Дело о двойняшке - Гарднер Эрл Стенли. Страница 4
Мейсон остался ждать у входа.
Мьюриель пересекла комнату и распахнула дверь.
– Вот папина мастерская, – сообщила девушка.
Мейсон заглянул внутрь, затем взял Мьюриель за плечи, не позволяя ей войти. Они остались в темной комнате, заглядывая сквозь дверной проем в мастерскую.
Там лежали пилы, стояли токарный и шлифовальный станки и другое оборудование, необходимое для работы по дереву. На стропилах по всей комнате крепились куски различных дорогих пород дерева, расположенные таким образом, чтобы поверхности не соприкасались друг с другом. Еще несколько кусков лежало на верстаке. Пахло кедром, сандаловым деревом и опилками.
Красное пятно выглядело мрачно среди множества стодолларовых купюр, устилающих пол, словно ковер.
– Это та салфетка, которой пользовался ваш отец? – уточнил Мейсон.
– Да.
– Вы уверены?
– Ну… пропала салфетка, а это одна из наших салфеток.
Мейсон нагнулся и поднял ее.
– Есть следы яйца, – заметил адвокат.
– Я уверена, что это папина салфетка, мистер Мейсон. Он ел яичницу с домашней колбасой на завтрак.
– Из скольких яиц?
– Из двух.
– Сколько кусков колбасы?
– Два больших.
– Домашняя колбаса?
– Да. Мы ее замораживаем, а потом размораживаем перед тем, как подавать на стол.
– Он еще что-нибудь ел?
– Овсяную кашу, поджаренный хлеб и кофе.
– Сок?
– Да, апельсиновый.
Мейсон внимательно осмотрел салфетку, затем свернул с задумчивым видом и опустил в карман пальто.
– А после этого ваш отец сказал, что все еще голоден?
– Попросил поджарить ему еще один кусок колбасы и одно яйцо.
– Это заняло какое-то время?
– Достаточно много времени, потому что колбаса оказалась очень сильно замороженной и мне пришлось воспользоваться электроножом.
– Понятно.
Мейсон прошел по цементному полу к зловещему красному пятну. Пока он его рассматривал, Мьюриель продолжала описывать утренние события.
Адвокат внимательно слушал ее, а потом склонился над пятном. Вначале у него на лице появилось удивленное выражение, потом он опустил в жидкость указательный палец, потом потер большой и указательный пальцы друг о друга, понюхал и заявил:
– Это не кровь. Какая-то красная эмаль.
– О боже! – воскликнула Мьюриель. – Вы уверены?
– Уверен, – кивнул Мейсон, оглядываясь вокруг. – А вон там, на полке, стоит банка с эмалью.
Мьюриель уже сделала два шага по направлению к банке, но Мейсон не дал ей до нее дотронуться:
– Минутку. Нельзя оставлять на банке отпечатки пальцев. Ее уронили, а потом поставили на место. Вы случайно не знаете, когда это могло произойти?
Девушка покачала головой.
– А когда сломали стул?
– Не знаю. Но здесь определенно шла борьба и…
– Борьба была – это несомненно, однако мы не представляем, когда именно, мисс Джилман. Нельзя делать поспешные выводы. Не исключено, что ваш отец зашел в мастерскую, увидел на полу банку с эмалью, сломанный стул и решил поставить банку на место. Это банка с небольшим отверстием сверху, которое закрывается крышкой. Возможно, крышка отошла. Вероятнее всего, что вытекла не вся эмаль, однако я не хочу прикасаться к банке. Следует проявлять осторожность, чтобы не оставить отпечатков пальцев.
– Мои отпечатки здесь определенно есть, – сообщила Мьюриель. – Я часто прихожу сюда посмотреть, как работает папа.
– В любом случае не следует оставлять свежих отпечатков. Они могут перекрыть чьи-то еще. Давайте пересчитаем деньги.
Они собрали стодолларовые купюры и разложили на столе. Мейсон повернулся к Мьюриель и поинтересовался:
– Сколько вы подняли купюр?
– Сорок восемь.
– И я пятьдесят две. Значит, здесь ровно сто купюр, или десять тысяч долларов. Вы знаете что-нибудь о них? Есть какие-нибудь соображения, откуда они взялись?
Мьюриель покачала головой.
– Здесь найдутся резинки? – поинтересовался Мейсон.
