Мы обещали не расставаться (СИ) - Медведева Татьяна Леонидовна "Стелванда". Страница 30

- Вот-вот, проникнуть к чужим вам ничего не стоит! Пока другие на работе, вы заходите к ним в комнату и высматриваете, что плохо лежит. И как только Тинка с Алёшкой об этом не догадываются? Теперь я им скажу!

Мужчина будто не слышал её слов, продолжал ругаться грозно:

- Я думал, она шутит. А оказалось, нет! Какая ловкая пройдоха! Я - в командировку, а она, не мешкая, тут же мою комнату сдала лохматой кикиморе! Я не давал разрешения! Даже на мою постель улеглась – это возмутительно!

- О какой это лохматой кикиморе ты бормочешь? – рассердилась девушка и, соскочив с дивана, взбешенно встала перед парнем прямо в одной лишь красной шёлковой комбинации, в которой спала и которая, кстати, очень шла ей. Густые её тёмно-русые волосы действительно торчали в разные стороны.

Такими, гневом пышущими и готовыми разорвать друг друга на части, их и застала Тинка.

В садике ей пришлось забрать домой вместе с дочкой Кирюшу. Воспитательница ночной смены, зная, что она живёт с Кармальковыми в одной «коммуналке», попросила передать отцу мальчика, чтобы срочно забрал сына, потому что у того весь день было расстройство желудка и, хотя к вечеру понос прошёл, мальчик продолжает капризничать. Поглядев на невеселого и побледневшего ребёнка, Тинка пожалела его и взяла домой.

- Роза, что ты тут в комнате у Степана делаешь? Раздетая? – удивлённо спросила она. – А я думала, что ты в аэропорт к своему физику уехала? Уже семь вечера.

Зосимчик ахнула и смущённо прикрыла грудь скрещёнными руками.

- О боже, где-то здесь должен быть мой халат! – Схватив его со стула, быстренько надела и только тогда растерянно произнесла: - Разве это не твоя с Алёшкой комната?

- Ты потеряла мой план?

Зосимчик виновато кивнула.

- Я засунула его куда-то в сумку. А тут детские игрушки – вот и подумала, что здесь живёте вы, - ответила повинным голосом.

Практически одновременно подружкам в голову пришла одинаковая мысль: ситуация почти как в популярной рязановской комедии «Ирония судьбы…». Но смеяться под грозным взглядом хмурого хозяина комнаты ни той, ни другой не хотелось. Особенно после того, как он, заметив сына в коридоре, беззастенчиво заорал на Тинку во весь голос:

- Зачем вы его забрали? Мне завтра снова в командировку!

Девушки невольно съёжились. Смутившись, Тинка сбивчиво стала оправдываться, почему не оставила Кирюшу в садике. Зосимчик, вскорости пришедшая в себя, набросилась на Степана с прытью злобной кошки:

- Сбавь тон, грубиян ты этакий! Настоящий дурак в расцвете сил! Иначе заткну глотку! Ты слышал, сыну твоему плохо! Вместо благодарности ты злобно рычишь, словно сорвавшийся с цепи пёс. Замолчи и извинись! – резко выкрикнула последнюю фразу.

Степан ошарашенно замигал и уставился озадаченно на раскрасневшуюся в гневе девушку.

- Почему я дурак в расцвете сил? – неожиданно спросил изумлённым голосом.

- Потому что ты сам не знаешь, где похоронена твоя мудрость, - загадочно произнесла Зосимчик, а потом укоризненно добавила: - Любой умный отец, увидев хворого сына, бросился бы к нему с утешением! – И направилась к малышу, присев около него, ласково принялась ворковать, ловко освобождая от верхней одежды.

Позже, оказавшись в комнате семьи Кравченко, подружки долго смеялись над оплошностью Розы. Она не очень переживала, что не встретила своего физика. Теперь он для неё не досягаем: не знает ни телефона, ни адреса в Москве, даже организация, в которую его командировали, ей не известна.

- Значит, судьба нас разводит, - без капли сожаления признала Зосимчик, - мы в хорошие-то любовные времена между собой ссорились, расстались легко, и незачем было снова затевать бодягу. Прощай, мой физик! Мы время потратим на нас с тобой, Валентиночка!

Ночью Степан разбудил Тинку, он был растерян: у Кирюши поднялась температура до 39 градусов, и он жалуется на живот. Зосимчик, услышав его нетихие бурные объяснения, тоже встала и пошла за ними в комнату к Степану.

