Мы обещали не расставаться (СИ) - Медведева Татьяна Леонидовна "Стелванда". Страница 14
Они поехали прямиком на квартиру к Вадковским, которая пустовала, потому что родители Вадима уехали в санаторий.
Им и не мечталось о таком счастье - одним, без пригляда родственников, пожить целый месяц.
С тех пор, как Вадим уехал в Сочи, у них ещё не было физической близости. Просто-напросто негде было уединиться: вокруг постоянно было полно народу, а в лесу поздними вечерами сыро и холодно. Конечно, можно было бы найти укромный уголок, если к этому стремиться, но парень не хотел заниматься с Тинкой любовью второпях, словно стало бы это вторым его предательством. Он намеревался дать почувствовать девушке, как много она для него значит.
И не было их счастливее на свете в эти дни первого совместного месяца. Каждый миг и каждая минута друг с другом казались обоим райским блаженством. Могли попросту сидеть рядом и заниматься своим делом (она пишет материал для радио, он обдумывает новую постановку, роясь в своих записях), но у них постоянно было ощущение, что они – единое целое.
- Что, если мы позовём на обед Розу Зосимову и Алёшку с мисс Морин? – однажды предложил Вадим. – Я давно не видел брата.
А Тинка, напротив, встречалась с ним ежедневно, но не разговаривала по душам, как делала когда-то. Поначалу после его злополучного признания девушка не знала, как себя с ним вести. Однако не стоило и расстраиваться, потому что сам Алёшка, видно, не слишком и переживал, шутил и подкалывал, как обычно. Правда, на лекциях уже не сидел с ней и Зосимчиком. У него образовалась своя компания, особенно после того, как комиссарил в проводницком отряде. Общие воспоминания, совместные разговорчики…
Зосимчик тоже летом работала проводником. Она рассказала, что в предпоследней поездке Кравченко нашёл себе новую Морин, со старой своей философиней Аней расстался.
- Прямо чудо в перьях! – смеясь, поведала Роза. – Манерная и странноватая! Он нашёл эту девицу на инфаке. Евреечка, так сама и объявила нам, проводникам, на собрании перед очередной поездкой, куда привёл её Алёшка. Сказал, что она на время заменит заболевшую Ленку Самохину. Представил Инной Зальц. Её поставили одну на вагон, на ночь я должна была подменять. И знаешь, что произошло в Новосибирске! - продолжила рассказ Зосимчик. - Наш командир Коробов Виктор за два часа до прихода поезда на станцию в своей обычной приказной манере дал указание: «Всё помыть внутри и снаружи, закрыть вагон и быть готовыми!» Имел в виду, что убраться в вагоне заранее, чтобы по прибытии спокойно пошляться по городу. На осмотр Новосибирска у нас было всего часов пять. В назначенное время собрались у бригадирского вагона все, кроме Инночки. Пошли к её вагону, а она, дурочка, где-то раздобыла ящик, взобралась на него и моет лентяйкой окна с перрона. Витька кричит ей: «Что ты делаешь? Мы тебя заждались!» Отвечает спокойно: «Мою снаружи вагон, внутри я уже помыла, вы же сами сказали!»
Странно было Тинке слушать о чудачествах новой Алёшкиной «Морин» из уст такой же немного чудаковатой Розы, которая сама не раз по доброте и доверчивости попадала в смешные ситуации. Из-за того же Коробова, например. Как-то на лекциях она заметила у него сзади прореху у рукава пиджака.
- Коробов, у тебя по шву рукав отрывается, надо зашить! – не удержалась сказать Зосимчик.
После занятий на её кровати в общежитии (Роза жила с Тинкой в комнате временно, пока одна из девушек лежала в больнице) оказался коробовский пиджак с запиской: «Принёс пиджак, как просила, когда зашьёшь, верни назад!»
Ничего не поделаешь, пришлось пришивать рукав. Это ещё бы ничего, но на следующий вечер раздался стук в дверь, пришёл Алик с их курса:
- Мне сказали, Роза, ты Коробову зашила пиджак. А у меня у рубашки оторвались пуговицы. Ты не пришьёшь?
В тот же вечер Володька с четвёртого курса принёс брюки, чтобы поменять в них замок. Зосимчик чуть не взвыла от возмущения, но отказать не смогла. Провозившись с замком часа два, на следующий день сбежала из общежития жить домой.