– У Нэнси есть в лаборатории. Я помню, где она их держит.
– Принесите несколько штук, пожалуйста.
Девушка щелкнула выключателем.
– Эй! – крикнул Мейсон. – Я же предупреждал, что надо проявлять осторожность и постараться ни к чему не прикасаться.
– О, я забыла… А как мне достать резинки, не оставив отпечатков пальцев?
– Платком или подолом юбки, – объяснил Мейсон.
Мьюриель приподняла подол и открыла один из ящиков, который оказался разделенным на несколько секций. В каждой лежали резинки разных размеров.
Мейсон достал две штуки кончиком авторучки и кивнул Мьюриель, показывая тем самым, что можно закрывать ящик.
Адвокат надел резинки на пачку купюр.
– Ваша мачеха очень аккуратная, – заметил Мейсон. – В лаборатории идеальный порядок по сравнению с полным хаосом в мастерской отца.
– Знаю. Что касается своего хобби – здесь Нэнси постоянно следит за порядком, чего нельзя сказать обо всем доме. Она в этой комнате сдувает каждую пылинку, и все вещи лежат на своих местах.
– А ваш отец – полная противоположность?
– Ну, до безукоризненной аккуратности ему далековато, – засмеялась она. – Мастерская напоминает открытый яблочный пирог, начинку для которого резали как попало.
– Понятно. Кстати, у вас есть фотография вашего отца, которую вы могли бы мне дать?
– Ну, у меня в комнате стоит одна в рамке, но…
– Вам нежелательно возвращаться в дом в настоящий момент, – перебил адвокат. – А здесь случайно нет?
– О, конечно. Несомненно. У Нэнси тут сотни снимков. Она обожает портреты. Она использует какую-то технику, помогающую нанести на бумагу лишь слабое изображение, потом работает над портретом масляными красками. В результате получается картина, причем практически невозможно определить, что она сделана на основе фотографии.
– Следовательно, где-то здесь есть фотографии вашего отца, – пришел к выводу Мейсон. – Давайте поищем. Только постарайтесь больше не оставлять здесь отпечатков пальцев.
– Мне кажется, они вот в этом ящичке, – сказала Мьюриель. Девушка взяла подол большим и указательным пальцами и потянула ручку на себя. – Да, здесь их даже несколько, – заметила она.
– Возьмем верхнюю, – решил Мейсон. Он достал снимок величиной восемь на десять дюймов. – Это ваш отец?
– Да. Правда, фотография слишком светлая, нет нужной четкости, однако Нэнси предпочитает работать именно так. У нее свой метод.
Мейсон принялся с интересом рассматривать круглое лицо.
– Сколько ему лет?
– Так, надо посчитать. Сорок два, может, сорок три.
– А вашей мачехе?
– Бог ее знает, – засмеялась Мьюриель. – Тридцать с чем-то. Ближе к сорока. Однако она никому не открывает свой истинный возраст, а мы не спрашиваем.
– Сколько лет дочери Нэнси, Гламис?
– Двадцать.
– А вам?
– Столько же… Мистер Мейсон, что вы планируете предпринять? Насчет папы, я имею в виду. Он уехал на седане. Мы, наверное, должны постараться его найти.
– Я вам позвоню где-то после полудня. Попытаюсь что-нибудь выяснить. У вашего отца есть контора в нашем городе?
– Да.
– Где?
– В здании «Пьедмонт».
– Чем он занимается?
– Инвестированием. Покупает и продает недвижимость, как для себя лично, так и для группы клиентов, составляющих инвестиционный пул.
– Ваш отец – владелец компании? – уточнил Мейсон.
– По-моему, дело принадлежит папе, однако вместе с ним работает компаньон.
– Вы звонили в контору, чтобы выяснить, появился ли ваш отец на работе?
– Да… незадолго до того, как позвонила вам. Там ответили, что его ждут с минуты на минуты. Я попросила передать, чтобы он сразу же перезвонил мне, как только войдет. Я хотела сказать ему, что он оставил портфель.
– Хорошо, я постараюсь что-нибудь разузнать, – пообещал Мейсон. – Свяжусь с вами после полудня, а пока, я думаю, вам не стоит беспокоиться. Возьмите себе эти десять тысяч долларов.
На лице у Мьюриель появилось испуганное выражение.