Императорский воспитанник (СИ) - "Девлин Джэйд". Страница 27
— Вы меня опять разочаровали, Даниэль, — сухо, но спокойно сказала девушка. — Мне стыдно за вас. Ваша истерика смотрелась не просто безобразно — омерзительно. Визг был слышен, наверное, на другом конце города. А вид? Лицо перекошено, слюна брызжет… если вы думаете, что кого-то напугали — напрасно. Выглядело смешно и жалко. И это будущий принц-консорт? О каком вообще уважении может идти речь после таких сцен? — Каро невольно передернула плечами — в памяти четко стояла эта картина.
Что случилось, Даниэль не понял. Просто вдруг перед глазами возникло какое-то существо, размахивающее руками, орущее и просто кошмарно визжащее посреди кухни. Еще через мгновение мальчик с удивлением понял — да это же… ОН САМ??? Даниэль готов был поклясться, что он не вспоминал, не представлял, видел! Видел себя со стороны! Какое-то время картинка еще держалась перед ним, потом резко исчезла, как выключили, оставив гадкое ощущение стыда и собственной ничтожности. Даниэль втянул голову в плечи.
Каро внимательно его разглядывала. Несмотря на попытки закрыться, она продолжала ловить все эмоции своего воспитанника. И его мимолетный стыд словно прозвучал первым колокольчиком. Неужели?…нет, еще рано судить.
— Даниэль, вы не оставляете мне выбора. Если вы не в силах совладать с собой сами, я буду вынуждена делать это за вас. За каждой такой истерикой последуют розги. Думаю, так вам будет легче помнить о собственном достоинстве. Прошу, — она указала рукой на лавку посреди кабинета.
Даниэль бросил взгляд в направлении, в котором ему предстояло идти. Посмотрел на лавку, на страшное ведро рядом с ней, и остатки гордости покинули его. — Неееет! — вскрикнул он в отчаянии, непроизвольно сделал шаг назад, ткнулся спиной в косяк и вздрогнул от неожиданности. Стало совершенно невыносимо: к головокружению добавилась слабость и пустота в голове. Снова промелькнула одинокая мысль — бежать! Промелькнула и утонула в бесконечном страхе. Даниэль судорожно пытался найти спасительные слова, но ничего не находил.
Каро поджала губы. Его страх хлестал по нервам нестерпимыми холодными волнами, все сильнее по мере того, как Даниэль терял над собой контроль. Ощущая всю величину его ужаса, принцесса чувствовала, как в ее душе просыпается жалость, но тут же эта жалость приобретала оттенок брезгливости — он даже не пытается с собой совладать! Да не убивать же его тут собираются! — Даниэль, если вы меня вынудите, я раздену и уложу вас на лавку силой, — ледяным тоном предупредила девушка. — Но тогда не обижайтесь, добавлю еще и за трусость.
Трусость… Это слово схлестнулось с ужасом, затопившим Даниэля и словно бы чуть отодвинуло его. Никто еще не называл его трусом… А ведь… так и есть? — скользнуло где-то по краю сознания. Пол показался Даниэлю вязким, когда он шагнул вперед. Ноги будто прилипали к нему — едва удавалось их оторвать, чтобы сделать следующий шаг.
— Даниэль, вы будете наказаны за неумение себя вести и возмутительный скандал. А так же за глупость и упрямство. Вам уже не раз было сказано, что никто не собирается морить вас голодом, надо всего лишь ВЕЖЛИВО попросить. Задумайтесь вот над чем: я наследница престола и не считаю для себя зазорным просить кого-то об услуге. С какой стати вы решили, что это ниже вашего достоинства?
Произнеся эту короткую мораль, Каро замолчала и спокойно ждала, пока ее нежеланный воспитанник сделает все, что положено.
Внешне вторая в жизни «герцога» порка мало чем отличалась от первой. Те же громкие вскрики вторили стежкам, те же рывки непослушного тела, которому некуда деться от расплаты… И все же появилось в Даниэле что-то такое, неуловимое, чего даже Каро не смогла бы, наверное, заметить. Она и уловила перемену не сразу. А уловив — решила, что ей показалось. И даже удостоверившись, ничего менять не стала. Наказание должно быть доведено до конца — этот принцип она усвоила на себе. Отсчитав ровно половину назначенного, Каро сделала перерыв.
