Огненный перст - Акунин Борис. Страница 11

Дамианос прижал ладонь к груди и поклонился. Он уже думал не об императоре, а о новом задании.

– Ты сказал всё, пирофилакс?

– Да, ваше величество. Прошу лишь присовокупить к протоколу аудиенции еще вот этот документ.

Кириан достал из разрезного рукава пергаментный свиток.

– Быть по сему. Мы закончили?

Вопрос был обращен к мистику и, как показалось Дамианосу, прозвучал жалобно.

Пока шли обратно к Бронзовым воротам – через аллею колонн, через дворец Юстиниана – молчали, потому что рядом, сменяясь, всё время были сопровождающие. Но на площади, накрытой гигантской сенью Софийского собора, Дамианос покосился на отца и понял: теперь можно.

Пирофилакс, принимая от телохранителя свой уличный плащ, и сам сказал:

– Вопросы?

– Можно не по заданию?

С заданием в общем и целом было понятно, а подробности изложит протоканцелярий Агриппа.

– Можно.

– Почему мы ходили к императору, а не…

Кириан кашлянул, и Дамианос заткнулся, сообразив, что среди толпы, где непонятно кто крутится и подслушивает, о таких вещах лучше не говорить.

Он хотел спросить, отчего по секретному делу они ходили к императору, а не к вдовствующей императрице. Ведь все знают, что юный базилевс лишь исполняет церемониальные обязанности, а державой правит его мать, армянка Феодора. Она обладает главным качеством хорошего монарха – умеет выбрать толковых помощников и потом не мешает им работать. При Феодоре держава крепнет и развивается. И главные достижения императрицы – даже не военные победы над арабами и болгарами, а дипломатические союзы и наполненная казна.

В пустом переулке пирофилакс показал жестом: «теперь можешь продолжить».

– Императрица мудра и привыкла слушать твоего совета, отец. Все это знают, – тихо сказал Дамианос. – Почему же мы пошли к августосу Михаилу? Он показался мне…

И опять Кириан кашлянул, хотя кроме «гибких» рядом никого не было.

– Поговорим в библиотеке.

Только дома, за плотно закрытыми дверями, отец заговорил откровенно. Он отлично понял недопроизнесенное.

– Да, Михаил глуп и слаб. К тому же в шестнадцать лет он уже законченный пьяница. Сразу после приема послов успел налакаться. Умные люди советовали императрице потихоньку отравить такого негодного наследника. Но Феодора мягкосердечна. Это означает, что Михаил отберет у нее власть. Не сам, конечно. В таком деле помощники всегда найдутся. И произойдет это, по всей видимости, скоро. Вокруг Михаила зреет заговор.

– Ты так спокойно об этом говоришь, отец? И даже не попытаешься защитить императрицу?

– Скола аминтесов не вмешивается во внутренние дела империи. Ты отлично это знаешь, – строго молвил пирофилакс. – Все это знают. Мы не шпионим за своими, не суем нос в то, что нас не касается. Мы защищаем отечество. Именно поэтому с нами никогда ничего не случится. Мы полезны власти и безопасны для нее. Другие секретные службы ловчат, интригуют, берут мзду, устраивают провокации. Ни одной из них нет доверия. А нам – есть. И так должно оставаться впредь.

Вопрос, кажется, был больным. Невмешательство в политику давалось Оберегателю Огня непросто.

– Пойми, – сказал он, глядя в глаза сыну. – Императоры бывают сильными и слабыми, великими и ничтожными, удачливыми и злосчастными. Личные качества правителя имеют значение, но не меняют сути. Империя – это не император. Это великая идея и великая мечта о гармонии на земле. Это самая прочная геометрическая фигура – пирамида. Однажды вся эйкумена станет единой Империей, будет повиноваться единой воле и единому закону. И тогда на земле установится царство, подобное небесному. Если мы, ромеи, не справимся со своей миссией, центр мировой воли переместится в другое место – к арабам, латинянам, болгарам или, может быть, к какому-то новому народу. Но священный огонь не погаснет никогда. Мир стремится стать единым – и однажды станет. Наше ведомство создано, чтобы оберегать этот священный огонь и заботиться о том, чтобы он не покинул Константинополь, как в свое время он покинул падший Рим. Второй Рим поставлен здесь, на берегу Пропонтиды, и третьего Рима появиться не должно. Теперь ты понимаешь, почему моя должность называется «Оберегатель огня»? И почему я считаю пятно на своем лбу следом огненного перста? Когда-то я сам решил, что это знак моей судьбы. Люди делятся на обычных – и на тех, кто возлагает на себя бремя особенной судьбы. Достаточно решить это и потом не отступаться от своего решения…

