Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня. Страница 32

— Лицо толстяку сжег не он, — проговорила я, наверное, из чувства противоречия. Мне не хотелось слышать то, что говорила жрица. Не хотелось верить, не хотелось представлять. Я прижала к груди сверток и вытащила из кармана скомканный лист бумаги, единственный результат прошедшего экзамена, и положила на стол. — Вот так они выглядели.

Я поднялась и пошла к выходу, спиной чувствуя напряженный взгляд Серой жрицы, разворачивающей бумажный набросок. И ее изумление.

На улице ни Криса, ни Жоэла уже не было. Пошел снег, мелкий, словно крупа, и колючий, словно битое стекло. Пальцы тут же стали замерзать. Одно хорошо, разговор с бывшей баронессой заставил меня хоть на время забыть про экзамен, и желание спрятаться тоже испарилось.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — произнесла я вслух, заслужив недоуменный взгляд жрицы в алом плаще.

Шпили замка заносило снегом, ветер гудел на крышах, вращая флюгер на ближайшей башне, погода ухудшалась с каждой минутой.

— А первая проблема, у меня в руках, — я посмотрела на сверток и торопливо натянула перчатки.

В одном Серая была права, экзаменов сегодня больше не планировалось и мы могли использовать вторую половину дня по собственному усмотрению. То есть готовиться.

Я снова посмотрела на небо и зашагала к воздушной гавани.

— Это последняя гондола, — предупредил стюард, выдавая билет, — Воздушное сообщение будет возобновлено только после прекращения снегопада.

— Благодарю, — кивнула я, усаживаясь на лавку. — Будем надеяться, что это ненадолго.

— Будем, леди, — он подал мне сверток со шпагой, — Но если нет, списки застрявших на земле учеников, будут сразу же отправлены главам факультетов.

Он коснулся фуражки и отошел, проверяя запорные механизмы двери.

Очень надеюсь, что много времени мне не потребуется. Доберусь до лавки Гикара и верну подарок. Конечно, клинок уже настроен, и останется только выбросить его в Разлом, но это уже не мои проблемы.

Рука дрогнула, я вспомнила, как удобно ложилась рукоять этой шпаги в ладонь, как порхало острие. Кольнуло сожаление. Но иногда, чтобы поступить правильно, нужно чем-то поступиться. Я не платила за покупку, требовать денег не вправе. Если Гикар не захочет назвать мне имя покупателя, что ж… Не беда, пусть сами разбираются. Без меня. Я сыта этим по горло.

Если леди не желает принимать подарок, она его не примет, — как говаривала матушка, когда Илберт в очередной раз спускал содержание на сережки для очередной красавицы-хохотушки.

Корзина гондолы качнулась, и я вцепилась в лавку, в животе появилась первая льдинка страха.

Дирижабль три раза заходил на посадку, но что-то не получалось, и когда корзина коснулась, наконец, шершавых камней пирса, внутри давно уже перекатывался целый снежный ком, а жрица на соседней лавке монотонно бубнила молитву Девам то и дело, сбиваясь и забывая слова. Стюарды открыли двери, объявили о прерывании полетов и пожелали нам приятного дня. День был с этим категорически несогласен.

Поймать извозчика удалось не сразу, метель усилилась, бросая в лицо колючие хлопья. Из кареты я почти не видела сменяющих друг друга улиц, свет фонарей и витрин казался матовым и тусклым, словно на город накинули белую вуаль. Мысли поминутно возвращались к Кристоферу Оуэну, к тому, что сказала жрица. Вряд ли она врала, тогда почему же мне до боли хотелось обвинить ее во лжи?

Карета остановилась, возница повысил голос, что-то кому-то выговаривая. Я открыла дверь и выглянула. Извозчик ругался с мужчиной с нашивками десятника. Дорогу перегораживала телега, на которой стояла бочка, такие держали рядом с Управами на случай пожаров. В воздухе чувствовался сильный запах гари. С десяток жестяных ведер валялись в истоптанном снегу рядом с колесами. Усталые лица патрульных рыцарей были перемазаны копотью.

Я вышла из кареты, стараясь рассмотреть из-за спин собравшихся людей, что же именно горело. Обглоданные пламенем стены еще тлели и тихо шипели. Кучер продолжал спорить с десятником, не обращая внимания, что пассажир уже покинул карету. Владельцы соседних лавок, их покупатели, разносчики, подмастерья, просто уличные мальчишки, случайные и не очень прохожие — все они переговаривались, поминутно поминая Дев. Одному из них сегодня не повезло, лавка сгорела.

