Дело небрежного купидона - Гарднер Эрл Стенли. Страница 25
– Какое именно?
– Когда обсуждаются результаты тестов на детекторе лжи.
– Я не слышал, чтобы до сих пор кто-либо прибегал к помощи полиграфа для установления невиновности, – сказал Мейсон. – Если его и использовали в полиции, то только для того, чтобы уличить человека во лжи и доказать его вину. Когда они не добиваются признания, они называют тест неубедительным и на этом успокаиваются. Я придумал принципиально новое применение полиграфа. Когда возникают всякие слухи и кривотолки по поводу того или иного дела, я считаю целесообразным подвергнуть подозреваемого научному допросу с полиграфом и сообщить результаты в печати, какими бы они ни были. После этого все станет на свои места, а клеветники прикусят языки.
– Суды не пойдут на это, – сказал Бергер.
– Какой суд осмелится мне помешать? – спросил Мейсон.
– Сами увидите. Можете считать себя счастливчиком, если вас не обвинят в попытке оскорбить суд.
– Иными словами, – сказал Мейсон, – суд пойдет на все, лишь бы не дать возможности человеку заявить во всеуслышание о своей невиновности?
– Таким способом – да.
– Почему?
– Суд никогда не согласится использовать тесты на полиграфе для доказательства вины подозреваемого.
– Хорошо, – сказал Мейсон. – А как насчет добровольного признания? Они разрешают опубликовать его?
– Ни в коем случае! – воскликнул Бергер. – После того как подозреваемый сознался в содеянном, полиция не разрешит, чтобы его признание была опубликовано.
– Что ж, – заявил адвокат, – посмотрим на другую сторону медали. Предположим, что подозреваемый упорно твердит о своей непричастности к преступлению. Неужели суд может запретить ему открыто заявить широкой публике о своей невиновности?
– Конечно, нет.
– Именно таково положение вещей в данном деле, – сказал Мейсон. – Суд мог бы запретить публикацию сообщения о тестировании полиграфом, доказывающем вину человека, после его ареста. В нашем случае человек не был арестован, но его довели до такого состояния откровенные инсинуации, что он добровольно пошел на научное обследование при помощи полиграфа. Мы слишком долго раздумываем о правомерности применения этих научных тестов для доказательства вины и совсем не думаем об использовании их для установления невиновности. Человек, репутация которого запятнана косвенными уликами, а то и прямыми обвинениями, имеет право добиваться того, чтобы его репутация была восстановлена.
– Вы не дослушали меня до конца, Мейсон! – рявкнул Бергер. – В надлежащее время и в надлежащем месте я намереваюсь просить суд принять меры.
– Какой суд?
– Который будет судить Сельму Ансон!
– Вы собираетесь ее судить? – поинтересовался Мейсон.
– У нас имеются вещественные доказательства, которые мы оцениваем в настоящее время, – сообщил Бергер. – И мне кажется вполне вероятным, что миссис Ансон будут судить, невзирая на шумиху, которую вы подняли.
– И вы намерены сделать это заявление в печати?
– Я уже обрисовал прессе позицию прокуратуры в манере, приличествующей представителям закона.
– Другими словами, вы пытаетесь противодействовать моей публикации, – сказал адвокат.
– Ничего подобного. Меня попросили изложить позицию прокуратуры, и я это сделал.
– Когда мы окажемся в суде, – сказал Мейсон, – я непременно взгляну на ваше заявление и проверю, нет ли в нем чего-то такого, что предназначено для целенаправленного, отнюдь не объективного воздействия на общественное мнение.
– Вам будет не до этого! – заметил Бергер. – Представляю, как вы будете выглядеть, когда потерпите поражение после такой публикации в газете!
– Человек считается невиновным до тех пор, – сказал Мейсон, – пока его вина не будет доказана, мистер Бергер.
– Благодарю вас, что вы предоставили мне возможность оживить в памяти основное юридическое правило, – с сарказмом ответил прокурор.
– Не стоит благодарности, – весело сказал Мейсон. – Обращайтесь ко мне всякий раз, когда захотите вспомнить то, что улетучилось у вас из памяти.
Бергер бросил трубку. Мейсон улыбнулся Делле Стрит.
– Окружной прокурор сказал, что сделал заявление в печати.
