Стратегия оборотня (СИ) - Орлова Тальяна. Страница 18
Я не могла себя заставить глянуть на друзей. Ведь именно я их впутала в настолько серьезные неприятности. Это давило даже сильнее, чем страх за себя. Меня-то впутали какие-то отморозки, без морали и совести, а этих двоих уже я... И в голове все крутился и крутился странный сон. Словно мое подсознание заранее знало о грядущих бедах - якобы перевертыши нас вчера заметили, они не хотели, чтобы мы пошли в полицию, потому слили нас. Зачем? Ведь без меня они тоже не смогут проникать в академию!
Потом начались допросы. Нас, выведя со стоянки, уволокли в полицейский квадрат и сначала разместили в одной комнате. Спрашивали только Триш и Одира, словно меня и не было. И вопросы были странными:
- Курсант Хадсон, вы знали, что на территории академии распространялись запрещенные препараты?
- Знала! - импульсивно отвечала Триш. - Но это не...
- Отлично. Поставьте здесь свой отпечаток. Курсант Хадсон, вы знали, что в нелегальном клубе для отдыха «Ромарио» на тридцать шестой улице распространялись запрещенные препараты?
- Да они там постоянно распространяются! - Триш и не скрывала назревающей истерики. - Только ни я, ни мои друзья не...
- Вот здесь отпечаток. Спасибо.
- Курсант Одир, можно ли считать, что вы не сообщили о преступлении, которое вам было известно?
- Ну вы и повернули. Я как раз и собирался сообщить! Сегодня!
- Понятно. Удивительно ли, что все соучастники именно это и говорят? Поставьте тут отпечаток.
Дело дрянь, даже и думать нечего. Они заранее собирались нас закопать - они и закапывают. Я подала голос:
- У меня в кармане есть адрес! Мы вычислили сбытовую точку!
Один из допрашивающих наконец-то соизволил уделить мне внимание. Вынул бумажку из указанного кармана и кивнул. Однако сделал при этом неожиданный вывод:
- Ну вот. Все как обычно. Когда одного прижмешь, он начинает сдавать остальных. Вышлем туда рейд - проверим. Но уже задницей чую, что подозреваемая раскололась.
Я закрыла глаза, а Триш, не стесняясь, завыла. Мы обречены. На самом деле, перевертышей в том месте уже не должно быть. Если сдали нас именно они, то сразу же и переехали. Но нам троим это уже ничем не поможет.
Женщина-полицейская, которая до сих пор молча сидела за столом, вдруг спросила:
- А может ли быть такое, что Дая Джисс угрожала этим двоим? Вряд ли она одна это проворачивала, там целая преступная сеть. Так что и угроза физической расправы не иллюзорная...
Офицер недовольно на нее цыкнул. Похоже, что она озвучила то, что нельзя было произносить вслух, и я за это сразу зацепилась - от бесконечной безнадеги, что самой мне все равно не выпутаться, так зачем тащить за собой остальных:
- Да! Я им угрожала!
Одир пытался остановить, забубнил что-то, но я вскочила на ноги и заорала в полную глотку:
- Я угрожала курсантам Вейру и Хадсон! Чтобы они молчали! Куда поставить отпечаток?!
- Сядь на место! - подлетел ко мне офицер.
- Куда поставить отпечаток?! - кричала я ему в лицо.
Эти показания они у меня приняли - чистосердечное признание нельзя не принять. Потом увели в малюсенькую камеру, сняли наручники и наконец-то оставили одну. Только тогда я позволила себе разреветься. Ведь даже не знала, освободили ли друзей. Если они сами не сглупили, то должны освободить... А я... я могла только реветь в серую подушку.
Успокоилась, когда уже светало - через узкое окно под потолком было видно. И поклялась себе, что буду умолять о распределении в военное и разведывательное управление. Ни за что не стану работать в полиции, не хочу быть частью этой идиотской системы наведения порядка... И сразу расхохоталась - зло, нервно. О каком распределении я вообще думаю? Мне дадут лет двадцать, а потом и всякая карьера в силовых органах будет перекрыта.
