И у палачей есть душа - Гиртаннер Маити. Страница 3

Он говорил о месяцах заключения под его свирепым надзором, когда я пыталась пробудить в сокамерниках веру в Бога, упование перед лицом страдания и смерти, надежду на вечную жизнь, где зло будет побеждено навеки.

По крайней мере, это была ясная просьба. Но как с ним говорить о будущей жизни, не предложив сначала рассмотреть жизнь прошедшую? Ведь при свете его прежние поступки станут заметнее. Путь христианского примирения начинается с признания вины. Не для того, чтобы с наслаждением перебирать прошлые грехи, а для того, чтобы на расстоянии увидеть их со всей ясностью.

Его поведение выражало подлинное смирение — плечи сгорбились, голос понизился. Смущенный вид резко контрастировал с той надменной уверенностью, которая отличала его сорок лет назад. Но следовало начать с признания правды. Была моя очередь говорить.

— Отдаете ли вы себе отчет в содеянном? Как вы до этого дошли?

— Что вы хотите сказать?

— Ну, как вы стали военным преступником?

Вспышка раздражения промелькнула в его глазах, напомнив мне о том, каким он был прежде.

— Вы так это называете?

— Да, я называю это так. Не вижу, как иначе определить то, чем вы занимались во время войны.

Он пустился в запутанные оправдания принятых в юности решений. Успехи в медицине, то, как гитлерюгенд заигрывал с лучшей частью молодежи, чтобы привлечь ее в свои ряды; первоначальное стремление быть лояльным гражданином своей страны; зловещее стечение обстоятельств, перед которым он чувствовал себя бессильным; промывание мозгов, которому он подвергся в гитлерюгенде… Разумеется. Но его сегодняшний гнетущий фатализм не оправдывал прежнего усердия! Разговор незаметно соскользнул с исторической почвы на духовную. Я почувствовала, что он начал выражать искреннее сожаление по поводу своих действий. Теперь я хотела, чтобы он сделал следующий шаг:

— А теперь? — спросила я.

Он пожал плечами и вздохнул:

— Вы говорили про обещанный Богом рай. Как вы знаете, по происхождению я христианин. Верите ли вы, что для таких, как я, есть место в раю?

— Место есть для всех, кто, какова бы ни была тяжесть его грехов, соглашается принять Божье милосердие. Для этого Христос отдал за нас жизнь. И Он был с нами до самого Креста, ибо цена была высока, значит, мы можем доверять Ему. На последнем вздохе Он подумал о вас лично, обо мне лично. Никогда Он не отрекся от безграничной любви к вам. Даже когда вы совсем отдалились от Него.

Я говорила медленно, стремясь, чтобы каждое слово проникло в него, запечатлелось в его сердце. Я видела, как постепенно поднималась его голова, распрямлялось тело, как будто он снова мог дышать, как будто новое будущее открывалось перед ним. Так мы проговорили больше часа. Он объяснил мне, что представлял себе смерть как дверь гаража, которая, закрывшись за ним, превращала его в узника, поэтому он боялся смерти.

Я продолжала говорить и видела, как он меняется. При этом он говорил немного. Вначале его приход был вызван только страхом, паническим ужасом перед приближавшимся концом. Я видела, как постепенно он все более открывается моему призыву совершить шаги к покаянию и примирению.

Внезапно он поднялся, подошел к дивану и наклонился ко мне. Глаза его увлажнились, губы дрожали. Он пробормотал: «Простите. Я прошу у вас прощения». По-немецки существуют два слова для выражения прощения: Verzeihung и Vergebung. Второе намного сильнее первого и отсылает к тяжким грехам. Именно это слово он употребил.

Инстинктивно я сжала его лицо обеими ладонями и поцеловала его в лоб. В эту минуту я почувствовала, что действительно простила. Этот поцелуй был подлинным поцелуем мира [9], самый подлинный и самый искренний из всех, что я давала и получала.

Настоящее чувство мира, светлого покоя наполнило мое сердце. Подле меня Лео явно переживал внутреннее обращение. Он сел и снова спросил меня:

— Что я теперь должен делать? Как могу я искупить содеянное мною зло?

— Любовью, — ответила я. — Любовь — единственный ответ на зло.

