Дело коптящей лампы - Гарднер Эрл Стенли. Страница 35

— Продолжайте, — спокойно сказал Дюриэа.

— Ну вот, — сказал Грэмпс, — а в это время кто-то зашел к мисс Грейвен, и я, если можно так сказать, просто слонялся по офису. Этот парень, Стэнвуд, которого ты допрашивал у себя вчера вечером… Ты же знаешь, он работал на Прессмана.

— Я жду, — холодно сказал Дюриэа, — что вы все-таки объясните нам, где вы нашли эту газету.

— Ну, так ведь я же тебе говорю, — сказал Грэмпс тоном малыша, пытающегося объяснить, как это камень вдруг вырвался у него из рук и вдребезги разнес окно. — Я в это время заглянул в кабинет Стэнвуда и там увидел эту газету, она валялась у него на столе. Она была за двадцать четвертое число. Чисто случайно я бросил на нее взгляд и обратил внимание на заголовки. Мне показалось, что я где-то видел что-то похожее, а потом мне пришла на память та самая записка. Тогда я стал разглядывать ее более внимательно и обнаружил, что там были те же самые фразы, которые мы прочитали в той предсмертной записке. То есть я хочу сказать, что они были вырезаны из такой же газеты за то же самое число… Итак, газета вышла двадцать четвертого числа, это лос-анджелесская вечерняя газета. В Петри она могла быть доставлена не раньше восьми вечера. Может быть, даже немного позже… Вот так-то, сынок, а теперь поломай над этим голову.

— Не собираюсь ни над чем ломать голову, — с нотками металла в голосе заявил Дюриэа, — последний раз спрашиваю, где вы взяли газету, из которой были вырезаны слова?

— Не-а, — протянул Грэмпс. — Ни словечка ты от меня не услышишь, пока я не наемся до отвала. Милдред старалась, готовила нам всю эту вкуснятину, и если ты не хочешь есть, то, по крайней мере, имей совесть и дай поесть другим, и уж во всяком случае не стоит так перевозбуждаться на пустой желудок. Господи ты Боже мой! Да если бы я знал, что ты так будешь психовать, никогда бы в жизни не рассказывал тебе об этом до обеда… Милдред, не возражаешь, если я съем еще пончиков, пока они еще горячие?

Грэмпс вылез из-за стола, спокойно выбрал три пончика с застеленного салфеткой блюда, положил на каждый по большому куску масла и дал ему растаять.

— Так только и можно их есть, — провозгласил он. — Необходимо подождать, чтобы масло растаяло и насквозь пропитало пончик.

Милдред кивнула мужу.

— Оставь его в покое, Френк. Давай обедать. Я уже сто раз видела, как Грэмпс становится в позу. Его можно сдвинуть только динамитом.

Дюриэа промолчал, но просидел весь обед с мрачным, неприступным лицом, открывал рот только для того, чтобы положить туда очередной кусок. Не сводившая с него глаз Милдред внезапно вспомнила о проделанных ею манипуляциях с телефоном и, извинившись, встала из-за стола, чтобы вернуть трубку на место.

Когда Грэмпс покончил с пончиками с маслом, жареными цыплятами с пюре и деревенским соусом, он с удовлетворенным вздохом отставил в сторону тарелку и сказал с надеждой в голосе:

— Только не говори мне, что ты еще и десерт приготовила.

— А как же? Земляничный пирог, — объявила Милдред.

Грэмпс через стол бросил взгляд на Френка Дюриэа.

— Ну, сынок, что я говорил? Эта девчонка — настоящая Виггинс. Какая из нее вышла стряпуха!

Сохраняя непримиримое молчание, Дюриэа проигнорировал и эти слова Грэмпса. Наконец Грэмпс не выдержал:

— Да ну же, мальчик мой, не надо так себя вести! Не обращай внимания и лучше отдай должное этому замечательному кулинарному шедевру, потому что что-то подсказывает мне, что стоит мне только рассказать тебе все, что я разузнал, и ты тут же установишь прямую связь со своей конторой.

В разговор неожиданно вмешалась Милдред:

— Послушай, Френк, ты, конечно, можешь доверять ему, если хочешь, но он моя собственная кровь и плоть, и я знаю его, как самоё себя. И я бы на твоем месте этого не делала.

Непримиримым тоном Дюриэа заявил:

— Грэмпс, если вы будете совать свой длинный нос в это расследование, вы поплатитесь собственной шкурой, и очень скоро. И я за вас ходатайствовать не буду, и не надейтесь!