Вот только перерыв этот неожиданно получился длиннее, чем она рассчитывала. Пришлось уделить время собственным разгулявшимся эмоциям — те дружными рядами ринулись на подмогу навязанным извне. Понадобилось время, чтобы призвать к порядку и те, и другие. Жалко? Да… Необходимо? ДА, черт возьми!
К сожалению для Даниэля, ослепленная своим раздражением принцесса не дала себе труда задуматься — почему она так злится именно на него? Почему ее выводят из себя именно его слабости и ошибки? Может, сказывался его возраст?
Действительно, в шестнадцать лет любому мальчишке, не то что герцогу, полагалось держать себя в руках. С ее воспитанниками так и было. Даже представить себе невозможно, чтобы кто-то из них так орал во время заслуженного наказания…в десять лет — еще куда ни шло, но не в шестнадцать!
А этот изнеженный фрукт так разоряется, будто его, по меньшей мере, кочергой по голове бьют. Тьфу!
Если бы Каро проанализировала ситуацию трезво — она бы вспомнила, как учила своих подопечных — постепенно, терпеливо, прощая ошибки и поддерживая малейшие успехи. Она именно что УЧИЛА своих мальчишек и терпеть боль, и не трусить ни перед наказанием, ни перед дракой. Учила и отвечать за свои поступки, и думать, прежде чем делать. А еще она любила и жалела их, искренне и от души.
Однако от Дана она требовала всего и сразу, и выходила из себя, когда он не проявлял нужных качеств. Наверное, потому, что для нее он был не просто очередной воспитанник.
Даниэль — это проблемы. Даниэль — это вечная усталость и слипающиеся глаза. Горы документов и жалоб. Даниэль… противный, заносчивый, невоспитанный… навязанный ей обстоятельствами «жених».
Тщательно отсчитав последний десяток, Каро отложила пучок прутьев. Постояла над рыдающим воспитанником, заталкивая его ужас и боль подальше в глубины собственного сознания. — Все, Даниэль, хватит рыдать, — велела она минуты две спустя. В конце-то концов!!! Если даже она может контролировать его чувства — сам он просто обязан постараться! — Успокаивайтесь и послушайте. Мне есть, что вам сказать.
Даниэль и сам желал бы успокоиться побыстрее. И встать побыстрее из этой ужасной, непристойной позиции. И убраться из этого ненавистного кабинета, не выслушивая никаких речей! Потому что… он и сам не понимал почему, но лежать так под взглядом принцессы стало невозможно, невыносимо. Даниэль чувствовал отголосок ее презрения — презрения к его слабости. И очень хотел укрыться от этого. Вскоре тишина в кабинете нарушалась лишь отдельными шумными всхлипами, но и они становились все тише.
— Даниэль, я надеюсь, вы поняли: еще раз я узнаю, что вы визжите или скандалите — сегодняшняя порка вам покажется праздником. Уважайте себя хоть немного — не выставляйтесь на посмешище.
Каро сделала паузу, давая время усвоить.
— И еще… всю предыдущую неделю мне, увы, некогда было контролировать вашу учебу. Чем вы и воспользовались, небрежничая и даже пропуская занятия. Так вот, ставлю вас в известность: с этого дня я лично буду проверять, как идут дела. И думаю, вы понимаете, что вас ждет, в случае если вам вздумается лениться.
Даниэль выслушал все это молча, не поднимая лица. Навалилась слабость, он обмяк и вяло думал, что завтра, ко всему, рано вставать на пробежку…
Каро стояла над ним и недовольно хмурилась. Она тоже чувствовала его усталость и апатию. И понимала — дальше читать нотации бессмысленно. Махнув на них рукой, она отвязала мальчишку.
— Одевайтесь, — велела принцесса и добавила: — Надеюсь, вы усвоили урок.
Вот уж на это Даниэля уговаривать не пришлось. Собрав последние силы, он быстро поднялся. Но резких движений все же избегал — помнил по прошлому разу. Развернулся так, чтобы быть к Каролине спиной и двигаться к стулу с одеждой ему пришлось боком. Уже одевшись, Даниэль застыл на месте, ожидая разрешения идти. Он все так же стоял к Каро спиной, смотреть на нее сейчас он не мог.
Вообще-то, по-хорошему, следовало бы заставить его и развернуться, и посмотреть. И даже рассказать, что он там себе думает. Но Каро решила, что на сегодня хватит — с них обоих. — Идите к себе, Даниэль. Займитесь чем-нибудь до вечера. Лучше вам не болтаться сегодня по замку.