Императорский воспитанник (СИ) - "Девлин Джэйд". Страница 119

Осталось понять, где раздобыть нужную сумму. Очень кстати пришлась выписанное пару дней назад денежное поощрение — его получили почти все служащие канцелярии, а так же гвардейцы, несущие службу на границе. Лану как-то хитро насчитали и за то, и за это, и, как ему показалось, просто за красивые глаза. Почти тридцать пять золотых — с ума сойти!

Вопреки собственным принципам, на этот раз Лан не стал отказываться и объяснять, что его заслуги не стоят таких денег. Это ведь больше половины от нужного!

Еще десятку притащили три усердных муравья, которые уже месяц вечерами постигали тонкости лакейского ремесла. Что-то там у них в копилке было, а что-то честно заработали. И охотно вступили с Ланом в «секретный сговор», то есть не отнесли монеты Даниэлю, а потихоньку вложили в общую кучку.

Осталось собрать вроде и не так много, но и не три грошика. Очередное жалование секретаря, за вычетом того, что надо послать Кетти и самых скромных расходов на месяц — это еще семь золотых. Все равно не хватает.

Лан вздохнул, сгреб монеты в кошелек и решительно вышел из канцелярии. Остался только один выход! Очень трудный, неудобный, вообще почти невероятный… если не хватит сил перешагнуть через себя — через свое все еще не зажившее сердце и свою раненную гордость.

Каро сегодня допоздна в кабинете… а Даниэля она уже выставила спать, твердо пообещав «еще только вот это письмо и все». Наивный, в который раз поверил.

Лан остановился у дверей, чтобы собраться с духом. Он объяснит все, и Каролина это «все» поймет правильно. Надо только решиться и постучать…

Рассвет все еще сонно ворочался где-то над самым горизонтом, когда Его светлость наследника разбудил очень странный звук. Странный — потому что знакомый и в то же время совершенно, абсолютно невероятный.

Даниэль оторвал голову от подушки и ошалело поморгал. Приснилось что ли? Он вздохнул и хотел было поуютнее свернуться под одеялом, когда негромкий стук в окно и такой же тихий свист в три ноты раздались снова. Как давно это было в последний раз? Сто лет назад, в другой жизни…

Не сон?! Да быть не может!!!

Как был, в одних подштанниках, растрепанный и помятый спросонья, Даниэль соскочил с кровати и кинулся к окну. Распахнул створки и едва не вывалился в предрассветные сумерки.

— Тихо ты… — раздалось откуда-то снизу. — Вылезай, сонная королева, дело есть!

И все-таки Даниэль не был до конца уверен, что не спит. Хотя и ущипнул себя уже три раза. Лан? Постучал к нему в окно? И зовет его совсем как… Как будто пять лет назад. На этом месте Даниэль оставил рассуждения, как неблагодарное, бессмысленное занятие. Сон, так сон. Но черт возьми, сон приятный!

— Одеться-то хоть можно? — проворчал он совсем как тот Дан, пятилетней давности. И что-то защемило в груди так резко, что он даже запнулся.

— Можно! — хмыкнули снизу. — Корону не забудь.

— Обязательно! — Даниэль одевался с такой скоростью, будто его Грено палкой подгонял. Нет, даже еще быстрее! При этом он не переставал улыбаться во весь рот.

Невозможно было поверить, невозможно…

На пол пути между окном и кроватью ему попалось зеркало. Это немного помогло вернуть улыбку в рамки лица. Все-таки, когда до ушей — выглядит несолидно!

— Ну? — он все-таки не мог сдержать дурацкой счастливой мины. — Опять приличным людям спать не даешь в такую рань?

— Где ты тут видишь приличных людей, дрыхоня в короне! Все приличные люди при виде нас давно разбежались… — проворчал все тот же невидимый голос из густых зарослей. — Ты вылезешь уже, или тебя оттуда на руках выносить?

Даниэль с забытой ловкостью перемахнул через подоконник, прошел по карнизу и мягко спрыгнул в мокрую от росы траву. Он смотрел на Лана так, как будто впервые его видел. И кажется улыбался опять по-дурацки, но это уже не имело никакого значения.

— Ты точно не сон? И даже не привидение? — спросил он наконец.

