Дуэль умов - Черчилль Питер. Страница 56
С ними обошлись очень заботливо: сразу же отвели в столовую, где предложили по солидной порции яичницы с беконом.
Как только распространился слух об их прибытии, в столовую собрались летчики «лизандеров» и наперебой начали угощать их виски с содовой. Мишеля засыпали вопросами: среди лётчиков у него было много друзей.
— Какого дьявола вы бежали с поля под Базийаком?
— Еще налить?
— А, вот кто туда летал…
— Налить?
— «Налить», «налить»! Смилуйтесь, ради бога! Не могу же я выпить все это! В Базийаке я только сохранил вам жизнь, не подав сигнала. Они хотели схватить нас всех…
— Да оставьте моих пассажиров в покое! Какое они мне поле приготовили! Прелесть!
— Тебе всегда достаются лакомые кусочки!
И так, казалась, без конца…
Наконец они получили возможность проглотить по кусочку. Мишель посмотрел на тарелку и увидел, что она стоит на первой полосе «Ивнинг Стандарт». Мишель обратил внимание на заголовок правой колонки: «НАГРАЖДЕНИЕ ЛЕТЧИКОВ ВВС ОРДЕНОМ „ЗА ОТЛИЧНУЮ СЛУЖБУ“». Отодвинув бокал, он прочел дальше:
«Майор Пикар награжден пряжкой к ордену „За отличную службу“. Подробности — военная тайна».
— Мой бог! — воскликнул Мишель, уронив нож и оглядывая пилотов. — Это же Турню! Я видел все! Он достоин «Креста Виктории»!
— Кто его знает, дружище, — ответил один, — может быть, и не Турню… Вылеты каждый вечер. А садиться приходится прямо на кладбища.
Когда Мишель с Полем согрелись и пришли в себя, они распрощались с гостеприимными летчиками. И вот уже их машина в туманной предрассветной мгле мчится в Лондон.
Около девяти часов утра подъехали к Орчард Корт. Там их ждал Бакмастер и несколько его офицеров, многих из которых Мишель знал. Поздоровавшись с Полем, Бакмастер отвел Мишеля в сторону и сказал:
— Ну, Мишель, приятна видеть вас здесь после всех этих неудачных попыток. Дел у нас сегодня много, так что, если есть вопросы, — выкладывайте сразу.
— Первое, о чем я хотел бы спросить, это что заставило вас позволить итальянцам пройти через тоннели, когда я мог так легко остановить их?
— Это касается оценки общей обстановки. Когда вы сообщили, какие дивизии должны оккупировать юг, мы узнали, откуда они прибывают. Перебрасывая дивизии, противник ослаблял какой-то участок: либо тот, откуда они уходили, либо какой-то другой — откуда снимали войска взамен перебрасываемых. На этот счет нам удалось получить сведения из других источников. Мы также учли, что вы сможете не менее успешно продолжать свою деятельность при итальянцах. А по стратегическим соображениям было выгоднее оттянуть оккупацию этого района немцами.
— Ясно, Бак, — сказал Мишель. — Но сколько разочарований приносят подобные вещи человеку там…
— Понимаю. Но сейчас война, и просто нет времени давать подробные объяснения по эфиру…
— А почему не захватили танкеры в Гибралтаре?
— Таково решение адмиралтейства. Они там по горло были заняты Мадагаскаром и общей проблемой судоходства на Средиземном море. И вы сами знаете, как у них туго с подводными лодками. Мы вели долгую оборонительную войну. Правда, сейчас события принимают иной оборот.
Наконец перешли к самому важному вопросу — о Карте. После того как Мишель в общих чертах изложил свою точку зрения, Бакмастер объяснил:
— Поль здесь уже второй раз, и мы его знаем. Нам он нравится, и мы признаем его как руководителя. Что касается сообщений Би-Би-Си, которые, как вы заявляете, были направлены против вас, то их передали просто для того, чтобы помочь людям Карте принять «Гудзон» и отправить его в Лондон. У нас были свои основания вызвать сюда Карте, но мы вовсе не собирались справляться у него о вашей деятельности.
Из этого разговора Мишель понял, что зря тогда раскипятился и напрасно осудил своих соотечественников. Теперь ему стало ясно, как трудно им иногда приходится. Ведь у них столько агентов, и с каждым могут возникнуть недоразумения, подобные тем, которые он только что разрешил. В разговоре Бакмастер бросил фразу «Все мы ошибаемся, но мы не способны на вероломство или сознательную халатность», и Мишель представил себе, сколько добросовестности и терпения они здесь проявляют в решении многочисленных вопросов, сколько делают для того, чтобы помочь своим людям в тылу врага.
