Наставники. Коридоры власти (Романы) - Сноу Чарльз Перси. Страница 112

Клиенты «из благородных» (среди них были люди и чудаковатые, прибитые жизнью и старающиеся из последних сил сохранять приличия) действительно все до одного оказались за вооруженное вмешательство в Суэце. Тут не было ничего удивительного. Гораздо больше удивили меня те, которые пришли позже, когда закончился трудовой день. Это были жители окрестных улочек — пестрый люд, плотным кольцом окружавший зажиточное ядро огромного, беспорядочного, никогда не замолкающего города; они работали в метро, на мелких фабричках, охотно покупали билеты денежной лотереи и делали ставки на лошадей у уличных букмекеров. Все они были членами профсоюзов и голосовали за лейбористскую партию. Приходили они сюда поговорить по делу, главным образом о жилье, иногда о школе. Кэро отвечала тоже деловито, энергично — да, этот вопрос поднять можно, нет, это не входит в компетенцию…

Нескольким она дала совет, на какую лошадь поставить завтра, дала не «de haut en bas» [19], а потому, что сама увлекалась скачками, пожалуй, еще больше, чем они. Держалась она вполне этично, но все же разок-другой упомянула о Суэце. Иногда о нем заговаривали посетители. Правильно она мне раньше говорила: люди, которые никогда в жизни не подали бы голоса за кого-нибудь из ее «сословия», которые не скрывали, что они против «господ», сейчас, сбитые с толку, обиженные, были на ее стороне и на стороне лорда Гилби, а отнюдь не на моей.

Когда она наконец распрощалась и мы вышли, наступил уже вечер, было свежо и звезды сияли необычно ярко для Лондона. Задернутые шторами окна нижних этажей тускло светились. Красные, желтые и синие лампочки обрамляли вывеску бара на углу. Улица была будничная, тихая и мирная, с низенькими приветливыми домиками. Кэро настойчиво приглашала меня заехать к ним на Лорд-Норт-стрит выпить виски. Я знал, что Роджер сегодня выступает с речью где-то в провинции. Знал, что она не так уж дорожит моим обществом. Значит, ей что-то от меня нужно.

Мы быстро ехали по затихшим улицам. Кэро сама вела машину.

— Убедились? — спросила она.

Она хотела сказать: «Убедились в моей правоте?»

Мне стало неприятно. Я заспорил: эта горстка людей ровным счетом ничего не доказывает; вот если бы это были рабочие из центральных областей или из северной части страны… Но я и сам. не чувствовал уверенности: политические деятели, возвращаясь из поездок по своим избирательным округам, нередко привозили те же сведения.

— Надеюсь, они по крайней мере довольны результатами, — сказал я. — Надеюсь, и вы довольны.

— Надо было довести дело до конца, — сказала Кэро.

— Все вы обеими руками цепляетесь за прошлое, — возразил я. — Ну скажите на милость, к чему это нас приведет?

— Надо было довести дело до конца.

Раздраженные, недовольные друг другом, мы уселись в гостиной на Лорд-Норт-стрит. Целый день Кэро разговаривала с посетителями, я устал даже в роли слушателя, однако она и теперь не угомонилась. Она стала рассказывать мне о своих сыновьях — оба учились в закрытой подготовительной школе. «Успехами ни один не блещет, — заметила она с каким-то даже удовлетворением. — У нас в семье особых умников никогда не было».

Мне представилось, что, когда я уйду, она будет еще пить в одиночестве. Сегодня она выглядела старше своих лет — кожа на скулах обветрилась и покраснела. И все-таки она оставалась миловидной, и в ее походке была если не грация, то упругость: так уверенно двигаются люди сильные, привыкшие к спорту.

Она снова села на диван, поджала ноги и посмотрела на меня в упор.

— Я хочу поговорить с вами, — сказала она.

— О чем?

— Вы же и так догадались. — Она смотрела на меня смело, совсем как ее брат тогда в клубе. — Вы знаете, что у Роджера был свой взгляд на всю эту историю (она хотела сказать — на Суэц). Знаете ведь. Я же знаю, что вы знаете. И наши с ним взгляды прямо противоположны. Ну да ладно, все это теперь полетело к чертям. Не все ли равно — кто что думал. Нужно поскорее все это забыть и начинать сначала.

И вдруг она спросила:

— Вы ведь теперь часто видитесь с Роджером?