— В лоб или по лбу? — тут же предложил Лан, и улыбнулся, точно так же, широко и знакомо, как… как тогда.

Они пробрались через сад все так же перебрасываясь шутками. Вышли на дорогу, все мокрые от росы…и вдруг замолчали. Как-то оба одновременно осознали, что это на самом деле…

Так и шли дальше молча, и было совершенно не важно куда они идут, главное — вместе!

Трость удалось выкупить, правда не без труда. Были и угрозы, пришлось выслушивать мольбы и жалобы на бедность «несчастного, всеми гонимого скупщика». И поторговаться пришлось. И пригрозить пристальным вниманием гвардии к этому маленькому доходному дельцу. Но результат стоил того! Скупщика просто корежило от жадности, но пришлось признать, что сверх законных процентов ему ничего не положено.

А еще… это непередаваемое чувство — когда не сговариваясь понимаешь, что надо сказать и как посмотреть!

У них так было, давно. Когда два проказника могли шкодить и веселиться, даже не сговариваясь заранее, каждый знал свою роль и чувствовал друга, как самого себя. И вот сейчас … снова… словно и не было ничего!

Не было страха, обиды, злости, разочарования… предательства. Ничего не было!!!

Они шли по узкой мощеной серым камнем улице, а город вокруг просыпался, распахивал ставни, отражался ликующим солнечным зайчиком от начищенной до блеска медной вывески над лавкой колбасника, пах свежей выпечкой и молоком, и немножко лошадиным навозом — фермерские коняшки бойко цокали копытами в сторону рынка.

И они двое тоже словно просыпались от тяжелого, долгого и болезненного сна, который длился больше двух лет… и сгинул этим утром туда, куда кошмарам и положено убираться с приходом солнца.

Надо же как бывает порой. Какой-то невидимый щелчок и все изменилось. Один его прекрасный сон на яву с Каро, который длился вот уже несколько дней сменился другим, не менее прекрасным, хотя и гораздо более неожиданным. Настолько неожиданным, что он боялся даже задуматься о причинах. Не спугнуть бы…

Он тайком поглядывал на Лана, словно пытался убедиться, что тот настоящий и не рассеется вместе с утренним туманом. До этого момента удивляться было некогда. Как и задуматься над происходящим. Они спешили, коротко обговаривали ситуацию, потом разыгрывали спектакль… И вот только теперь… Впрочем, Лан кажется рассеиваться не собирался. Шагал рядом и тоже улыбался каким-то своим мыслям. Как будто они каждый день так вот выходили прогуляться в город. Лан… Неужели ты смог простить все. Ведь я так ничего тебе и не рассказал о том, что чувствую и о том, что понял за все это время… Даниэль поймал себя на мысли, что вот теперь ему в жизни, кажется мечтать больше не о чем.

Их уютное молчание было нарушено отчаянным детским визгом из соседнего проулка. Герцог отреагировал первым, он был ближе. Не раздумывая, бросился на звук, влетел в узкую щель между каменных заборов, и… едва не растянулся во весь рост, запнувшись о прочную бечевку, натянутую у самой земли.

Равновесие он все же удержал, тренировки не прошли даром, и целоваться с грязными булыжниками не пришлось. Вот только пока он махал руками, пытаясь удержаться, пресловутая герцогская трость, как живая, вырвалась из пальцев и красиво отправилась в полет. Прямо в глубь проулка, где и встретилась со стеной, с сухим треском отскочив от препятствия.

Откуда взялась рыжая бестия не смог потом вспомнить на сам хозяин трости, ни его запоздавший спутник. Только всклокоченный огненные вихры и грязные пятки мелькнули в воздухе, а это существо уже сидело на самом высоком заборе, сжимая в руках вожделенную добычу.

— Что упало, то пропало, олухи! — звонко крикнуло оно тем самым детским голосом, и исчезло по ту сторону забора.

— Ты это видел? Бродяжка! — Лан стремительно подскочил к забору, и уже вознамерился на него влезть, когда Даниэль, наконец, осознал, что случилось.

— Да черт с ней, с этой палкой! — он рассмеялся с таким облегчением и так заразительно, словно вся эта операция по спасению реликвии была затеяна с единственной целью — вручить ее лично в руки рыжему чудовищу. — Лан! Ланни… пошли… давай… сто лет на башню не лазили… а?