Истории жизни (сборник) - Гавальда Анна. Страница 14
Теперь уже я стал пунцовым.
– Нет, нет… No, no! Все в порядке. I am fine, I mean I am calm [11]… I… I…
Я попросил ее:
– Скажите ему, что это не так. Что со мной все в полном порядке. Скажите, что… I am okay. Yes, yes, I am okay [12].
Я волновался все сильнее.
На ее лицо вернулась улыбка.
– Это неправда?
Черт, во что я вляпался?
– Нет, да, нет, Боже, да какое это имеет значение… Я имею в виду, что никаких проблем нет… Я… There is NO problem, I am fine! [13]
Думаю, все они веселились от души, глядя на меня. И толстяк Сингх, и его свита, и девушка.
Она не попыталась меня подбодрить:
– Так это правда или нет?
– Неправда, – солгал я.
– Слава Богу! А то вы меня напугали…
«Чертовка», – подумал я.
Она отправила меня в нокаут.
– И что было потом?
– Мы вернулись к работе. Как настоящие профи. Так, словно ничего не случилось. Я был весь мокрый. Мне казалось, что меня ударило током высокого напряжения, мне и правда было несладко. Я не смотрел на нее. Не хотел на нее смотреть. Хотел, чтобы ее вообще не было. Не мог заставить себя повернуться к ней. Мечтал, чтобы она куда-нибудь провалилась, и я вместе с ней. И чем больше я ее игнорировал, тем сильнее влюблялся. Все было именно так, как я тебе говорил: я заболел. Знаешь, как бывает… Ты чихаешь. Один раз. Второй. У тебя начинается озноб – и вот, нате вам. А дальше уже ничего не поделаешь, дело сделано. Со мной тогда произошло нечто подобное: я попался, я пропал. Надежды на спасение не было, и когда она переводила мне слова Сингха, я зарывался с головой в лежавшие передо мной на столе бумаги. Она, вероятно, здорово развлекалась. Эта пытка длилась почти три часа… Что с тобой? Замерзла?
– Чуть-чуть, но я в порядке, в порядке… Продолжайте. Что случилось потом?
Он наклонился ко мне, помог поправить плед…
– А ничего. Потом… Я же говорил тебе, что тогда пережил лучшее… Потом я… Это было… Потом все было далеко не так весело.
– Но не сразу.
– Нет. Не сразу. Было еще кое-что… Но все то время, что мы потом провели вместе, казалось мне украденным…
– У кого?
– У кого? Или у чего? Если бы я только знал…
Итак, после встречи я сложил бумаги и завинтил колпачок на ручке. Встал, пожал руку моим мучителям и вышел. В лифте, когда закрылись двери, мне и вправду показалось, что я проваливаюсь в какую-то черную дыру. Я был опустошен, выжат, к глазам подступали слезы. Нервы сдавали, наверное… Я чувствовал себя таким ничтожным, таким одиноким… Да, это главное – одиноким. Я вернулся в свой номер в гостинице, заказал виски, приготовил себе ванну. Я даже не знал ее имени. Я ничего о ней не знал. Перечислял, загибая пальцы, то, что мне было известно: она замечательно говорит по-английски. Она умна… Очень умна. Слишком умна? Ее познания в области техники, науки и черной металлургии просто ошеломили меня. Она брюнетка. Очень хорошенькая. Рост… Ну, примерно… 1 метр 66 сантиметров… Она надо мной посмеялась. Не носила обручального кольца, а под одеждой угадывался самый восхитительный в мире животик. Она… Что еще сказать? По мере того как остывала вода в ванне, таяли мои надежды.
Вечером я отправился ужинать с партнерами из «Комекса». Ничего не ел. Кивал. Отвечал наугад да или нет. И думал только о ней.
Постоянно, понимаешь?
Он опустился на колени перед камином и медленно подкачал мехи.
– Когда я вернулся в гостиницу, портье протянула мне ключ и записку. На бумажке мелким почерком было написано: «Так это неправда?»
Она сидела в баре и смотрела на меня с улыбкой.
Пока я шел к ней, я потихоньку бил себя в грудь.
Постукивал по моему бедному сердцу, чтобы оно забилось.
Я был так счастлив. Я ее не потерял. Пока не потерял.