Глава 9
Я никогда не считала себя слабачкой - не было для этого оснований. Но сейчас меня будто разорвали на несколько частей и бросили гнить. Надзирательница выводила меня в общую столовую, потом возвращала в камеру, она не грубила, даже, наоборот, совершенно ровным голосом давала советы:
- До решения комиссии ты будешь оставаться в одиночке, это ненадолго. Новички часто боятся общих камер, но потом привыкают. Человеческое общение многого стоит - посидишь, поймешь. Тогда же сможешь посещать библиотеку или спортивный зал. Если столкнешься с сексуальными домогательствами работников, то не слушай их угроз - на ближайшем же допросе требуй письменного заявления. За подобное у нас наказывают строго. В случае угроз от других заключенных делай то же самое. Но от заключенных подобного почти и не случается. Все здесь в одной лодке, как в древности говорили. А мелкие конфликты - так они бывают и не в тюремных квадратах. Если же сама начнешь провоцировать потасовки - тебе и достанется. Здесь видеонаблюдение в любой точке, за малейшее нарушение дисциплины не только физическое наказание, но и удлинение срока пребывания. Служим во имя порядка, а здесь эпицентр порядка. Все ясно?
Я кивнула. Она, судя по всему, была хорошим человеком. Скорее всего, способным на жестокость, но не применяющим эту жестокость без надобности. Особо опасные преступники, как и все оборотни, содержались в другом квадрате. А здесь, насколько я поняла, сидели или пока только обвиняемые, как я, или виновные в мелких правонарушениях. Когда мою вину докажут - а в этом уже сомнений не оставалось, то меня могут здесь и не оставить: торговля психотропами не приравнивается к убийствам и изнасилованиям, но торговля психотропами на территории государственного учреждения, к которым академия военно-полицейских сил относилась в самую первую очередь, - это уже совсем другая песня.
Надзирательница закрыла решетку, но остановилась перед выходом:
- Ты совершеннолетняя, потому твоим родственникам никто не сообщал. Попроси звонок на ближайшем допросе и сделай это сама.
А у меня из всех родственников только мама... которая подобных известий может и не вынести. Хотя до конца триместра совсем немного времени. После этого меня уже исключат и тогда сами сообщат по адресу регистрации. Я даже представлять себе не хотела, что тогда будет с мамой и как ей будет тяжело узнать, что я не сообщила сразу. И все равно пока была не готова. Но я будто очнулась и спросила, пока надзирательница не ушла:
- Триш Хадсон отпустили? Я не видела ее в столовой!
- Этот вопрос тоже можешь задать офицеру.
Институт правозащиты упразднили еще тысячу лет назад за ненадобностью. А теперь я вспоминала содержание исторического видеофильма, который давно смотрела. И все равно признавала эффективность нынешней системы по сравнению с прошлой: наказание преступника не должно зависеть от умения плести красивые речи или харизмы адвоката, не должна зависеть от финансовых возможностей обвиняемого - а ведь так и выходило: кто богаче, у того и правозащитник сильнее. Сейчас же доказательством вины занималась только одна сторона - именно та, которая собирала улики. Собрано достаточно - виновен. Не собрано - отпускают. И никакой финансовой заинтересованности. Только лишь бы порядок сохранялся, потому иногда в мясорубку и попадают такие, как я.
Но нельзя сказать, что никаких прав у невиновного нет. Он может в любой момент потребовать импульсного допроса и тем самым закрыть все вопросы. Импульсный допрос проводят только по официальному заявлению подозреваемого или в случае особо тяжких преступлений с большим количеством жертв. К мозгу подключают электроды, и там уже не соврешь, никаких шансов - если на импульсном допросе человек подтверждает свою невиновность, то все обвинения автоматически снимаются, даже если собрано полторы тонны улик. Однако сама процедура обязательно вызывает последствия - люди потом годами, а то и до конца жизни не могут прийти в себя полностью. Кто-то заново учится говорить, у кого-то отказывают нервные окончания - так, что много лет он вынужден лежать в государственном стационаре овощем, а кто-то уже через пару лет становится таким же, каким был. Спрогнозировать результат невозможно, мозг до сих пор остается самым неизученным органом, но вмешательство в его функционирование еще никому добра не принесло. Именно потому выбор был не очевиден: когда речь шла о сроке лет в двадцать, то даже сомнений не возникало. Двадцать лет при средней продолжительности жизни - это не сопоставимая с возможностью пожизненной инвалидности жертва.