Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня. Страница 62

Железнорукий зарычал, выронил иньектор в снег под ногами, схватился за рукоять и выдернул нож. Но швырнуть в Криса не успел. Со спины на него набросился Линок. Рабочие уронили ящик, и уставились на парней, бурдюки с клеймом мастерской Ули раскатились по снегу, словно громадные пиявки, что притащил на руке как-то Илберт. Зараженный кожевенник изготовил кожаные сосуды для золотого дождя, баронство Оуэн поставило вино, а что сделали или должны были сделать мастер — оружейник, ювелир и травник? Гикар изготовил инструментариум, а еще… кандидатуру Криса одобрили. Мысль была интересной. И правильной, ее не мешало бы обдумать, но не сейчас. И не здесь.

Я схватила заряд. Белобрысый плавным и каким-то змеиным движением сбросил с себя Линока. Травник полетел на землю, он не был рыцарем и вряд ли часто отвлекался от своих порошков и линз для того, чтобы подраться на площади. Отступник ударил парня коленом в живот, а когда тот согнулся, добавил культей, с размаха, по шее. Линок растянулся в грязи.

Крис был уже в нескольких шагах от железнорукого и не собирался останавливаться. Если активирую заряд сейчас, то задену обоих. Я разжала руку и совершенно не элегантным движением осела в мокрый снег, пачкая и без того грязную юбку. Там среди снежной каши валялся инъектор с противоядием, надо всего лишь протянуть руку… Не обращая внимания на холод, на льдинки, что царапают кожу, на крики и чей-то хрип, я подцепила пальцами коробочку инструментариума, сжала ладонь, не сразу поверив, что наконец-то заполучила желаемое. Зеленая жидкость перетекала по трубочке, но ее было мало, очень мало.

Что-то пронеслось над головой, что-то знакомое и одновременное чужое. Зерна изменений. Странные, слишком быстрые, слишком исковерканные по сравнению с теми, что управляют маги, словно сломанные, вывернуты наизнанку крупинки. Закричал мужчина в форме воздушной компании, требуя позвать Серых.

Я подняла голову. Белобрысый корчился на снегу рядом с Линоком, а его железную руку, играючи заламывая за спину, выворачивал гвардеец.

Старый знакомый. Вернее, незнакомый, тот самый, что вместе с ныне почившим толстяком, чуть не отправил меня к Девам. Тот самый, чье фото двадцатилетней давности висело в гостиной у Серой. Он был шире в плечах, массивнее белобрысого и, по всей видимости, сильнее, хоть и старше. Лицо седовласого солдата оставалось бесстрастным. Но поразило меня не это, поразило меня то, что с пальцев свободной руки все еще продолжали срываться в полет эти ущербные изменения, как еще совсем недавно нож с руки барона. Каждый бросается, чем может.

Милосердные Девы! Он маг! Гвардеец — маг. О чем еще умолчала Серая?

Крис не добежал. Что-то жгучее и одновременно холодное налетело на Оуэна, жаля, как рой пчел, заставляя его остановиться, заставляя его дергаться, словно в припадке падучей. Я не знала, что это за магия, не могла опознать воздействие и могла только предполагать. Рыцарь рухнул на колени, не добежав пары шагов до Линока, повалился вперед. Его лицо кривилось от боли.

Я закричала, и кто-то кричал вместе со мной… Раненый артист? Рабочие? Служащий компании или очередные зеваки? Все равно. Не кричал только Крис, и оттого смотреть на него было еще больнее.

Почему гвардеец не приложил тогда магией ни меня, ни Гэли? Почему предпочитал гонять по лабиринту улиц? Не самое лучшее время, чтобы выяснять это.

Железнорукий взвыл, громко, тоскливо, безнадежно, как собака, над телом хозяина.

— Как я рад, наконец, познакомиться, — усмехнулся седовласый, — Давно искал встречи.

Белобрысый выругался, пройдясь по родословной гвардейца вдоль и поперек. Его предки были бы поражены столь разнообразными любовными связями.

— А мне говорили, что благородные, всегда блистают воспитанием, — покачал головой старый солдат.

— Ты не можешь убить меня — выкрикнул железнорукий, и эта фраза волшебным образом успокоила его самого, во всяком случае, он перестал беспорядочно дергаться, — Не можешь, иначе…

— Это несправедливо, ты не находишь? — спокойно переспросил гвардеец, дергая пленника на себя, и заставляя подняться, — Ты можешь, а я нет. Хотя, так даже интереснее…

Он поднял голову.

