Практическая магия - Смит Дебора. Страница 52

Я задохнулась от ужаса, не в силах произнести ни слова, и попятилась. Так называемый Финансовый институт Донэхью пользовался дурной славой в наших горах. Старик Донэхью и его сыновья, как говорили, до семидесятых годов управляли игорными домами от имени бандитов Дикси. За последние два десятка лет за их кланом утвердилась репутация ростовщиков-кровососов. Этот поклонник моего папы оказался рэкетиром-костоломом.

– Мой отец брал деньги взаймы?

– Да, мисс, совершенно верно. Около двух лет назад он занял десять тысяч долларов, не считая процентов. Сказал, что хочет очистить это место после неприятностей с торговцем наркотиками. Сказал, что у него есть квартиранты, которым не по карману платить ренту – те самые, что живут у вас сейчас. Они достойные, хорошие люди, и он не хотел, чтобы они съезжали. Но они не могли платить ренту, а ваш папа не хотел им говорить, что нуждается в этих деньгах. Поэтому он и занял деньги.

– И сколько он вам должен с учетом процентов?

– Пять тысяч, милая. Я терпеливо ждал с самой зимы. Томми не мог ничего заплатить. Он мне сказал, что дела идут совсем плохо и его квартиранты не могут заплатить ему ни цента. Но они ему все же помогли. Мисс Лиза отдала мне кое-какие драгоценности, Ледбеттеры отослали целый набор самой лучшей посуды жене мистера Донэхью, Освальд продал лишний мотоцикл, но этого всего оказалось недостаточно. То есть я хочу сказать, что существуют правила, и ваш папа знал о них, когда брал деньги.

Я постаралась справиться с подступившей к горлу тошнотой и навалившимся на меня страхом.

– И какое обеспечение под займ предоставил мой отец?

– Три акра земли. Вот эти самые, перед вашей фермой.

Папа определенно оказался в отчаянном положении, если рискнул землей Пауэллов. За все сто пятьдесят лет непростой истории нашей семьи мы не потеряли ни единого ее дюйма.

– Я привез бумаги, милая. Если вы подпишете их сейчас, то все будет улажено.

Я заставила себя думать, хотя голова шла кругом.

– Я могу завтра же отдать вам пять тысяч долларов наличными.

– Отлично! – Уокер смотрел на меня с радостным удивлением. – Вы уверены?

– Абсолютно. Я принесу вам деньги утром, до полудня.

Уокер присвистнул, хлопнул крышкой кейса, протянул мне визитную карточку и вытер лоб.

– Вы сняли тяжесть с моих плеч. – Он достал маленький компьютер и стилус и сделал запись. Даже старые добрые рэкетиры-костоломы освоили современные технологии.

– Сожалею, что мне пришлось потревожить вас таким неприятным делом, – сказал он. Джо Белл Уокер выглядел несколько смущенным. – Но я надеюсь, что вы принесете мне деньги. Наличными и все сразу, слышите?

– Слышу.

Он приложил руку к сердцу и попрощался. Как только его машина скрылась за поворотом, у меня подогнулись колени, как будто он и в самом деле перебил их. Я прислонилась к пикапу. Папе нужны были деньги. Он сделал все, что мог, чтобы не дать дому рухнуть и защитить своих квартирантов. Отец хотел, чтобы я могла им гордиться. Это произошло сразу после того, как я выплеснула на него мой гнев и мое презрение.

Три часа спустя я сидела среди витрин в салоне самого респектабельного в Атланте торговца серебром миссис Адамсон. Это была скромная седовласая женщина в отлично сшитом костюме из синей шерсти с ниткой настоящего жемчуга на шее. Я слышала, что, когда она занялась делами после смерти мужа, ей пришлось продать фамильное серебро, чтобы свести концы с концами. За те годы, что я жила в Атланте, мы стали друзьями, пока я собирала и хранила мою скудную коллекцию столового серебра. Это серебро переходило из рода в род, от одной женщины, носившей фамилию Пауэлл, к другой. Я должна была отдать его моей старшей дочери, а она своей. А теперь все это серебро лежало в коробках у моих ног.

– Дорогая, мне так неприятно, что вам приходится это делать, – посочувствовала мне хозяйка салона мелодичным голосом настоящей южной леди.

– Вы же знаете, иногда приходится на это идти.