– Оно уже опубликовано?
– Появится в вечернем выпуске, – сказал адвокат.
Снова раздался телефонный звонок.
– Да, Герти? – сказала Делла Стрит и повернулась к Мейсону: – Джордж Финдли находится в приемной. Он выглядит разъяренным и требует немедленной встречи с тобой.
– Требует? – переспросил Мейсон.
– Так говорит Герти.
– Пригласи его, – сказал адвокат, – раз уж он требует. Послушаем, что он скажет.
Делла Стрит поколебалась, затем нехотя подошла к двери в приемную и открыла ее.
– Входите, мистер Финдли, – сказала она.
Джордж Финдли, рослый широкоплечий мужчина двадцати восьми лет, словно ураган ворвался в кабинет.
– Какого черта вы пытаетесь делать? – с ходу спросил он у Мейсона.
Адвокат внимательно посмотрел на посетителя.
– В данный момент я пытаюсь выяснить, чего вы хотите, – сказал он. – Я не принимаю посетителей без предварительной договоренности, а для вас сделал исключение только потому, что вы выглядите весьма расстроенным. Так что же вам угодно?
– Вы вмешиваетесь в семейные дела! – заявил посетитель.
– Присаживайтесь, – предложил Мейсон. – И объясните мне, почему я не должен вмешиваться в семейные дела? Адвокатам очень часто приходится это делать.
– Тут совсем другая ситуация, – сказал Финдли. – Эта женщина – настоящая интриганка. Она уже отправила на тот свет своего мужа, а как только ей удастся заполучить дядю Ди, она отравит и его. Дядя Ди не протянет и двух лет.
– Вы готовы это доказать? – спросил Мейсон.
– Совершенно верно, я готов это доказать.
– Тогда вам не следует попусту тратить время на разговоры со мной, – заметил адвокат. – Отправляйтесь к окружному прокурору.
– Именно по этой причине, – сказал Финдли, – я и хотел поговорить с вами.
– Вот как? – усмехнулся Мейсон. – Ну, раз вы уже здесь, выкладывайте, что у вас на уме.
– Вы представляете Сельму Ансон, – сказал Финдли. – Мне глубоко безразлично ее прошлое, пусть она убьет еще десяток мужей, лишь бы не трогала дядю Ди. Он милейший и доверчивый человек, который совершенно не умеет разбираться в окружающих, а особенно в людях типа Сельмы Ансон. Он считает ее такой, какой она ему кажется, принимая все ее слова и поступки за чистую монету. Так вот, я предоставил Сельме Ансон возможность выйти сухой из воды. Как я понимаю, она ухватилась за нее, но тут в игру вмешались вы и все испортили.
– Каким образом?
– Своим проклятым тестированием на детекторе лжи!
– Это было вовсе не проклятым тестированием на детекторе лжи, – усмехнулся Мейсон, – а тестом при помощи детектора правды. Я хотел установить точно, что моя клиентка говорит правду.
– Не знаю, чего вы добиваетесь, – сказал Финдли, – и меня это не интересует. Показания детектора лжи не примут во внимание на суде.
– Пожалуйста, – произнес Мейсон, – успокойтесь и внимательно выслушайте то, что я скажу. Я заставил свою клиентку подвергнуться допросу эксперта, а тот использовал при этом полиграф точно так же, как врач мог бы использовать стетоскоп.
– Вы же знаете, что такие тесты суд не принимает во внимание!
– Я вовсе не добиваюсь того, чтобы суд принял их во внимание, – сказал адвокат. – Моя клиентка не находится под судом.
– Ну, этого ей не избежать.
– Что вы имеете в виду?
– Я пытаюсь добиться взаимопонимания с вашей клиенткой, мистер Мейсон, – сказал Финдли. – Я раскрою перед вами карты. Предупреждаю, если вы вздумаете в суде спросить меня об этом, я покажу под присягой, что вы меня оболгали… А теперь попросите секретаршу выйти, мы потолкуем как мужчина с мужчиной.
– Говорите как мужчина мужчине все, что вам заблагорассудится, – сказал Мейсон. – Если же вы намереваетесь сообщить какие-то факты, которые, по вашему мнению, не должны выйти за пределы этой комнаты, вам разумнее уйти отсюда, не раскрывая рта.