Зверь (СИ) - Грэм Анна. Страница 56

— Мистер Бишоп ушёл из больницы вчера, — сообщила ей регистратор и Эллен нервно завертела головой, словно надеялась увидеть Адама здесь.

— Он не оставлял сообщений?

— Нет. Он ушёл самовольно. Доктор не выписывал его.

Ему понадобилось каких-то трое суток, чтобы оправиться от таких чудовищных ран. Он ушёл и не оставил для неё ни слова. Значит, он решил, что так будет лучше.

Месяцы потянулись один за другим. Работа без огонька, встречи с людьми, которых Эллен считала друзьями, пустые вечера в отеле и выходныев доме Хартов, старавшихся вернуть её в нормальную жизнь — всё это отдавало привкусом суррогата и горчило на языке своей бессмысленностью. Бессонница сменялась дурными снами, в которых Эллен всё чаще видела брата. Пробежки не приносили бодрости, а спортзал лишь отнимал силы. В утреннем кофе стало больше ликёра, а за ужином — больше вина. Эллен отмечала в себе признаки депрессии, но не находила ни времени, ни сил, чтобы показаться врачу. Она так и не решилась зайти в свой пустующий дом, как не решилась дать адвокату отмашку, чтобы тот выставил его на продажу.

Зима сменилась весной, а весна летом, но до сих пор в каждом мужчине, возвышавшемся над толпой с высоты своего роста, Эллен видела Бишопа. И каждый раз сердце подскакивало к горлу, чтобы после, когда она понимала, что ошиблась, глухо рухнуть вниз и забиться вновь в нормальном ритме. Она не оставляла ему ни телефона, ни адреса, но понимала, что при желании найти её можно было, просто забив имя в гугле. Эллен не была уверена, что у Адама это желание было. Как не уверена была в том, что оно было и у неё.

В доме Хартов у неё была своя комната ещё со школьной скамьи, с тех самых пор, когда она начала встречаться с Трэвисом. Её здесь любили. Его мама, отец и младшая сестра-школьница считали её частью своей семьи, и отсутствие кольца на пальце не вызывало у них вопросов, во всяком случае, никто не заводил об этом разговоров. Возможно, Трэвис так ничего и не сказал им об их разрыве.

После ужина Эллен закрылась в своей комнате, под предлогом того, что устала и хочет вздремнуть. Трэвис постучался к ней через несколько минут. Войдя, он молча положил на стол визитку.

— Что это?

— Психолог. Говорят хороший.

— Спасибо, Адам. То есть… Я хотела сказать, Трэвис.

Харт взглянул на неё хмуро, но промолчал. Когда он вышел за дверь, Эллен с досады больно ущипнула себя за руку. Время и расстояние не лечили. Адам Бишоп никак не выходил у неё из головы.

Ночью Эллен провалилась в мутный сон, но вместо сухой и жилистой фигуры брата она увидела сутулую спину Генри Нильсена. Его чёрные с проседью волосы были распущены, а лоб перехватывала расшитая повязка. Он повернул к ней улыбающееся лицо.

— В том, что произошло, нет вашей вины. Не вы так кто-нибудь другой сыграл эту роль. Просто пришло время расплаты.

Мимо него плыло жаркое полуденное марево, и Эллен чувствовала, что задыхается и мокнет в своей утеплённой кожанке, в которой она приехала в Форт-Келли.

— Не думайте о проклятье, милая Эллен. Есть лишь решения, которым мы следуем, несмотря ни на что. Одним лишь своим убеждением мы можем сломать ход вещей, и, Эллен, я знаю, какое решение зреет у вас в голове. Доверьтесь себе. Не бойтесь смерти. Бойтесь жизни, в которой нет места любви.

