Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека? - Веселова Валерия. Страница 9

— Странно, — пробормотал Рукавишников, пожимая плечами.

А разбудил хозяина почтальон — Иван Васильевич Шлыков. Он решил перед работой заглянуть к Рукавишниковым за марочкой с портретом Ланселота, которую, как он полагал, ему пообещала Ольга. Да вот незадача…

У двери Шлыков долго и напрасно искал кнопку звонка, а веревочки с колокольчиками попросту не заметил. Отбивать руки о дверь он посчитал унизительным для своего звания и на всякий случай решил обойти дом кругом.

По дороге почтальон чуть не провалился в одну из бочек, врытых под яблоней. С изумлением уставясь на будущие рукотворные озера, он решил, что это какие-то западни для воров, правда, очень уж странные. Неужто Рукавишниковы все деревья в саду такими ямами обкопают, чтобы у них яблоки и груши не воровали?!

Затем он увидел распахнутое окно. Кликнув хозяев и не дождавшись ответа, Шлыков в сердцах ругнулся и быстро ушел со двора — время встречать «москвичонок» со свежей почтой, а за марочкой можно и позже прийти.

Перед уходом на работу Иван зашел к Наташе. Она спала, раскинув руки, спала сладко, что называется, без задних ног, но при появлении отца тут же приоткрыла глаз.

— Па, я все знаю: каша в плите, холодильником не хлопать, а то дверца отвалится, кошке курицу не давать…

— А то костями подавится, — подсказал отец.

— Да… — Наташа зевнула. — И еще — придумать что-нибудь на ужин…

— А то мама приедет голодная как зверь, и вам не позавидуешь!

С тем отец и ушел.

Глава 6

Последний день Помпеи

Проводив отца одним глазом, Наташа тут же и закрыла его. Она все прекрасно запомнила. Еще она знала, что надо сходить в магазин, прибраться и закончить наконец с прудиками под старой яблоней.

Девочки провалялись в постелях до начала двенадцатого. Окончательно проснувшись, они спустились в кухню.

— Давай не будем есть эту гречневую кашу! — сказала Мила, увидев на столе кастрюльку, которую Наташа достала из плиты.

— Почему?

— Она вчерашняя.

— А ты какая? Ты, что ли, будто бы не вчерашняя? Давай-ка за стол!

Мила тяжко вздохнула. Вот настырная эта Наташа! Уж она-то точно не меняется — и вчера такой была, и позавчера. Вообще, все окружающие мало меняются. Дедушка и бабушка, которые в Москве какими были год или два назад, такими и остались. И вот кошка Липси… Разве она была когда-то котенком? Нет, Мила такого не помнила. А вот она, Мила, меняется день ото дня. Вот недавно ее старый пододеяльник на тряпки разрезали — новые одеяла в него не влезают, а из-под старых ноги стали торчать. Нет, она не вчерашняя.

— Не буду я есть твою кашу! — твердо сказала Мила и скосила глаза на окно.

— Не будешь?! — возмутилась Наташа. — А что мама скажет, когда приедет и полную кастрюлю увидит?

— Не буду. Ты, Наташ, лучше в окно посмотри. Одного мальчика видишь?

— Ну, вижу. Колька соседский, и что? Кашу-то есть все равно придется, — не дала сбить себя Ната.

— Это не Колька. Это Сережка. Колька вчера налысо обстригся, потому что разозлился, что его все с Сережкой путают. Как ты думаешь, что он там у наших прудиков делает?

— Не знаю. Может, ему мостик понравился.

— А может, он в гости к нам хочет? Может, гречневой каши ему надо. Мама говорит, каша — штука полезная.

Мальчик оказался действительно Сережей. А Колька, его брат, сидел на яблоне, потому девочки его вначале и не увидели.

Войдя в дом и устроившись за столом, братья поведали, что пришли по делу — мама за солью послала. А у прудиков задержались ну совсем случайно!

— А че вы тут делаете? — спросил Сережка, переходя от обороны к нападению.

— Мы сейчас гречневую кашу будем есть! — ответила Наташа. — А вам не дадим!

— Очень надо нам вашу кашу!

— А у нас каша с бананами!

Мила вытаращилась на сестру, а Сережка возмутился:

— Че ты врешь! Такой каши не бывает!

— Почему это? — И Наташу, что называется, понесло: — Мы в Москве всегда такую кашу ели, а тут иногда только. Маме за бананами некогда в Серпухов ездить.