— Нет, — пробормотала я, зажимая инструментариум в руке, — Нет.

— Беги! — закричал белобрысый, рывком поднимаясь на ноги, сейчас в его взгляде не было ни злости, ни превосходства, только усталость и паника, — Беги, девка змеиного рода!

— Детская возня, — устало пробормотал гвардеец.

Я не стала дожидаться развязки, просто не могла позволить себе такой роскоши. Я перехватила инъектор и ринулась вперед, вопреки словам железнорукого и вопреки собственному желанию. Нынешний праздник Рождения Дев запомнится мне надолго. И не только мне.

Ринулась совсем не как леди, а поползла. Неэлегантно, на четвереньках. Не от гвардейца, а к нему. Вернее, к двум, распластанным в снежной каше мужчинам. Лед колол руки, чулки набрякли от воды, кожа зудела, шея ныла, сердце билось, инструментариум казался тяжелым, а я сама себе неповоротливой клушей… Девы!

Наконец-то, зазвонил тревожный колокол. Сперва один, потом второй. Линок лежал первым. Я схватила его за руку, кожа казалось холодной. Как у покойника, — шепнул голос в голове. Я выщелкнула тонкое шило.

Железнорукий снова взвыл, и моя рука, как по команде, замерла. Словно только этого и ждала. Ждала, чтобы кто-то остановил меня.

А ведь противоядия так мало, — пришла непрошенная мысль, — Кто знает, хватит ли его на двоих, не лучше ли…

— Выходит, не все отравленные равны пред тобой? — услышала я насмешливый голос гвардейца и почувствовала отвращение. К себе.

Быстро, боясь передумать, я воткнула шило в предплечье травника. Воткнула прямо сквозь сукно, не заботясь о чистоте или о правильности действий. Инъекции бывают разные. Помню, брату вводили раствор от болотной лихорадки, вводили прямо в голубоватую вену, строго следя, чтобы… Матушка выгнала меня из покоев Илберта, больше возмущаясь не самим фактом присутствия незамужней дочери в спальне мужчины, пусть тот тысячу раз ее брат, а тем, что я не проявляла ни малейшей склонности к обмороку, с интересом заглядывая целителю через плечо, в то время как она не расставалась с нюхательными солями.

Что-то часто я стала вспоминать матушку. И известий из Кленового сада давно нет. Не к добру…

Я вытащила шило, немного торопливее, чем надо, но внутренний голос продолжал шептать о том, что противоядия мало. Смертельно мало.

Я посмотрела на Криса. Показалось или рыцарь или пошевелился? Дернулся, словно магия седовласого гвардейца продолжала жалить его.

Кто-то вскрикнул, послышался топот сапог, женский голос звал Серых именно к ней, на что с другого конца площади, ей резонно ответили мужские, в том плане, что им помощь тоже не помешает.

Дыхание Линока стало глубже и размереннее, словно то, что сжимало его сердце, вдруг исчезло. А может, я просто фантазировала на пустом месте, ведь коросту нельзя почувствовать, пока не станет слишком поздно. Я отпустила руку травника и бросилась к Крису, но тот лежал слишком далеко, в двух бесконечных шагах…

Знаете, так бывает, чем сильнее торопишься, тем хуже будет результат, когда больше всего на свете боишься споткнуться, обязательно спотыкаешься. Я так торопилась, что выронила иньектор. В свое оправдание могу сказать, что ползать на площади мне раньше никогда не доводилось. Но звучало это так себе. Я задела коленом бедро травника, охнула, коробочка инструментариума выскользнула из ладони и зарылась в снежную кашу, прямо у сапога гвардейца. Лучше бы змеиную нору нырнула, по крайней мере, я бы не так испугалась.

— И что ты сейчас будешь делать? — зарычал белобрысый, адресуя вопрос то ли мне, то ли противнику.

Я подняла голову, встречаясь взглядом с гвардейцем. В его глазах не было ни триумфа, ни торжества. Лишь усталость, словно все это он видел уже не раз, и ему до смерти надоело смотреть один и тот же спектакль.

— А ты? — переадресовал вопрос старый солдат, и поддел сапогом снег, отбрасывая коробочку инструментариума обратно ко мне. Если бы он отрастил за спиной крылья и вознесся бы к Девам, я не смогла удивиться больше.