Фигура Нильсена истончилась, растворилась, смешалась с дрожащим воздухом, а вместо него изтумана выткались двое — юная девушка и храбрый воин. В их волосах трепетали перья и бусины, грубая светлая ткань их одежд оттеняла смуглую кожу. Взявшись за руки, они шли к пылающему закату, а рядом бежал их маленький сын. Керук.

Эллен проснулась в слезах. Она плакала в первый раз за полгода, прошедших с момента её возвращения из Форт-Келли — надрывно, тычась лицом в подушку, чтобы не распугать своим воем всё семейство Хартов, в чьём доме она осталась ночевать. Она не знала, о каком решении говорил ей Нильсен, но где-то в глубине подсознания понимала, что, возможно, этот сон — сигнал к тому, что надо попробовать жить.

Она согласилась на свидание с Трэвисом, уступив его просьбе снова дать им шанс. Позволила проводить себя до отеля и задержаться в номере. Она позволила целовать себя, позволяла дотрагиваться до своих оголённых плеч, позволяла его неловким пальцам дёргать молнию платья, с каждой прожитой секундой всё отчётливая ощущая, что её тошнит. Наверное, она слишком много выпила за ужином. Наверное, просто это был не Адам.

— Трэв, я люблю другого.

Она выдохнула эту фразу прямо в его раскрытые губы и сама испугалась своих слов. Испугалась того, как далеко позволила себе зайти и как жестоко обманывала себя. Глупо было надеяться, что она сумеет вернуть свою жизнь в привычное русло. Ничего не будет, как прежде, но ничего не изменится, пока она не станет действовать.

— Прости меня.

Трэвис отпустил её и сделал шаг назад. Его руки висели вдоль тела плетьми и взгляд блуждал по обстановке номера, цепляясь за всё подряд и не останавливаясь ни на чём конкретном. Он снова принял поражение, снова свыкся с ним, как с неизбежностью, потому что по-другому с его Эллен Барр было нельзя. Он не знал, какой влюблённой, какой покладистой его Эллен Барр была с другим и никогда не узнает, потому что никогда не сможет того, другого заменить. Эллен было больно осознавать это. Ей было жаль его, жаль так больно его ранить, но, наверное, никакая другая причина не заставила бы Трэвиса отступиться.

— Надеюсь, вы будете счастливы, — он был искренен, несмотря на подобие улыбки, которую он едва сумел натянуть на лицо.

— Не знаю, я не уверена, что вообще увижу его ещё, но, наверное, это и не обязательно. Я больше не хочу делать тебе больно.

— Эллен, чтобы кого-то любить не обязательно быть рядом. Знай, если я буду нужен…

Она не позволила ему договорить. Поправив сползшую лямку платья, Барр сделала шаг к нему и крепко обняла. Она позволила себе расплакаться, чувствуя, как её слёзы отражаются в блестящих от влаги глазах Трэвиса Харта.

— Иди, Трэв. Тебе пора, — она легонько толкнула его в плечо по направлению к выходу их номера и после мягко закрыла за ним дверь.

Вечерний выпуск новостей сообщал о небывалых погодных условиях, которые обрушились на Америку буквально несколько часов назад. Снегопад накрывал Вашингтон, Монтану и Северную Дакоту, неумолимо приближаясь к Вермонту. В сводке сообщалось о перекрытых дорогах, авариях, отложенных авиарейсах и ужасной видимости. Метель в начале июня стала стихийным бедствием,  и Эллен вдруг вспомнила последние слова шерифа Нильсена. «Когда на землю прольётся большая кровь, зима придёт летом, а осень весной, лишь тогда его душа встретится с душой его возлюбленной, и они будут вместе по обе стороны дождя». Зима пришла летом, видение из сна никак не стиралось из памяти, а решение, о котором говорил ей во сне Нильсен, вдруг обрело чёткую форму, словно вырвалось из плена подсознания и выросло перед глазами, как нечто осязаемое. Она должна была ехать. Снова.

Эллен позвонила своему адвокату, чтобы дать распоряжение насчёт дома.