Счастлив и еще удивлен, потому что она переоделась. Теперь на ней были старые джинсы и какая-то бесформенная майка.
– Вы переоделись?
– Ну… Да.
– Почему?
– Когда вы видели меня днем, я была в «маскарадном костюме». Я всегда так одеваюсь, когда работаю с китайцами старой закалки. Заметила, что им это нравится, стиль old-fashioned [14], их это успокаивает… Не знаю, как это объяснить… Они мне больше доверяют. Я маскируюсь под старую деву и становлюсь безобидной.
– Но вы вовсе не были похожи на старую деву, уверяю вас! Вы… Вы были очень красивы… Вы… Я… Ну, в общем, по-моему, зря…
– Зря я переоделась?
– Да.
– Вы тоже предпочитаете видеть меня более безобидной?
Она улыбалась. Я таял.
«Не думаю, что вы менее опасны в той коротенькой зеленой юбочке. Вот уж нет, отнюдь нет, совсем нет».
Мы заказали китайское пиво. Ее звали Матильда, ей было тридцать, и то, что она так поразила меня своими знаниями специальной лексики, не было ее личной заслугой: отец и двое ее братьев работали на компанию «Шелл», и потому она знала всю терминологию наизусть. Матильда успела пожить во всех нефтедобывающих странах мира, сменила пятьдесят школ и выучила тысячи ругательств на всех языках. У нее, по сути дела, и дома-то своего не было. И имущества тоже. Только воспоминания. И друзья. Она любила свою работу. Переводить мысли и жонглировать словами. Сейчас она в Гонконге, потому что тут работы хоть отбавляй. Она любила этот город, где небоскребы вырастают за ночь, а на каждом шагу попадаются сомнительные забегаловки, где можно перекусить. Ей нравилась энергия этого города. В детстве она провела несколько лет во Франции и время от времени ездит туда повидаться с кузенами. Однажды она купит там дом. Любой, и не важно где. Только бы там были коровы и камин. Она тут же со смехом призналась, что коров на самом деле боится! Она таскала у меня сигареты из пачки и, прежде чем ответить на мой вопрос, всякий раз поднимала глаза к потолку. Меня она тоже кое о чем спрашивала, но я отмахивался, мне хотелось слушать ее, я слушал звук ее голоса, этот едва уловимый акцент, старомодные выражения, непонятные словечки. Я ловил их на лету, хотел пропитаться ею, запомнить ее лицо. Я уже обожал ее шею, руки, форму ногтей, по-детски выпуклый лоб, прелестный маленький носик, родинки, серьезные глаза и круги под ними… Я совершенно впал в детство. Опять улыбаешься?
– Я вас не узнаю…
– Тебе все еще холодно?
– Нет, все в порядке.
– Она меня завораживала… Я хотел, чтобы Земля перестала вращаться. Чтобы эта ночь никогда не кончалась. Я не хотел с ней расставаться. Никогда. Хотел просто сидеть в этом кресле и слушать, как она рассказывает мне о себе до скончания времен. Я хотел невозможного. Сам того не ведая, я открывал для себя силу нашего будущего романа… остановившееся время, неощутимое, неудержимое, ускользающее. Но вот она поднялась. Сказала, что завтра ей рано вставать. Завтра ей снова работать на Сингха. Она любит, конечно, этого старого лиса, но должна выспаться, потому что он ужасен! Я тоже встал. Сердце опять дало сбой. Я боялся ее потерять. Бормотал что-то невнятное, пока она надевала куртку.
– Простите, не поняла?
– Ябоваспотрять.
– Что вы говорите?
– Говорю, что боюсь вас потерять.
Она улыбнулась. Ничего не сказала. Улыбалась, покачиваясь с пятки на носок, держась за воротник куртки. Я поцеловал ее. Губы ее не разомкнулись. Я поцеловал ее улыбку. Она покачала головой и легонько меня оттолкнула.
Я едва не упал.
– И все?
– Да.
– Не хотите рассказывать, что было дальше? Детям до шестнадцати смотреть не разрешается?
– Вовсе нет! Конечно, нет, милая моя… Она ушла, а я снова сел. Провел остаток ночи в мечтах, положил на колено ее записку и разглаживал ее. Ничего скабрезного, как видишь…