Терапия (ЛП) - Перес Кэтрин. Страница 54

Это выводит меня из себя!

У меня есть этот горячий, отличный парень, но я не могу перестать думать об этом ублюдке, мои мысли запутались. Кингсли может не знать, о чем или о ком я думаю, но он точно знает, что мне нужно услышать.

— Просто подумай о чем-то или о ком-то, что ты ненавидишь, и представь это перед собой. Раздави его этими веревками, — говорит он.

Теперь есть замысел, с которым я могу работать!

Он пятится от меня, я поднимаю веревки и опускаю, я их очень сильно бью. Я хлопаю их об пол и чувствую себя чертовски здорово! Я делаю это снова и снова. От каждого шлепка веревок, я представляю Викторию, эту суку, миссис Коллинз, и всех девушек в школе, которые мучили меня годами.

Я бью их за ужас.

Я бью их за грусть.

Я бью их за страх.

Я бью их за боль.

Так. Много. Боли.

Слезы начинают течь вниз по моим щекам, когда я представляю Джейса, и, наконец, себя. Я ненавижу себя больше всего, потому что неважно, насколько сильно стараюсь, я знаю правду. Я слаба. Я, черт возьми, грязная. Я вся выжата. И ни один мужчина не будет любить меня, потому что я ненавижу себя.

Что я только ни делала, чтобы Джейс видел доказательства того, что я страшный, ужасный человек. Я сделала ему больно, потому что чувствовала боль.

Око за око, я действую прежде, чем думаю. Я гребаная импульсивная, иррациональная бомба замедленного действия, которая никогда полностью не учитывает последствия своих действий.

Вдруг я чувствую руки вокруг себя и дрожу. Мои руки падают, а ноги дрожат.

— Эй, эй... это хорошо. Просто отбрось их. Присядь и выпей воды. Все в порядке, Джесс. Все будет хорошо.

Я хотела бы верить ему.

***

Ветер в моих волосах и звук двигателя Харли ревет у меня в ушах. Мои руки обвиты вокруг Кингсли, а голова покоится на его спине. Прошло две недели с того дня, как я сломалась в тренажерном зале перед ним. Он не настаивал, чтобы я рассказала ему, что случилось, и он больше не поднимал эту тему. Как ни странно, за последние две недели мы провели много времени вместе в спортзале, и ни разу еще Кингсли не приставал ко мне. Я жду, когда это случится, но он ничего не предпринимает. В некотором смысле, я чувствую облегчение.

Думаю, Джейс все еще с мамой и Викторией, я не слышала ни одного словечка от него. Последнее общение между нами — тот обидный текст, что я послала ему. Он так и не ответил. Так и не позвонил.

Просто ничего.

Его молчание оглушает. Я знаю, что разрушила любой шанс быть с ним. Я пыталась занять себя, но все еще думаю о нем каждый день. Потерять его снова больно, но мало-помалу собираю себя по крупицам. Я работаю в ночную смену в баре и продолжаю утренние, субботние тренировки с Кингсли. К моему глубочайшему удивлению и изумлению, я действительно с удовольствием занимаюсь с ним. Мы с Мерседес переписываемся и планируем в ближайшее время собраться и выпить. Я избегала поисков другой группы и доктора, но знаю, что все равно вскоре придется их поменять.

Мы доезжаем до моего дома, он заглушает байк и спрашивает:

— Ты работаешь сегодня вечером?

— Да, субботы всегда урожайны на чаевые. — Говорю я ему, свешиваю свои ноги и отхожу от мотоцикла.

— А завтра вечером? — я беру его шлем, по поводу которого я даже больше с ним не спорю, и отдаю ему в руки.

— Умм, нет, обычно я не работаю по воскресеньям. А что?

— Ну, я знаю, ты сказала мне, что никогда не готовила, поэтому ты так и не научилась. Я думал, может, ты придешь ко мне, и мы могли бы вместе приготовить ужин. Я могу показать тебе, как сделать кое-что. Мы можем поесть и поболтать. Может, посмотрим фильм или что-нибудь еще. Если ты за, то давай.

Смех ускользает от меня, когда я смотрю на него снизу вверх.

Он серьезно!

— Ты смешной. Ты хочешь, чтобы я сожгла твой дом дотла? Я клянусь тебе, что не смогу научиться готовить за вечер. Я не могу даже сварить яйца, Кингсли!