— Ходатайствовать за меня! — возмущенно воскликнул Грэмпс. — Будем надеяться, что тебе не придется приносить эту жертву. В жизни никто никогда не ходатайствовал за меня, и я думаю, что этого никогда не случится.

— Брось храбриться, Грэмпс, — сказала Милдред. — Ты уже на пороге к суду. Ведь мой муж серьезно относится к своим обязанностям.

— Пусть, пусть отправляют меня в суд, если смогут! — воскликнул Грэмпс, а потом с усмешкой добавил: — Вот мой девиз. А где, кстати, земляничный пирог?

Грэмпс помог Милдред убрать со стола. Она принесла десерт, и только когда от пирога, кроме крошек, ничего не осталось, Грэмпс отодвинул свою тарелку, вытащил из кармана старую вересковую трубку и обратился к Дюриэа:

— Ну, малыш, так вот тогда я сказал себе: “Предположим, тебе нужно вырезать из газеты заголовки и наклеить их на лист бумаги так, чтобы получилось нечто, похожее на предсмертную записку. Газета, из которой они будут вырезаны, это — огромная опасность для тебя, это самая главная улика. Конечно, избавиться от нее очень просто, но, предположим, что кому-то придет в голову порыться в кипе накопившихся газет и он обнаружит, что не хватает газеты за двадцать четвертое число. И это тоже опасно, это тоже улика. Поэтому я и принялся осматривать все вокруг.

— И что же вы обнаружили? — спросил Дюриэа.

— И я обнаружил газету, где были вырезаны именно те заголовки, которые мы нашли наклеенными на бумагу. А уж когда я держал в руках эту газету, то сложил два и два и…

— Где именно вы нашли газету? — перебил его Дюриэа.

— По-моему, ты хочешь сказать, что тебе неинтересно, к какому выводу я пришел? — обиженно произнес Грэмпс.

— Ни в малейшей степени, — отрезал Дюриэа. Грэмпс повернулся к Милдред.

— Ты слышала, что он сказал?

— Совершенно отчетливо, так же, как сейчас слышу тебя и, больше того, Грэмпс, учти, что я тебя уже не раз предупреждала. Он выполнит то, что обещает, и не прими это за пустую угрозу. Ведь он лицо официальное.

— Ладно, пусть будет так, — сказал Грэмпс, — только не говорите потом, что я отказался познакомить вас со своей версией и не обижайтесь тогда.

— Хорошо, хорошо, — торопливо сказала Милдред. — Об этом можешь не беспокоиться, Грэмпс.

— Отдайте мне эту газету, — велел Дюриэа. — Вы вообще обязаны были сделать это, как только вошли. Может статься, эта самая важная улика из всех, которые мы сейчас имеем.

— Как раз я это тебе и пытаюсь втолковать, — заявил Грэмпс. — А теперь послушай, что я думаю…

— Меня это не интересует, — Дюриэа спокойно и отчетливо произнес эту фразу, и по голосу его чувствовалось, что продолжать этот разговор не имеет смысла. Потом он добавил: — Мне нужна эта газета — немедленно.

Грэмпс рывком отодвинул стул, на котором сидел, и просеменил через кухню к трейлеру.

— Не спускай с него глаз, Френк, — предупредила мужа Милдред. — Он страшно хитрый, когда одержим какой-то идеей. И обрати внимание, наверняка это все было им тщательно спланировано заранее, я имею в виду, что он заехал к нам прямо перед обедом, уговорил выпить один из его сногсшибательных коктейлей, практически отключил тебя и только потом рассказал всю эту историю с газетой.

— На этот раз он зашел слишком далеко, — с мрачным видом откликнулся Дюриэа. — Если газета окажется липовой, я его отправлю под суд, и, клянусь, тогда мы надолго от него избавимся.

Они услышали, как хлопнула дверца трейлера и на крыльце прошлепали быстрые шаги, и вот Грэмпс уже стоял перед ними, сияя своей обезоруживающей улыбкой и протягивая Дюриэа газету.

— Вот она, сынок. Можешь сам посмотреть, прав я или нет.

Дюриэа выхватил у него газету, развернул ее и принялся внимательно изучать места, откуда что-то было вырезано, затем он повернулся к Грэмпсу.

— Будем считать, что на этот раз, Грэмпс, вам повезло и вы вытащили голову из петли. У меня в офисе есть этот же номер газеты за это же число. Может быть, та газета, которую вы обнаружили, поддельная, своего рода подсадная утка, которую вам подбросили просто для того, чтобы увести расследование в сторону. И то, что эта газета была подброшена, также может служить серьезным обвинением.