю, нечего художнику мараться об землю! Он у тебя за фальшивки десять мешков на зиму купит — и все дела.

— Рублями платят, тебе говорю, Чапай!

— Ты не обзывайся… Рублями… Вот я и смекаю: неспроста они сюда приехали. Места, вишь, понравились… Такое, ты меня извини, Мария, просто слушать смешно! Добрые-то люди к Москве тянутся, а не бегут из нее.

— Чего сам-то не едешь? Или ты недобрый?

— Дык…

— Вредный ты, Василий Иванович. И куришь всякую дрянь. На вот, забирай свою «Приму» и почту свою неси. Нашелся тоже, ошибка резидента!

Шлыков сдержался. Маша была женщиной без высшего образования, а значит, заслуживала в его глазах снисходительного отношения.

Сам он «академиев не кончал», зато очень много читал из современной литературы, отдавая предпочтение детективам и остросюжету. Насчет делания фальшивой валюты Шлыков был уверен, что дыма без огня не бывает. Раз люди пишут, а он читает, стало быть, надо держать ухо востро. Вот почему, в частности, он считал, что деланием фальшивой валюты занимаются все кому не лень.

Почему Шлыков не отдал Ольге письмо, встретив ее в магазине?

Вот еще здрасте! Как только на почте он разобрал фамилию Рукавишниковых на нерусском конверте с нерусскими марками и штемпелем, он сразу решил не бросать письмо в прорезь на заборе, как сделал бы в штатной ситуации, а вручить лично, под предлогом того, что считает своим долгом уточнить имя-отчество адресата. Служба у него такая — знать всех в лицо.

В поле, соответствовавшем нашему «откуда», на конверте стоял штамп с аккуратными черными буковками. Их Шлыкову разобрать не удалось, и это тоже давало определенную пищу для размышлений.

А вдруг это зарубежные подельники Ольги — такие же отпетые фальшивомонетчики? Прислали, допустим, последние инструкции о степенях защиты новых долларов.

Впрочем, тут Шлыков сам же и обругал себя в сердцах — это уж, как и арабские шейхи, ни в какие ворота не лезло.

Но что тогда, что?! Адресаты в Родниках, то есть на участке Шлыкова, писем из-за границы не получали. Другое дело — в Кудрино, на окраине которого и примостились Родники. Там, рассказывают, тонны зарубежной корреспонденции, журналы научные, словом, как и положено в молодом городке физиков.

Толстый конвертик-то… О чем можно столько писать?

Лично Шлыков переписывался только с родственниками в Калининграде. Они писали исключительно о погоде и передавали приветы знакомым, а вот его собственные письма были очень информативными, особенно в последние годы. Шлыков считал, что родственники, оказавшиеся в зарубежном анклаве, нуждаются в его моральной поддержке.

Однако вот он снова на Rue Lopuchovaya. Шлыков встал на цыпочки у калитки и вытянул шею, высматривая новых хозяев.

Глава 2

Портрет Ланселота, а индекса нет

Ольга закончила утрамбовывать землю вокруг последней из пяти бочек, врытых в тени раскидистой кроны старой яблони. Прищурившись, она изучала дела рук своих. Кажется, неплохо получилось. Правда — неплохо. Сюда еще скамеечку, или пенек, или…

Позавчера Ольга показала мужу журнал с фотографией нескольких «бочковых» озер в чьем-то саду с искусственным ландшафтом. Иван, ухмыляясь, признался, что такой красоты, как ему кажется, не увидишь и в Швейцарии. Но там сам Бог среди гор трудился, а тут люди… Пожалуй, увидит Господь это рукотворное чудо, и, глядишь, обзавидуется, рассердится и снесет все с лица земли. Что тогда?

— Бог не завистливый! — уверенно возразила Ольга.

— Может быть, ты и права. Но он ревнивый. И вот я напрягаю зрение и вижу, что между ревностью и завистью почти нет никакой разницы.

— Ладно тебе, пап! Если он на нас и рассердится, бочки все равно останутся! Они в земле… — заметила младшая дочь Мила.

Пришлось отцу сдаться.