Я сделала несколько осторожных шагов вперед, холод пробрался под куртку. Сгорела не просто лавка, а мастерская Гикара.

Остальные постройки удалось отстоять. Южная стена оружейной, кажется та, где висела карта, частично уцелела. Остальное превратилось в пепел, смешавшийся с тающим снегом. Рыцари пытались очистить остатки товара, больше похожего на груду черного металла. На дороге лежал… лежало прикрытое мешком тело. На него смотреть не хотелось, но взгляд снова и снова возвращался к торчащим из-под ткани черным ногам.

— Ужасти какие, — покачала головой стоящая рядом женщина в пуховом платке.

— И не говори, — ответила вторая с корзинкой в руках, ее капюшон упал, волосы выбились из пучка, — И как полыхнуло! В одночасье! Я уж думала Девы по наши души явилися.

— По чью-то точно явились, — хмуро сказал дородный мужчина с пятнами на фартуке, снег падал на его лицо и тут же таял, заставляя кожу блестеть, — Кто-то очень хотел отправить бедолагу к богиням, даже дверь поленом подперли, чтоб не выбрался.

Мы все посмотрели на лежащее на земле черное тело.

— А ну-ка хватит! — рявкнул рыцарь с серой эмблемой на плаще, и отрывисто спросил мужчину, — Кто такой? Откуда?

— Так мясник я, Ганс из лавки «У Ганса», отборная вырезка и корейка — с готовностью ответил он, — Ежели не верите, то у любого спросите, — он оглянулся, но словоохотливые женщины уже уходили, а мальчишка разносчик еще раньше юркнул в подворотню.

— Спросим, — сказал Серый, — Видели, как занялось?

— Э… нет, — с неохотой признал мясник. — Выскочил, когда уже вовсю полыхало, да колокол звонил. Помочь хотел Гикару, тут ведь такое дело не поможешь, вся улица займется, что чужое, что свое. Не сразу увидел, что дверь поленом подперта, а когда увидел, поздно было, крыша рухнула. Эх, жалко мастера, такую душу загубили, — он показал пудовый кулак пепелищу.

— Уверены, что это Гикар? — рыцарь указал на тело.

— А хто ж еще? — выпучил глаза Ганс.

— Значит, неуверены, — констатировал серый.

— А вы, леди? — моего рукава коснулся десятник, что еще недавно препирался с извозчиком, тот, кстати, стоял позади служивого и нервно мял в руках шапку. Думаю, он уже просветил солдата, куда я направлялась, но не смог сказать зачем.

— А я только что приехала, — холодно ответила я, прижимая к животу сверток, — И видеть при всем желании ничего не могла.

Извозчик согласно закивал.

— Вы ехали в оружейную лавку? — поднял бровь десятник, совсем по-другому оглядывая продолговатый сверток.

— Да, — ответила я, — Я хотела…

— Простите, леди Астер, я опоздал, — мне на плечи легли тяжелые руки, сердце прыгнуло к горлу. Голос оказался знаком. То ли от испуга, то ли от радости сердце скакнуло к горлу и забилось, как сумасшедшее.

— Вы с этой леди по оружейным лавкам ходите? — усмехнулся Серый.

— Почти, — Кристофер Оуэн сделал шаг вперед, ненароком оттесняя меня в сторону, — Она со мной. А потом к модистке. Так? — он, улыбаясь, посмотрел на меня, западный выговор исчез, уступив столичному чуть капризному растягиванию гласных, перед Серыми сейчас стоял не рыцарь патруля. Пальто, шейный платок, шляпа — сейчас Оуэн казался избалованным столичным франтом, покупающим девочке ленточки и решившим между посещением портного и кофейни прикупить ножичек для писем. — А что здесь… — барон растеряно оглядел пепелище.

Только я заметила, как гневно сверкнули его синие глаза?

— Не судьба вам, господа хорошие, — сказал десятник, а Серый отвернулся, теряя всякий интерес к франту, — Ищите другую оружейную лавку.

— Найдем, — неуверенно ответил Оуэн и добавил, — Наверное, — заслужив еще один презрительный взгляд десятника. Барон взял у меня сверток, подал руку и, едва не выпадая из образа, приказал топтавшемуся рядом извозчику, — Разворачивай карету.