Я продолжала:

— Вы никогда не сможете сгладить или исправить зло, причиненное людям во время войны. Используйте же оставшиеся вам месяцы, чтобы делать добро окружающим, близким.

Он нахмурил лоб.

— Но как? Никто в Германии не знает о моем прошлом. Я женился, создал семью. Я известный и уважаемый в городе врач.

— Если вы в этом доверитесь Богу, Он даст вам силы и возможность проявить мужество в этой ситуации. Вы сказали мне, что вам осталось жить не больше шести месяцев. Вы полагаете, что у вас есть более важные дела, чем подготовка к решающей Встрече?

Он пробыл у меня два часа. Оставшись одна, я весь вечер и большую часть ночи пребывала в глубоком потрясении. Не было сил двигаться, говорить, делать что бы то ни было, кроме как смотреть на опустевшее кресло, в котором человек, бывший сорок лет назад моим палачом, открыл для себя благодать прощения.

Его жена пришла с ним вместе, но предпочла остаться в стороне, дожидаясь в соседней комнате. Через полгода она мне позвонила, чтобы сообщить о смерти Лео. И сказать, что в последние минуты, когда она предложила позвать пастора или священника, он ответил: «Я хочу, чтобы рядом со мной была Маити».

Лео сдержал слово. Вернувшись в свой городок в Рейнской области, он сначала собрал всю семью, а на следующий вечер друзей и знакомых. Он исповедался в своем прошлом и выразил желание быть им полезным во всем, что в его силах. Его последние месяцы действительно стали временем жизни для других. Я все время молилась за него. Я не сомневаюсь, что он уже разделяет радость сынов Божиих. В Лео исполнилась тайна Искупления.

Долгие годы я никому не говорила об этом событии, не желая выставлять себя напоказ, из уважения также к его личной истории. Через десять лет после этой невероятной встречи те немногие близкие, которым я о ней рассказывала, убедили меня в необходимости свидетельствовать об этих фактах и для этого вернуться к обстоятельствам, приведшим к ним. Множество телевизионных передач как, например, «Ход века» в 1996 году и интервью, опубликованные в журналах, дали мне возможность рассказать основные эпизоды этого дела.

На закате жизни я прослеживаю основные ее этапы, которые, я надеюсь, помогут понять, почему и как Господь воспользовался одной из своих бесполезных слуг, чтобы явить могущество Своего милосердия.

Глава 2

Музыка будет моей жизнью

Служить Франции, хотя я не француженка, — таков парадокс моей жизни. Вызов был принят мною в восемнадцать лет, когда началась война.

Я родилась в Швейцарии 15 марта 1922 года, и я всегда сохраняла швейцарское гражданство, полученное благодаря отцу-швейцарцу. Это гражданство определило особенности моей судьбы, которых никто не мог предвидеть заранее.

Мой отец, Пауль Гиртаннер, происходил из одной из самых старых швейцарских семей. Генеалогию нашей семьи можно проследить до середины XIII века. В Швейцарии никогда не упомянут чью-то фамилию, не назвав при этом его родной кантон. Род Гиртаннеров происходит из кантона Санкт-Галлен, немецкоязычного кантона на востоке страны, расположенного вблизи озера Санкт-Галлен и австрийской границы. Наша семья была даже одной из семей — основательниц кантона и почти всегда представляла его в федеральном собрании. Заседать в правительстве было для семьи моего отца формой служения родине.

Я, несомненно, что-то из этого унаследовала… Исследования показывают, что наш род происходит из деревушки Гиртанн в Вальде, соседнем с Санкт-Галленом кантоне. Все Гиртаннеры по мужской линии были красильщиками, с XV века до начала ХХ-го. Многие члены семьи последовательно занимали пост бургомистра города Санкт-Галлен в XVIII веке.

Мой отец, Пауль, отпрыск старшей ветви Гиртаннеров, родился в 1890 году. Он был чрезвычайно способен к языкам, высшее образование получил в Англии. В старинных швейцарских семьях было принято отправлять сыновей учиться за границу. Отец говорил, естественно, по-немецки, французский и английский знал в совершенстве, а кроме того, владел испанским и итальянским. Его открытость к внешнему миру склонила обувную фирму Балли к решению назначить отца директором по международным связям.