Не пей, козленочком станешь (СИ) - Егорова Наталья. Страница 19
И сейчас, сжимая банку за горлышко одной рукой, стояла неподвижно глядя в его глаза. А он тянет за чертову лямку всё сильнее, но так медленно, что эта адская пытка от того, как она врезается в кожу и причиняет неприятные ощущения, становится всё реальнее и мучительнее.
Выкинув руку с банкой вперед, с яростью выплескиваю всё молоко на него. То еще зрелище, скажу я вам!
Он рефлекторно прикрывает глаза и встряхивает головой. Капли с волос попадают и на меня, но это не имеет значения. Его глаза сверкают ещё ярче, и что-то во мне с хрустом надрывается. Словно пластиковая линейка. Ты её гнешь в разные стороны, но в один момент пластик издаёт громкий щелчок, и линейка ломается пополам. Вы когда-нибудь ощущали в руках эту секундную легкость после щелчка? Линейка гнется до определенного предела под давлением. И чем больше нужно давления, тем больше напряжения в ваших руках, а в теле то самое необычное чувство, что вот-вот, еще капельку, и это случится. А потом БАХ, и сразу легче.
То же самое испытала и я, когда в один шаг преодолела расстояние между нами, буквально сбив его, припечатывая к стене душа, целуя жадно, страстно. Обхватив его шею руками, не давая возможности отпихнуть меня, прося губами о взаимности.
И он ответил в ту же секунду, когда мои губы встретились с его губами.
Сильными руками обвил мою талию, заключая в плен, он говорил со мной движениями о том, что назад дороги нет.
- Зачем ты пришла? – хрипит мне в ухо, а его руки гладят спину, прижимая к себе. Губы исследуют чувствительное местечко за ухом.
Не могу говорить, выдох точно застыл в горле. Не могу даже выдохнуть от переполнявших меня эмоций.
- Ты хочешь меня, – снова говорит Матвей, прикусывая кожу на шее.
И лишь мой стон был ему ответом.
- Мне нравится, как ты реагируешь на меня, – не унимался он, сводя с ума каждым словом. Заводя ещё больше.
- А если я коснусь здесь? – его взгляд нашел мой, а пальцы провели дорожку по плечу к шее, как бы, случайно задевая лямку сарафана.
Смотрю в глаза, стараюсь не выдавать эмоции. Хочу, чтобы продолжал, ожидая в предвкушении, как далеко он сможет зайти.
- А если так? – вторая рука провела такую же дорожку по второму плечу.
Сарафан уже давно намок от воды и облепил всё моё тело, которое трепетало, чуть вздрагивая от его прикосновений.
- Хм, – хитро улыбнулся он, поймав эмоцию на моём лице.
Молчу, не стану открываться….разгадай меня сам.
Сегодня все козыри в твоих руках.
- Мне это нравится, – улыбается он.
Пальцами обеих рук чуть тянет за хвостики на бантиках и лямки поддаются и развязываются. А я всё так же неподвижна.
- Хорошо, – кивает он. Рывком хватает меня за талию и поднимает, заставляя обвить его ногами, чтобы удержаться. Резкий поворот, и прижимает меня к дощатой стенке душевой. – Я буду надеяться, что не сделаю тебе заноз, – выдает он игривую улыбку и, придерживая мой зад одной рукой, второй одним движением стягивает сарафан вниз, освобождая грудь.
Отвратительно, противно, невероятно гнусно и паршиво с моей стороны, но я даже не вспомнила про Сашку. Мне было совершенно плевать, что с ним и где он.
Когда губы Матвея накрыли мою грудь, лаская языком, очерчивая соски и покусывая нежную кожу, мой мозг вообще не мог связно думать. Мой мозг провалился в воображаемые трусы. Мой мозг был в заднице.
Яростные ласки, поцелуи и стоны сменялись один за другим. Он не давал мне ни капли свободы, руководя процессом, доминируя.
- Я хочу, чтобы ты была только моей, – говорит он в мои губы и вновь впивается в них поцелуем, съедая мой ответ. Он не желал знать, что я скажу, но мне не хотелось говорить. Сейчас был тот самый момент, когда мы двое стали одним вихрем желания и страсти, слились в одну волну.
Его руки ослабляют хватку, и он ставит меня на деревянный настил.
- На тебе нет белья, – говорит он чуть слышно, а уголок его губ дергается в едва заметной ухмылке, – И сейчас я хочу думать, что это для меня…это всё, – продолжает он, приседает и стаскивает с меня сарафан, – Только для меня, – заканчивает свою мысль, и его поцелуи обрушиваются на меня с новой силой.
Своими движениями и ласками он напоминал дикое, необузданное, изголодавшееся животное. Это сносило крышу, срывая с тела и разума остатки всей скромности и нерешительности.
- Я так хочу тебя, – говорит прерывисто и резко разворачивает, впечатывая щекой в стену, прижимается ко мне.
Осторожные толчки, сумасшедшее возбуждение, громкие стоны и мольбы не мучить больше.
Его движения становились резче и быстрее, а толчки всё глубже.
Я царапала стену ногтями, пытаясь хоть как-то привести себя в чувство, чтобы хоть как-то восстановить дыхание. Не получалось. Сердце рвалось наружу, а тело было готово разорваться на куски от собственного возбуждения.
- Ты такая горячая внутри, – сказал он, ощутимо-болезненно ухватил меня за талию. Ещё несколько глубоких толчков, и нас обоих накрыло, разорвало, окатило…называйте это, как хотите, но мои ноги в тот момент просто отказывались меня слушать.
- Бл*, – выдал он. – Это было невероятно.
- Я рада, что тебе понравилось, – только это и пришло мне на ум.
Он сдвинул брови, хмурясь:
- Тебе не понравилось? – нет ничего хуже, чем задетое мужское эго.
- Всё было отлично. Спасибо. Надеюсь, это останется только между нами, -попыталась я ретироваться и убедить его в том, что это было крышесносно.
Вышло слишком коряво и парень, облизнув свои зубы, ответил:
- Спасибо, – кивнул мне, а в голосе было что-то, больше похожее на облегчение, – Можешь быть спокойна. Я умею держать язык за зубами.
В ответ я лишь кивнула и, натянув и поправив сарафан, направилась в сторону своего дома…
Наслаждайся, любимый, ей недолго осталось...
Сжимая в руках фотоаппарат, она пыталась не выдать себя, спрятавшись за забором. Она сняла на видео всё, с самой первой секунды. Её пальцы до хруста сжались в кулаки, когда провожала взглядом фигуру этой твари. Ей хотелось подойти к Матвею, хотелось обнять и уже никуда не отпускать. Он столько времени держался и был один, но за две недели неизвестная девчонка вынудила его свернуть с правильной тропы, обратить на себя внимание, заставив забыть ее, ту единственную, что имеет право находиться рядом с ним.
...В родные пенаты...
- Что ты наделала? – спросила грозно, но тихо Милка, когда я вошла в дом.