— Ну и че вы тогда сюда переехали? — грубовато спросил лысый Колька. Ему было завидно.

— А нам тут погреб понравился. И прохладно, и сухо. Здесь и бананы хорошо будут храниться, и маслята сушеные. Мы в Москве жили в Ясеневе, на опушке леса, там бананов и маслят видимо-невидимо, а своего погреба не было.

— Че?! Откуда в Москве бананы?

— Москва очень большая. Есть северная сторона и есть южная. Мы на самом юге жили, где теплее всего. У нас и пляжи были, как на Черном море. Одна беда: дом у нас был маленький, и одной стены в нем не было.

Мила даже расстроилась от зависти: ну врет и не споткнется! Наверное, школа все-таки много значит. А мальчишки растерялись. Наташа, наслаждаясь производимым впечатлением, продолжала:

— Да-да! Вы театр когда-нибудь видели? Там всегда одной стены нет. Вместо нее зрители сидят и в ладоши хлопают. Как раз такой дом у нас был.

— И че, подумаешь! — механически парировал Сережка и тут же возбужденно спросил: — А за деньги вас показывали?

Колька тоже открыл было рот, чтобы спросить о чем-то, и сразу закрыл: он не поспевал за событиями.

— Нет, не показывали. Для этого надо свой театр открывать. Это целый бизнес. Очень трудный. Одни безбилетники чего стоят! Мы эту стену открытую загородили просто. Мы там большую картину повесили. «Последний день Помпеи» называется. Там ужас просто какой нарисован.

— Ты че — издеваешься?

— Че-че — заладил! Я врать совсем не умею. Там Помпея нарисована в свой самый последний день. Когда извергался Везувий.

— Ну че ты! Знаю я про Везувий! — Побледневший от мыслей Сережка облизнул пересохшие губы. — Это вулкан. Там все погибли — и люди, и звери, и гладиаторы в цирке…

— Д-да-аа… — протянул Колька. — Интересно вы в Москве жили…

— Это еще что! Мы там такие истории жуткие пережили, что тебе вообще и не снилось!

— Мне и такое не снилось, если честно.

— Верю, Колька, верю, — снисходительно сказала Наташа. — Ну, как насчет каши с маслом?

Мальчишки переглянулись, и, как старший, то есть родившийся на двенадцать минут раньше, на вопрос ответил Сережка:

— Ладно, раз так. Мы банановую кашу еще никогда…

Тут Мила наконец не выдержала:

— Ну ты, Наташ, даешь… Такого я от тебя никак не ожидала! Бананов там нет. Там гречневая каша!

— Уверена?

Наташа заглянула в кастрюльку и вскрикнула испуганно:

— Как же так?! Куда они подевались? Это ты, Липси, съела?

Кошка сидела на подоконнике, облизываясь. Что именно она украла, было непонятно. Сережка и Колька бросились к ней, опрокидывая табуретки, но кошка не стала их ждать. Она мигом спрыгнула на пол и юркнула в дверь.

— Ладно, придется есть обычную, гречневую, — с сожалением сказала Наташа. — Вам, мальчики, сахарком посыпать? Мы с Милой сахар только в шоколадных конфетах едим. Сахар — это верная белая смерть.

Бывшую банановую кашу съели с удовольствием. Даже Мила. При этом она из принципа густо посыпала свою порцию белой смертью — пусть не думает Наташа, что самая умная! Только представьте, так издеваться над людьми!

Ели молча. Сережка и Колька косились на Наташу. Они и верили, и не верили. Хотелось верить — это да. Но и сомнительного было много.

Когда тарелки опустели, Наташа скомандовала всем идти в сад. Кто хорошо поел, тот должен хорошо поработать, иначе желудочный сок плохо вырабатывается.

Мальчишкам и в голову не пришло сказать, что работать в чужом саду — это совсем не такое удовольствие, как, скажем, таскать из него спелые августовские яблоки или, к примеру, угощаться той же кашей, пусть даже и без бананов. Правда, они не так уж сразу принялись за работу, сначала затеяв игру — кто больше ям перепрыгнет. Однако деловитость девочек передалась им быстрее, чем можно было ожидать, глядя на их индейские скачки и прыжки.

А когда мальчишки поняли, зачем бочки вкопаны в землю, они пришли в полный восторг. Надо же — рыбки! Надо же — нимфея!