Надо вызвать «скорую» - сразу решила Тинка, как только взглянула на мальчика. Степан послушно кинулся к телефону. Зосимчик взяла Кирюшу на руки, нежно прижала к себе и стала, покачивая, успокаивать – так и сидела с ним, пока не приехала машина скорой помощи. И даже тогда не спускала с рук: мальчик не захотел пойти к отцу, когда врач принялась осматривать малыша. Сделав укол, та сказала безапелляционно:

- Мы заберём ребёнка в больницу, нужно его обследовать. – Посмотрев на Розу, прижимающую к себе Кирюшу, добавила: - Вы поедете с нами, возьмите с собой халат, гигиенические принадлежности. И быстро, пожалуйста.

- Но это я его отец и поеду сам! – запротестовал было Степан и попытался взять сына у Зосимчика, но мальчик не шёл к нему, ухватился цепко обеими ручками за её шею и громко заревел.

Роза поначалу пыталась разжать руки ребёнка, чтобы отдать его отцу, только неожиданно сердце дрогнуло от жалобных ноток в голосе мальчика, она всем своим телом почувствовала его безудержный страх. Когда-то в детстве сама так же сильно боялась людей в белых халатах. Конечно, он ещё слишком маленький, чтобы осознавать, куда его повезут. Но уже видит в ней свою защитницу от боли, страха и неизвестности. Никак нельзя его подвести.

- Я поеду с ним! – решительно заявила. – Валентина, собери мне всё что положено, а я одену ребёнка. Побуду ночку с ним, от меня не убудет!

Не прошло и пяти минут, как Зосимчик и Кирюша были готовы. Степан, поражённый всем происходящим, уехал тоже с ними на «неотложке», утром вернулся, угрюмый и расстроенный. Тинка собирала Катюшку в садик.

- Я подвезу вас, - сказал он ей. – А потом я поеду в телецентр, отпрошусь от командировки. Роза осталась с сыном в больнице.

Она вернулась к Тинке лишь к концу недели, когда уже Алёшка вернулся из командировки и пришло время ей уезжать.

- Вот и походила по магазинам и по московским достопримечательностям! – смеялась Зосимчик, уезжая в свой город. – Я оставила номер телефона Степану, напомни ему, пусть позвонит, как только выпишут Кирилла из больницы.

Тинка так и не рассказала Алёшке, что Вадим знает о Катюше правду. Каждый раз, когда заводила разговор об этом, что-то мешало довести его до конца. Похоже, самое важное в последнюю минуту застревало у неё в горле: никак не хотелось расстраивать всегда благодушно настроенного мужа. В общем-то, прекрасно понимала, нельзя долго откладывать на потом, потому что возникнет ещё одна проблема – утаивание от Алёшки значительного события, ведь каждый уходящий день удалял его от настоящего момента. Он сильно рассердится наверняка. И неприятно жить в постоянной внутренней тревоге.

И на что надеялась? Что всё само собой разрешится? Не бывает такого. В конце концов, Тинка всё рассказала мужу. Он действительно очень обиделся за то, что долго молчала.

- Ты должна мне обо всём говорить, иначе мы станем чужими, - сердито выговорил. – А что касается Катюши, то нет, нет и ещё раз нет! – резко выдохнул.

После чего весь день хмурился и размышлял. А к вечеру, когда Катюша проснулась после обеденного сна, унылая угрюмость с него сошла, как лёд с реки весной. Муж посветлел лицом и, можно сказать, превратился из печального ослика в прежнего озорного, добродушного жеребёнка. Как ни в чём не бывало забавлялся с дочкой и рассказывал Тинке о поездке в Тулу, где сняли, по его словам, самый занудный производственный материал.

Уже после ужина, косясь на Катю, смотревшую не отрывая глаз передачу «Спокойной ночи, малыши!» по телевизору, с грустью в голосе промолвил:

- Я думаю, глупо бороться с неизбежностью. Лучше нам пойти навстречу брату, больше выиграем. И можно будет договориться с выгодой для себя. Если откроем драку, Вадик, может быть, и отступит на время, а вот его матушка навряд ли, напротив, начнёт войну вместо него. Тогда уж держись! Все головы полетят – виновные и невиновные! – Помолчав немного, добавил решительно: - Мы примем предложение Вадима. Я позвоню ему завтра утром, скажу, что он сможет видеться при нас с Катюшкой, когда мы будем приезжать в Ленинград или когда он приедет сюда. И мать его с отцом тоже, но чья Катюша на самом деле – об этом они не должны говорить никому ни слова.