Новая подружка Алёши Кравченко и вправду оказалась поразительной. И по яркой наружности, и по манере держаться величественно, и говорить важно, со значением, словно она пуп земли. У неё были прекрасные каре-зелёные глазищи чуть на выкате, с густыми ресницами, чёрные брови дугой, смоляные волнистые волосы, высокая грудь и осиная талия, обхваченная широким поясом. Похоже, тоньше Тинка ещё не видела.
Имелся у неё во внешности, пожалуй, один лишь изъян: передние зубы были великоваты и выдавались немного вперёд. Когда Инна раскрывала свой красивый пухленький ротик, в немалой, к общему удивлению, улыбке, восхитительные черты её искажались, и прекрасное личико становилось неприятным, в нём появлялось что-то лошадиное.
Первое, что она произнесла, как только Алёша представил её Тинке и Вадиму:
- Вы, наверное, обратили внимание, что я евреечка?
- А Валентина - башкирка, - вклинилась в её речь пришедшая вместе с Алёшей и Инной Зосимчик. – Потому что в Башкирии родилась. А я китаянка, а может, узбечка… Это так важно? – и захихикала.
Инна, равнодушно взглянув на неё, промолчала. За столом поначалу она не раскрывала рта, когда же Зосимчик стала рассказывать о своей работе в аптеке, неожиданно заговорила:
- Позволь поправить тебя, Роза, не бАловаться, а баловАться.
- Хорошо, - согласилась Зосимчик и принялась с воодушевлением описывать события дальше.
И снова вдруг прозвучало:
- Позволь поправить тебя, Роза, не зАвидно, а завИдно.
Когда Инна поправила Зосимову в третий раз, начиная словами «Позволь поправить…», та не на шутку взвилась:
- Не позволю! Набери в рот воды или еды, жуй, молчи и не слушай! Не для тебя рассказываю!
На гнев Инна Зальц отреагировала безмятежным спокойствием, мило улыбнулась, не показывая лошадиных зубов, лишь одними губами и невозмутимо, без какой-либо обиды на лице принялась за еду. Через минут десять ни с того ни с сего заявила:
- Хорошо, что Алёша наполовину еврей! У меня мама тоже полукровка.
Все недоумённо взглянули на Алексея.
- На какую половину? – прыснула Зосимчик и, не обращая внимания на останавливающие тычки Алексея под столом, настырно спросила: – Нижнюю, верхнюю?
- Не имеет значения, - хладнокровно продолжила Инна. – Я твёрдо обещала бабушке не дружить с парнем, не имеющим еврейских корней. Нас, евреев, в России всё меньше и меньше. Уезжают в Израиль, Америку, во вторую мировую войну много погибло. Чтобы не исчезнуть, мы должны искать пару в своей национальности. Я так обрадовалась, когда Алёша при знакомстве со мной признался, что наполовину еврей. Это его немного смущает.
- Да! - беззастенчиво соврал Алексей и лихо взъерошил себе кудри. – Моя еврейская курчавость меня немного напрягает и выдаёт! Хоть распрямляй!
- Ты не должен от этого страдать, - принялась успокаивать Инна, - бабушка утверждает, евреи – богом избранный, почти священный народ, ты должен гордиться, что принадлежишь к нему.
- Э-э! Что, у вас крыша поехала! – не выдержала Зосимчик. – Еврей не еврей? При чём тут нация? Все мы равны. В любой национальности есть хорошие люди и подонки. Что, нам больше поговорить не о чем?
Позже выяснилось, что Инночка хорошо поёт и играет на фортепиано. В спальне родителей Вадима было пианино. После ужина направились прямо туда. Инночка пела красиво и задушевно романсы. Удивительно, куда только делась её занудливость. Она превратилась в нормальную девушку, которая неожиданно Тинке понравилась. Голос был глубокий, грудной, довольно низкий, но обволакивающий негой.
- Теперь ты поняла, чем она меня привлекает? – послышался шёпот Алёши у Тинки над ухом. – Прекрасная дивчина, правда? Открытая, непосредственная и поёт, как Калипсо, обещавшая вечную молодость Одиссею.
- А согласна она быть следующей Морин, девушкой Ринго? – едва слышно, с насмешкой спросила Тинка у новоявленного полуеврея.
- Не сомневаюсь! – уверенно прошептал на её выпад Алёша. – Инночка будет петь в нашем ансамбле. Я ей сказал, мы все там еврейские полукровки, только не афишируем это. Она считает своим долгом поддержать нас.