— …А где теперь Карте?
— Пока в Лондоне, собирается в Соединенные Штаты.
— Значит, осуществились его мечты.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он говорил мне, что предпочитает работать с нашими союзниками…
Мишель убедился, что прежний скромный аппарат французского направления разросся до таких размеров, что теперь среди множества новых людей он чувствовал себя здесь почти чужим. И он стремился вернуться к своей работе по ту сторону фронта.
Один случай Мишель не мог вспоминать без улыбки. Его вызвал к себе какой-то начальник — молодой человек с высоким званием, один из новичков, — и стал распекать за то, что Арно выражается в эфире слишком фривольным языком. Он помахал перед носом Мишеля несколькими радиограммами Арно в качестве вещественного доказательства.
— Неужели вы не можете заставить вашего радиста воздерживаться от подобных выражений?
— За выражения извиняюсь, — ответил Мишель, — но по существу дела он прав. Пусть кто-нибудь другой заставит его употреблять другие выражения. Не нравится— попробуйте, найдите нового радиста.
— Я думаю, едва ли вы можете советовать мне, как поступать, — ответило недовольное начальство.
На этом разговор окончился. Теперь Мишель не сомневался, что любое подписанное им представление о награждении Арно орденом «За отличную службу» или «Военным крестом» полетит в корзинку для мусора.
Тем не менее одно представление — к званию — Бакмастер уже утвердил, и когда Луизе сообщили о благополучном прибытии Поля и Мишеля, в радиограмму включили фразу:
ДЛЯ АРНО. ПОЗДРАВЛЯЕМ ВАС С ЧИНОМ КАПИТАНА.
В поезде на пути домой, к родителям, Мишель задумался об изменениях во французском направлении. В том, как его приняли сейчас, не было ничего похожего на триумф, с которым он вернулся из Франции более года тому назад: тогда его поздравляли, словно прославленного спортсмена, который привез на родину редчайший приз.
Тем не менее он решил, что нельзя торопиться с выводами. Возможно, он заблуждается и отношение этих людей показалось ему бездушным только потому, что он стал мнительным после перенесенных потрясений и страхов. И, конечно, сказался удар, который обрушился на него в день возвращения, — только теперь ему осторожно сообщили, что его брат, летчик-истребитель, погиб семь месяцев тому назад, в тот день, когда он, Мишель, впервые появился в Канне.
Короткий отпуск кончился. Мишелю пришлось оставить убитую горем мать и вернуться в Лондон.
Тем временем из Франции поступили далеко не утешительные сведения. Марсака схватили в Париже после его возвращения из Эстрэ-Сен-Дени; к счастью, Рожэ (преемнику Мишеля) удалось скрыться и добраться до Сен-Жорио.
Вскоре Мишеля вызвал Бакмастер. Явно чем-то встревоженный, он протянул ему расшифрованную радиограмму и сказал:
— Взгляните на это!
Мишель прочел:
ОТ ЛУИЗЫ. ОФИЦЕР НЕМЕЦКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ ПО ИМЕНИ АНРИ ВСТРЕТИЛСЯ СО МНОЙ В СЕН-ЖОРИО И ВЫЗВАЛСЯ ОСВОБОДИТЬ МАРСАКА, ЕСЛИ ВЫ ОБЕСПЕЧИТЕ «ГУДЗОН», НА КОТОРОМ МЫ С НИМ ВЫЛЕТИМ В ЛОНДОН, ЧТОБЫ ОБСУДИТЬ СРЕДСТВО ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ.
— Ну и ну! — воскликнул Мишель.
— Ваше мнение?
— Я думаю, что Марсак дал адрес Луизы и что Анри, захватив наш бомбардировщик, надеется получить орден «Рыцарского креста». Дело это настолько опасно, что его нужно бояться не меньше, чем черт боится ладана. По-моему, Луизе следует предложить укрыться за озером, а Арно нельзя больше жить в Фаверже. Пусть переберется в домик лесника, где у него есть рация.
— Именно так, — сказал Бакмастер. — Вы знаете, Мишель, — продолжал он, — вам незачем возвращаться туда. За Луизой и Арно мы пошлем «Лизандер», и со временем вы можете поехать куда-нибудь в другое место или остаться здесь.