Драконье серебро (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 80
Подруга уговаривала Кайлу остаться в Дьярвеншиле, но переселенку манила неизвестность. А Дьярвеншил что… Заснеженный — так весна скоро. С древним чудовищем в горе — так насмотрелись уже. Хотелось опасностей новых и ещё неизведанных.
Вот и Лерту, похоже, хотелось. Так что у них получился неплохой тандем, основанный на взаимной симпатии и некоем уважении. Ну и любви к морю. Кайле нравился соленый ветер, ерошивший короткие пряди обрезанных волос, и брызги в лицо. Нравилось неведомое, таящееся за горизонтом. Нравилось предвкушение.
— Самое лучшее место на земле, — прошептала она, подставляя губы поцелуям воды. Фьорды. Ее фьорды.
— Поднять парус! — крикнул Лерт, и Кайла послушно кинулась выполнять.
Рэм сунул в рот кусок сыра, пожевал, не чувствуя вкуса. Отложил. Надо бы наведаться в башню, съесть горячего супа, приготовленного Алвиной, отогреться. А то скоро кишки ссохнутся от этих лепешек да кусков холодного мяса, которыми питался а-тэм риара Дьярвеншила.
Надо бы. Но, конечно, он не пойдет.
Смотреть на Краста и его лирин Рэму категорически не хотелось. Они так горели — оба, что снежному становилось больно, и он сбегал в свой дом на скале, мечтая, чтобы его занесло снегом.
И под грудиной пекло. Неприятно, жгуче. А почему — Рэм не желал думать. Лишь злился каждый раз, когда видел внимательный взгляд побратима.
За стеной пропел тихо ветер. Все его присказки Рэм знал назубок и уже не слушал. Но на этот раз к привычной песне добавилось новое — шелест почти невесомых шагов.
Ильх замер, прищурился. Но с места не сдвинулся. Так и сидел, глядя, как открывается его дверь, впуская белую круговерть снега и тонкую фигуру в йотуновой шкуре.
— Убирайся.
Голос предательски охрип.
— Я запретил тебе приходить.
— Тогда почему не запер дверь? — Солвейг шагнула к нему, склонила голову. Глаза у девушки не белые, а светло-светло голубые. Он видел это, а остальные — нет.
— Забыл, — проскрипел ильх.
Шагун качнулась к нему, но осталась на месте.
— Злишься… Я ведь попросила прощения. И Краст попросил… Он не сказал тебе, что я жива, потому что хотел уберечь от переживаний…
— Уберегли! — ильх ударил кулаком по столу, и Солвейг подпрыгнула. А Рэм вскочил, пересек в два шага расстояние между ними, схватил девушку за тонкое запястье.
— Убирайся. И не смей ко мне больше приходить. Хотела быть для меня мертвой, так и оставайся!
Шагун заморгала, несколько раз подряд, и Рэм сжал зубы. И снова дернул к выходу.
— Не имеешь права, — моргать Солвейг перестала и вдруг вздернула подбородок, глянула свысока. Так она смотрела раньше, когда жила в башне. Он тогда был лишь босоногим и чумазым мальчишкой, а она… она была его солнцем.
— Не имеешь права выгнать шагун. Ты забыл закон Дьярвеншила. Я могу прийти к любому свободному мужчине, который мне понравится. И он не посмеет отказать!
— Что? — зарычал Рэм. Ярость обожгла губительным огнем, и снежный понял, что ощущает его побратим — черный хёгг. Эта ярость толкала на безумства, требовала убийств, кровавых драк и крови. Сдержать ее было почти невозможно… — Значит, можешь войти к любому? Надо же, как неудачно Хальдор стал льдом. Проверила, может, оттаял твой ненаглядный?
Маленькая рука взлетела и обожгла щеку.
— Гад замороженный. Да когда же ты уже поймешь? Ненавижу тебя! — выдохнула Солвейг, развернулась на пятках и бросилась прочь.
Рэм поймала на пороге. Поймал, стиснул, ошалело мотая головой от нахлынувших чувств. И потащил обратно в дом. Разбираться, что именно он еще не понял.
Почти лето…
Проснулась я на заре. Открыла глаза, ощущая внутри предвкушение, потянулась. Посмотрела на вторую половину кровати — пустую. Сегодня я ночевала одна. И вчера, и даже позавчера. Десять дней. Такова ещё одна традиция фьордов. Жениху перед тем как надеть пояс на избранную деву нельзя не только прикасаться, но и смотреть. И бедный Дьярвеншил уже считает минуты, потому что устал от вспышек ярости своего риара.
