Дочь дракона (СИ) - Хант Диана. Страница 12

И гость наш ест! Жадно, много, только и успевает вилкой с ножом махать, пока мамочка ему в тарелку все подкладывает и подкладывает, а оно все исчезает в какой-то черной дыре.

Пока таращилась на зверско-здоровый аппетит парня, в животе сжалось и забурчало. Но поскольку меня к столу никто не приглашал, дала бульканью жесткий «отбой», а сама протопала к кофе машине.

Только когда в руках оказалась большая чашка с капучино, источающим обалденный аромат кофе и корицы, горделиво прошествовала за стол. Тут гордость меня временно покинула, потому что аромат в воздухе стоял просто умопомрачительный, а брюнет ел так, как в последний раз.

Когда во рту почти одновременно оказался кусок рулета, фаршированный блинчик, котлета и щедро посыпанный сыром картофельный салат, чуть не замычала от удовольствия.

Первый голод был успешно утолен и я подтянула к себе чашку с капучино. Гостю же мамуль заварила зеленого чая с жасмином, и мне было хорошо видно, как нежные лепестки распустились в прозрачном заварочном чайнике.

Судя по довольной физиономии брюнета, «трапеза» пришлась ему по вкусу.

— Уважаемый Кенджи Кеншин, — начала было мамуля, но в этот миг из прихожей раздалась раскатистая трель звонка.

Мама дернулась, побледнела, а этот то ли Кенджи, то ли Кеншин, нахмурился.

Мамуль плечиками пожала, и, извинившись, поднялась из-за стола.

Я, старательно не глядя на брюнета, за мамочкой последовала, ощущая на своей, скажем, спине, взгляд, который до мурашек пробирал. Пока шла в прихожую, судорожно соображала, что с гормонами-то делать, ведь никогда до этого так не реагировала ни на одного парня, как на этого, и еще на того, блондинистого…

Когда в прихожую вышла, мамочка дрожащими руками уже дверь открывала.

У меня по спине липкими лапками холодок пробежал, снова появилось ощущение dejavu. А когда дверь распахнулась, колени уже привычно подкосились.

На пороге стоял блондин.

И взгляд его был через мамочкино плечо направлен. На меня.

Как током прошибло! Сине-ледяные глаза жгли насквозь, впиваясь в самую душу. В мыслях пронеслось, что еще немного, и потеряю сознание, как какая-то кисейная барышня, если продолжит смотреть. И если не продолжит — тоже.

Взгляд блондин отвел, когда мамуля сказала:

— Приветствую, дракон.

У меня внутри ухнуло, мир покачнулся, я рукой о стену оперлась. Хорошо, что блондин этого не наблюдал. Как каких-то полчаса назад брюнет, он низко склонил голову и опустился на колено. Пальцами дотронулся до макушки, лба и груди.

Мамуля тоже, к моему негодованию присела, легко, словно ничего не весит, колени на миг на паркет опустила, голубыми ногтями с золотым узором по нему же щелкнула, и поднялась.

— Ты можешь войти в мой дом, дракон, — сказала она.

— Я войду в твой дом с миром, госпожа, — сказал блондин, поднимаясь.

А когда порог переступил, снова в меня своими сине-ледяными глазами впился.

— Приветствую, принцесса, — проговорил он низким, бархатным голосом, и по телу строем пошли мурашки. — Я Ичиро Исами, первый сын предводителя Ледяного клана, и временно поверенный твоего отца, могучего воина и верховного предводителя Огненного дракарата Мичио Кинриу. Я пришел за тобой.

— Dejavu, — вырвалось у меня.

Блондин нахмурил брови и переспросил:

— Что?

— Что, — пробормотала я, отчаянно надеясь, что голос не дрожит. — И ты на колено падать не будешь?

Блондин нахмурился еще больше, губы и вовсе вытянулись в одну линию.

— Дракон никогда, — начал было он, а потом переспросил: — Что значит, и ты, принцесса?

— Так пришел уже доверенный от папеньки, — нагло сообщила ему. — Припозднились вы, сударь.

В это время как раз брюнет из коридора вышел, обдав волной жара, а я в него пальцем тыкнула:

— Вот он.

На лицах, что у одного, что у второго, ярость проступила, стоило им друг друга увидеть.