Я кивнул.

— Вы, наверно, понимаете, что повлиять на него невозможно. — Она громко расхохоталась. — Я вовсе не хочу сказать, что он чудовище. Дома он ни во что не вмешивается, и он хороший отец. Но что касается остального, лучше его не трогать. Что он задумал, как он собирается осуществлять задуманное — знает только он сам и никого слушаться не станет.

Она сказала это даже с каким-то смирением. Сплетники в Бассете и в других модных салонах уверяли, будто она вертит мужем, как хочет. Сплетня эта родилась отчасти потому, что она была так хороша собой, а отчасти потому, что Роджер неизменно относился к ней с рыцарской предупредительностью — взять хотя бы тот случай с Сэммикинсом. В их доме голова она! На этот счет у сплетников из богатого круга, к которому принадлежала Кэро, разногласий не было.

Сейчас я узнал от Кэро, кто на самом деле голова в их доме. Она сказала это таким тоном, словно сама удивлялась своему смирению. И еще в голосе ее прозвучала нотка торжества: она всегда утверждала, что и я не имею решающего влияния на Роджера, и ей было приятно лишний раз напомнить мне об этом. А все оттого, что Кэро, ничуть не уступавшая своему брату в бесшабашности и азартности, баловница судьбы, по мнению всех своих подруг, эта самая Кэро ревновала мужа к его друзьям.

— Он никому не позволит собой помыкать, — сказала она, — не обольщайтесь на этот счет.

— Я ведь, как вы знаете, работаю с ним не первый день.

— Будто я не знаю, над чем вы с ним сейчас работаете. За кого вы меня принимаете? — воскликнула она. — Вот поэтому я и хотела с вами поговорить. К чему все это может привести?

— Мне кажется, ему об этом лучше судить, — ответил я.

— Ему я этого не говорила. — Глаза ее зло блеснули. — Потому что, когда он что-то решит, лучше ничего не говорить, даже в мыслях не надо допускать возможности провала… если хочешь ему помочь… Но боюсь, ничего у него не выйдет.

— Это, конечно, риск, — возразил я, — но ведь Роджер знает, на что идет.

— Знает ли?

— Что вы хотите сказать? Разве вы не разделяете его стремлений?

— Приходится.

— Тогда что же…

— Мне трудно с вами спорить. Для этого я слишком мало знаю, — ответила Кэро. — Но у меня есть чутье, и оно мне подсказывает, что у него слишком мало шансов на успех. И я хочу вас кое о чем попросить. — Говорила она не слишком дружелюбно, но горячо.

— О чем же?

— В конце концов он все равно сделает по-своему. Я же честно предупредила. Но вы и ваши друзья можете очень все для него осложнить. Не надо! Вот о чем я вас прошу. Дайте ему возможность лавировать. Может быть, ему придется без шума выйти из игры. Это не беда, лишь бы только он спохватился вовремя. Но если он увязнет в этом деле по уши, он себя погубит. Я прошу вас и ваших друзей: не мешайте ему.

Она была ничуть не интеллигентнее Сэммикинса. Помимо модных мемуаров, почти ничего не читала. Но в тонкостях высокой политики она разбиралась лучше меня, даже лучше Роджера. Для нее это была игра, которую можно выиграть, а можно и проиграть. Если Роджеру придется отказаться от избранного им политического курса, это неважно. Важно одно — продвинется ли он вверх по служебной лестнице.

До этого я слушал ее с возрастающей неприязнью. Но сейчас ее горячая преданность неожиданно тронула меня.

— Ход кампании целиком зависит от Роджера, — сказал я. — Он слишком хороший политик, чтобы вовремя не почуять опасность.

— Вы должны облегчить ему отступление.

— По-моему, вы напрасно волнуетесь…

— Как же мне не волноваться? Что будет с ним, если это сорвется?

— Мне кажется, его нелегко сломить, — теперь я говорил очень мягко. — Он выстоит. Уверен, что выстоит и возьмет свое.

— На своем веку я повидала слишком много несостоявшихся премьеров, которые когда-то, где-то, что-то напутали, сделали какой-то неверный ход. — Кэро тоже говорила не так резко, как раньше. — На них жалко смотреть. Наверно, это ужасно, когда блестящее будущее уплывает из рук. Не знаю, как перенес бы это Роджер.