Миссис Адамсон кивнула. Протягивая мне чек, она задержала свою руку с голубыми жилками на моей.

– Я подержу ваше серебро месяц, и вы сможете получить его обратно за ту сумму, которую я вам заплатила.

Я поблагодарила ее, но вышла из салона, твердо зная, что распрощалась с фамильными реликвиями навсегда. Начался дождь. День подходил к концу, на город спускались сумерки. Мне следовало бы добраться домой, дать себе передышку, напиться.

Я поехала на Персиковую улицу.

“Если бы я только знал, я бы дал ей деньги. Если бы Урсула только попросила. Но она не станет просить”. Квентин ехал по улицам Атланты. Он искал Урсулу. Лиза рассказала ему о Джо Белле Уокере. Она сама застала Урсулу в гостиной, где та упаковывала серебро, и дочери Тома Пауэлла пришлось все объяснять Лизе-Оленихе.

“Проклятые ростовщики, ничем не отличаются от тех, кто правил бал в нашем квартале”, – думал Квентин. Он вырулил в узкий переулок. “Но Урсуле достаточно было обо всем рассказать мне. Я бы дал ей все, в чем она нуждается. Мы бы могли считать это авансом за Медведицу”.

Он нахмурился, размышляя об отношении Урсулы, потом чертыхнулся сквозь зубы.

“Она не хочет оказаться у тебя в долгу. Ни в финансовом смысле, ни в общечеловеческом. Урсула Пауэлл тебя разгадала. Ты сам хотел держаться в стороне, вот теперь и получай”.

Квентин ехал медленно, серый тяжелый дождь барабанил по ветровому стеклу. Он включил “дворники” и закрыл окна. Запахи и краски дождливого дня всегда заставляли его думать о том, что мир опустел, и он остался один. Квентин прибавил скорость.

“А что, если я больше не хочу оставаться в стороне?”

Летние дождливые вечера на юге всегда опасны, влажная жара заставляет нарушить самые строгие запреты. Чувственное тепло возбуждает людей, они убивают и соблазняют, кричат во все горло или направляют свою необузданность под сень палаток секты “Возрождения веры”, где пот, секс и спасение пахнут одинаково.

От жары окна пикапа запотели. “Дворники” скользили по стеклу, повторяя однообразную мантру: “Шш-ш, ду-ура, шш-ш, ду-ура, шш-ш, ду-ура”.

Четкие контуры дня сменились влажными расплывчатыми контурами, когда я припарковала машину у широкого тротуара Персиковой улицы. Опустевшие дома, спокойные безлюдные улицы, одинокие огоньки в тумане. В нескольких кварталах отсюда, в доме, который я помогала ремонтировать, Грегори и его новая подруга, вероятно, отмывают раковину в кухне или опрыскивают дезинфицирующей жидкостью сверкающие чистые полы.

Площадку рядом с магазинами уже разрыли. Пекановые и персиковые деревья исчезли. Огромная яма зияла на месте старого персикового дерева, а о пекановых деревьях напоминали низкие пеньки вдоль тротуаров. Без зеленой листвы деревьев древние магазины выглядели хрупкими, старыми, обнаженными. Высокие рамы уже вынули, и стены смотрели на мир черными провалами окон. И что хуже всего, ограда из металлической сетки окружала весь квартал. Я вцепилась в нее, прижалась лицом и смотрела на мой магазинчик, как мать на пострадавшего ребенка. Мне хотелось просочиться сквозь плотную сетку, как мягкое масло, если его протереть сквозь сито.

Я вернулась к пикапу, подъехала к моему магазину с тыла, где раньше стояли баки для мусора, сбросила скорость, аккуратно въехала на тротуар и ткнула бампером в ограду. Сетка закачалась. Совершенно ясно, что стальные столбы никто не закапывал слишком глубоко, так как никому и в голову не приходило, что кто-то захочет проникнуть внутрь. Это было знамение свыше.

Я осторожно прибавила газ, секция ограды подалась и легла под колеса пикапа. Я вышла из машины и подошла к задней двери, прихватив с собой ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Только в эту минуту я увидела, что подрядчик оставил на двери висячий замок.

Я попыталась ее открыть, потом подошла к задним окнам, попробовала отжать створки. Какую-то долю секунды я обдумывала совершенно дикий план: выдавить их пикапом. Теплый мелкий дождь осыпал мое лицо, темнота вокруг меня сгущалась.