Волосы падают на мои глаза, и он тут же протягивает руку, чтобы убрать их в сторону. Я чувствую тепло от его руки, и дрожь пробегает вниз по всему моему телу. Я прогоняю чувства прочь и смотрю на него, улыбаясь, и убираю свои волосы назад.

— Мои волосы — это бардак, — говорю я, внезапно чувствуя себя немного застенчивой.

— Мне нравится. Они выглядят превосходно, даже когда растрепаны.

— Ээм, спасибо. — Мгновение мы вместе смеемся. У нас было много таких моментов в последнее время: легко, беззаботно, комфортно.

— Итак, это свидание! Приходи завтра вечером, около шести часов, и мы сделаем что-нибудь простое. Трудно испортить спагетти. Я обещаю, все будет в порядке. Я скину тебе мой адрес.

Я никогда не была у него дома. Он никогда не приглашал меня. Он был своего рода закрыт, когда речь заходила о его личной жизни вне тренажерного зала или моей квартиры.

— Звучит хорошо. Тогда увидимся. То есть если я смогу ходить, — говорю я иронично. — Это было так уж необходимо делать столько прыжков сегодня утром? Боже, ты такая задница! Ты знаешь, как я ненавижу эти вещи.

Он смеется, пока заводит свой байк, и двигатель делает пару оборотов. Он протягивает руку к уху, как будто пытается услышать меня.

— Извини, не слышу тебя. Надеюсь, ты провела хорошую тренировку. Я знаю, как сильно ты люююбишь прыгать! — затем он улыбается чертовски сексуальной улыбкой и отъезжает.

Он такой плохой! Но я должна признать, думаю, мне это нравится.

Глава 22

«Они говорят, что монстры живут под кроватями. Но они не правы, потому что на самом деле монстры живут в наших головах». — Кэтрин Перес

Кингсли

Стоя перед дверью, я смотрю на ручку и пытаюсь восстановить дыхание. Я смотрю на нее и опять ухожу, уже в сотый раз?

Я не был в этой комнате после смерти Лили. Это было слишком больно, поэтому я шел дальше по жизни, как будто ничего не произошло, заталкивая все это глубже и держа все в себе.

Но эта чертова девчонка снова заставляет меня чувствовать, и это чертовски пугает меня!

Я вижу себя в ее глазах: испуганный парень пытается удержать все это вместе, пытается быть сильным, храбрым, пытается одурачить мир вокруг себя. Я смотрю на нее и вижу силу, завернутую в боль. Мне хочется сказать ей, чтобы она отпустила все, выпустить боль наружу, но я не знаю, хочу ли я, чтобы она сделала это, или хочу этого для себя.

Я не знаю, какая у нее история, или откуда происходит ее боль, но одно я знаю точно, что боль — это боль, печаль — печаль, и боль одинакова для каждого человека, какими бы разными мы ни были. Знаю то, что боль может подтолкнуть некоторых людей к краю, но надеюсь, что Джессика не такая. Я надеюсь, что она никогда не доберется до этого места. Я слишком хорошо знаю, что может произойти, когда боль достигает точки невозврата.

Медленно я протягиваю руку, поворачиваю ручку и толкаю дверь. Полуденное солнце потоками освещает потревоженные частицы пыли, которые в испуге прыгают в воздухе. Я сосредотачиваюсь на них в последней отчаянной попытке задержать лавину эмоций, которые готовы похоронить меня. Наконец-то я осматриваюсь и просматриваю глазами каждую деталь комнаты.

Ее мольберт стоит в углу комнаты возле окна, и тот любимый старый розовый свитер, забрызганный краской, который, как она сказала, был таким мягким и теплым — по-прежнему накинут на кресло. Он висит там, ожидая, когда она снова скользнет в него.

Но она больше никогда этого не сделает.

Ее масляные краски выстроились на столе в идеальном порядке. Кисти ждут ее руки, чтобы она взяла их.

Но она больше никогда этого не сделает.

Я подхожу и провожу пальцами по ее большому дубовому столу. Он холодный на ощупь, и, хотя мои пальцы в мозолях, я чувствую тонкие рубцы дерева под ними. Я закрываю глаза и совершенно идеально вижу ее в своей голове, когда она сидела здесь, смешивая краски, счастливая, улыбающаяся, погруженная в свое искусство. Ее улыбка была такой яркой, но она, кажется, никогда не достигала ее глаз. Я знаю это сейчас, но почему я не смог увидеть тогда? Теперь я знаю, как выглядит боль. Но сейчас уже слишком поздно.