— Ты лжешь, — прошипел брюнет, прожигая взглядом блондина. — Я — поверенный отца принцессы.

Тот нехорошо так прищурился, и протянул.

— Ты обвиняешь меня во лжи? В то время как сам, в обход данного тобой слова, проник в дом госпожи Джун?! Был уговор: не входить в дом принцессы! Ты его не выполнил.

— Не выполнил, — подтвердил брюнет. — А ты сам тогда, что здесь делаешь?

На лице блондина на миг мелькнуло замешательство, и он проговорил:

— Ты же знаешь, что совсем не осталось времени. Врата скоро закроются, и прежде, чем лучи заката коснутся Лазурного моря, принцесса должна быть возвращена верховному предводителю Огненного дракаррата Мичио Кинриу.

Брюнет руки на груди сложил и бросил:

— Принцесса будет возвращена. Я, поверенный Мичио Кинриу, даю свое слово. А ты уходи.

Блондин шаг навстречу сделал, всего один, а мне, которая рядом с брюнетом стола, захотелось в стену вжаться. Потому что одно дело, когда одному их них вызов бросаешь, другое — когда их двое, оказывается. У меня впервые в жизни инстинкт самосохранения проснулся. Хотя наверно, это еще и слабость в коленях сказалась, и гормоны, которые вот-вот, как тогда, с катушек съедут.

— Это ты уйдешь, а я доставлю принцессу домой, — невозмутимо сказал блондин, и я заметила, как у него перекатываются на груди и могучих руках мускулы. Он сжал и разжал пальцы, и шагнул вперед.

— Отойдите, женщины, — небрежно обронил брюнет и устремился навстречу сопернику.

Не успели мамочкины пальцы сжать мои, как начался бой!

Два вихря сошлись в диком, первобытном танце! В воздухе мелькали ноги, руки, вздымающиеся белоснежные локоны сменяли другие, черные, как ночь. Все происходило в такой пугающей тишине, что я слышала, как гулко звучит мое сердце.

Я никогда не видела ничего подобного, даже мастер Горо на тренировках и совместных спаррингах не был так хорош, а ведь японец — один из лучших, кого вообще видела в жизни.

Я стояла с открытым ртом, чуть не капая слюной на паркет, вздрагивая каждый раз, когда в воздухе мелькала рука или нога, когда из-под смертоносного удара уходил противник… Я с силой сжала мамины руки, закусила губу, не в силах отвести взгляд от происходящего.

Мозг озарило молнией, что то, что я чувствую, не просто интерес, не просто отслеживание невиданной до сего момента техники боя… Немыслимая сила, исходящая от этих двоих была ощутима физически, я почти видела, как каждый из них излучает сияние, тот, что с белыми волосами, белоснежное, с голубизной, словно неоновый свет, а брюнет — какое-то багряное, со сполохами крошечных молний. Ореол искр окружал бойцов, и как вчера я понимала, что у Гадаева с компанией нет ни шанса выстоять против этих двоих, так и сейчас осознавала, что силы противников равны.

Я не очень поняла причину, по которой они сцепились, кажется, кто-то из них говорил о лжи… Каким-то женским чутьем я понимала, что это неважно. Независимо от внешней причины эти двое сражались… из-за меня, и это было совсем непохоже на драки, которые бывали из-за меня до этого, в большинстве из которых, я, кстати, сама с удовольствием принимала участие.

Нет… сейчас где-то в глубине царило осознание собственной важности, значимости, гордости и, пожалуй, бесценности, именно потому, что двое сильнейших из виденных мной людей бились между собой, и причиной была я!

Это осознание смешалось с настоящей гормональной атакой, я ахнула, чудом устояв на ногах, и оторопело заморгала, когда мамочка обняла за плечи и чуть потрясла.

Мамуль смотрела на меня с такой понимающей улыбкой, что я зарделась. А когда прочитала в глазах мамули какую-то смертную тоску, смогла, наконец, немного притушить гормональный пожар.

— Мама, ты его любила? — вырвалось у меня.

Мамочка старательно так ресницами захлопала, зарделась, как девочка, и я невольно подумала, что она у меня еще очень-очень молодая, и до безумия красивая.

— Кого? — неправдоподобно переспросила мамуль.

— Моего отца, — тихо сказала я, и мамочка сглотнула.