Никогда еще Кириан не разговаривал так с Дамианосом, одним из бесчисленных своих сыновей. «Почему? Зачем?» – осторожно взглянул он на отца.

И впервые пирофилакс не угадал ход его мыслей. Во всяком случае, так могло показаться в первую минуту.

– Ты не можешь понять, зачем я взял на аудиенцию тебя, хотя мог бы пойти один?

Дамианос наклонил голову. Что ж, это было бы следующим вопросом.

– Во-первых, чтобы не повторять суть задания дважды. Ты знаешь, я этого не люблю…

Сын кивнул.

– Во-вторых, я хотел, чтобы в протоколе было записано: «Приходили пирофилакс Кириан Лекас и протоаминтес Дамианос Лекас».

Этого Дамианос не понял и слегка приподнял брови. Кириан поднял ладонь: не перебивай.

– И третье… Я подал петицию, где прошу считать тебя моим законным сыном, наследником и преемником. Базилевс должен был увидеть тебя собственными глазами. Когда ты вернешься с задания, он будет самодержцем-автократором. Пусть считает тебя своим человеком, это важно. Что ты морщишь свой пятнистый лоб? – чуть улыбнулся пирофилакс и снова посерьезнел. – Да. Когда ты вернешься с севера… если ты вернешься… и если я буду жив… Я начну готовить тебя к управлению Сколой. Тебя тоже обжег перстом архангел. Это знак твоей судьбы.

Дамианос сглотнул. Он и ущипнул бы себя, чтобы проверить, не спит ли, но это было бы глупо.

Конечно, не спит. Теперь всё разъяснилось. И оказалось, что отец все-таки правильно угадал незаданный вопрос. Ответ на него, стало быть, вот какой…

Удивление было безмерным. У пирофилакса имелись сыновья старше, а севернославянское направление, даже если ему присвоят вторую категорию, все равно останется захолустным. Конечно, Дамианос был ошеломлен. Но не обрадован.

«А Геката?» – вот первое, что подумалось. Если оставить опасную службу аминтеса и навеки поселиться в константинопольском официуме, то, чего доброго, проживешь на свете до семидесяти лет, как пирофилакс. Будет ли столько ждать Белая Дева? Обрадуется ли, когда он явится к ней сморщенным, беззубым стариком? Сейчас в жизни есть стержень, источник бесстрашия и внутренней силы: чем рискованней дело, тем ближе долгожданная награда. Дамианос неуязвим и непобедим, он в любом случае в выигрыше. И если уцелеет, восторжествовав над трудностями. И – тем более – если погибнет.

Наблюдая за сыном, Кириан прищурился.

– В тебе есть какая-то странность. Это может быть как очень хорошо, так и очень плохо. Ты сам-то знаешь, что это за странность?

– Нет, – ответил Дамианос. Его лицо стало непроницаемым.

– Не хочешь, не рассказывай… – Пирофилакс устало потер веки. – Дальше тобой будет заниматься Агриппа. До твоего отъезда мы уже не увидимся.

Он махнул рукой в направлении двери.

– Ступай. Мне нужно вернуться к запискам об Университете.

Дамианос поклонился, пошел к выходу.

– Погоди…

Отец шел за ним следом.

Невероятно: поднял руку, положил Дамианосу на плечо. Поистине сегодня был день чудес.

– Сделай, что нужно, и поскорее возвращайся. Я быстро старею, а мне нужно многому тебя научить.

Опустив голову, Дамианос покосился на руку отца. Сухие узловатые пальцы слегка подрагивали.

Мелькнуло: «Мы больше никогда не увидимся».

Он тряхнул головой. В предчувствия верят только женщины и глупцы.

Спутники и спутницы