Краст старается держаться, но служанки закатывают глаза и смеются, что через девять месяцев в городе родится столько детей, что придется построить еще десяток улиц!
Сегодня день нашей свадьбы.
— Лирин!
В комнату ворвалась Анни, сверкая глазами и улыбаясь во весь рот. Следом еще двое прислужниц, торжественно неся на вытянутых руках платье. Над созданием моего свадебного наряда трудилось несколько искусных мастериц и сама йотун-шагун. А как известно, нет на фьордах вышивальщицы искуснее.
Я помогала, как могла, но честно говоря, толка от меня было мало. Шить и вышивать я сроду не умела.
Пока прислужницы расправляли ткань, сбежала в купальню. К весне Краст наладил водоснабжение, теперь вода текла без перебоев и теплая. Подобные трубы риар решил провести по всему городу. Чем мы хуже того же Нероальдафе? — сказал он. Не хуже. Значит, и у нас будут трубы, канализационные стоки, мостовые и прочие блага. Не сразу, но будут. Почему-то я даже не сомневалась, что Краст сделает то, что задумал. В городе уже посмеивались — если риар Дьярвеншила решил, то хоть Горлохум извергнется, а будет так!
— Лирин, не спи, риар ждет уже!
— Иду.
Выбралась из купальни и тут же попала в умелые руки девушек. Меня нарядили в светлый шелк, расшитый драконами, усадили на стул и принялись заплетать волосы. Анни деловито пристроилась рядом, я даже моргнуть не успела, как на лицо легли первые мазки краски!
— Может, не надо? — пискнула я.
— Надо, лирин! — хором отозвались прислужницы.
Пришлось смириться. И снова впасть в прострацию. Я выхожу замуж. Я выхожу замуж. На фьордах. За ильха!
Боги, это не укладывается в моей голове. Неужели не сон? Неужели я действительно жива, мое сердце бьется ровно и сильно, а сегодня самый изумительный мужчина на свете наденет мне пояс и назовет своей?
Я всхлипнула.
— Не реви! — строго оборвала мою попытку расчувствоваться вредная Анни. — Потом поревешь. Завтра. Я что, зря старалась?
Я кинула на мерзавку гневный взгляд. Даже поплакать не дает, язва мелкая!
— Я стану женой!
— Ну да.
— Я выхожу замуж за Краста!
— За него.
— Я буду женой риара!
— Лирин, хватит болтать. Лучше сделай губки вот так, я намажу их соком малины!
— Чтобы слаще были?
— Чтобы слиплись и ты молчала!
Я попыталась обидеться, но не удалось. К тому же обижаться на Анни бесполезно.
Но все же умолкла, позволяя девушкам чесать меня и красить. И все равно понадобилось немало времени, чтобы собрать неумелую лирин.
Весна в Дьярвеншил пришла в один день. Лежали-лежали снега, а потом как-то утром мы проснулись от перезвона капель. Природа вздрогнула и пробудилась, полезла из каждой трещины зеленым ростком.
И значит, скоро созреет новый урожай мелких ягодок, на которые у нас огромный заказ от Конфедерации. Несколько мешков бодрянки, отправленных на пробу, произвели сенсацию за Туманом. «Волшебный кофе с фьордов» подавали в лучших заведениях столицы, и отведать его приезжал сам премьер-министр.
Два месяца ушло на то, чтобы получить разрешение у совета Варисфольда на поставку наших ягодок Конфедерации. На удивление помог Сверр и его супруга Оливия, они лично поручились за нас, чем и склонили чашу весов в сторону положительного ответа. Так что в ближайшие дни к Туману уйдет корабль, полный мешков с бодрянкой. Ягодка, щедро разросшаяся на крышах домов и на склонах, стала отличной альтернативой йотуновым шкурам. Ведь она росла лишь в этой местности, и жители Дьярвеншила поговаривали, что напитывалась силой ай-ро, оттого и была одновременно и горькой, и целебной.
Об успехе бодрянки мне написала Ханни, моя сестра. Досрочное письменное сообщение тоже пришло благодаря Сверру и Оливии, уж очень мне хотелось поделиться с семьей радостными новостями. И сейчас послание Ханни заняло место в связке писем под ленточкой. Там же, где лежали родительские признания в любви. Мама отдала мне их переписку с отцом, велев найти того, кто полюбит меня так же.