Дело о немом партнере - Гарднер Эрл Стенли. Страница 16

— Вы встречаетесь с клиентом, потом прямиком несетесь сюда. Нетрудно догадаться, что если Эстер Дилмейер была одним из ваших свидетелей, то Линк был другим, а в вашем деле, похоже, как раз открылся сезон охоты на свидетелей. У меня складывается такое мнение, что кому-то очень не хочется, чтобы вы выиграли это дело, Мейсон.

— Если выяснится, что это убийство хоть какой-то стороной связано с отравлением Дилмейер, вы дадите мне знать?

— Надеюсь, и вы дадите знать о том, что вам станет известно?

— Что ж, попробовать, по крайней мере, можно. До встречи.

— Встречи еще будут, — угрюмо заверил его Трэгг.

Мейсон позаботился о том, чтобы завести машину и отъехать как можно скорее. Когда она была за добрых полмили от горной виллы, он выжал педаль акселератора до отказа.

У ночного ресторанчика на бульваре он остановился, зашел внутрь и позвонил в Хастингс Мемориал Хоспитал, попросил к телефону доктора Уиллмонта. Ему пришлось ждать больше минуты, прежде чем на другом конце раздался знакомый рокочущий голос.

— Это Мейсон, доктор. Что вы обнаружили у Эстер Дилмейер?

— Она выкарабкается.

— Конфеты действительно были отравлены?

— Да. Каждая из них.

— Что за яд?

— Судя по состоянию больной, — ответил доктор Уиллмонт, — и по тем анализам, которые мы успели сделать, я бы сказал, что это один из барбитуратов, скорее всего веронал. У этого лекарства горьковатый привкус, который прекрасно маскируется вкусом горького шоколада. Это снотворное, но между медицинской и смертельной дозами расхождение весьма значительное. Обычно назначают от пяти до десяти гран на прием. Этого бывает достаточно, чтобы человек уснул. Зарегистрирован смертельный исход после принятия дозы в шестьдесят гран, но, с другой стороны, известен случай выздоровления после трехсот шестидесяти гран. После дозы в двести гран случаи выздоровления многочисленны. Мы пока не смогли провести точный анализ содержимого конфет, но, судя по вкусу и некоторым другим факторам, в каждую из них, в середину, введено от пяти до семи гран препарата. Очевидно, она ела конфеты не торопясь, так что между первыми десятью-двадцатью гранами и остальной частью принятой ею дозы был интервал. Поэтому препарат начал действовать, прежде чем она успела съесть достаточно конфет, чтобы получить смертельную дозу.

— Вы уверены, что именно в этом все дело? — спросил Мейсон.

— Вполне. Это подтверждает и осмотр конфет, и состояние самой пациентки. Лицо отечное, дыхание замедленно и затруднено. Рефлексы отсутствуют. Зрачки незначительно расширены. Температура выше нормы примерно на один градус с небольшим. Лично я склоняюсь к тому, что это веронал, и определил бы дозу в пять гран на конфету. Это означало бы, что она приняла гран пятьдесят. В таком случае я почти отвечаю за выздоровление.

— Прекрасно, продолжайте наблюдать за ней. Проследите, чтобы она получала самый лучший уход. Пусть в палате неотлучно находится дежурная сестра. Следите за ее диетой. Я должен, черт побери, быть уверен, что ей не подсунут еще какую-нибудь гадость.

— Обо всем этом уже позаботились, — сухо ответил доктор.

— Когда она придет в сознание?

— Видимо, не скоро. Мы прочистили ей желудок, сделали лумбарную пункцию и вывели часть жидкости из организма. Это значительно ускорит процесс восстановления, но в крови у нее еще достаточно снотворного, поэтому она проспит долго. Я считаю, что, разбудив ее раньше времени, мы только навредим ей.

— Дайте мне знать, когда она проснется, и, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы с ней больше ничего не случилось.

— Вы полагаете, такая опасность существует? — спросил доктор Уиллмонт.

— Не знаю. Она собиралась прийти ко мне в контору и дать показания. Она свидетель. Я не представляю, что ей известно. Кто-то изрядно потрудился, чтобы я этого так и не узнал.

— Дайте ей еще сутки, и она будет в состоянии говорить, — пообещал доктор Уиллмонт.

— Может оказаться, что человек, пославший ей конфеты со снотворным, и не хотел убивать. Возможно, ему просто было нужно, чтобы она не могла ничего рассказать мне как раз в течение этих самых суток. Другими словами, через сутки может быть уже поздно, и эта информация окажется бесполезной.

— Хорошо, больше с ней ничего не случится, — заверил его доктор Уиллмонт. — Без моего разрешения к ней не допустят ни одного посетителя. Я привлек к уходу за ней трех сестер, они дежурят постоянно — и у всех трех рыжие волосы.

— О’кей, доктор. Оставлю это на ваше усмотрение.

Мейсон повесил трубку, сел в машину и отправился домой к Милдред Фолкнер на Уайтли-Пайн-Драйв.

Здесь он опять очутился на крутом склоне с видом на город. Нужный ему дом располагался ниже дороги. На улицу он выходил одним этажом, на задней стене этажей было три.

Мейсон легко нажал кнопку звонка. Милдред Фолкнер открыла дверь почти тотчас же.

— Что вы узнали? — спросила она.

— С ней будет все в порядке, какое-то лекарство, очевидно веронал. Высоко же вы забрались, — заметил он.

Она несколько нервно рассмеялась и повела его в гостиную.

— Да уж. Этот дом я купила шесть месяцев назад, после того как заболела Карла. Хотела быть поближе к ней.

— Ну и как, удалось?

— Да. Она живет на Червис-роуд. Это за поворотом, на другом склоне холма.

— Далеко?

— Нет, не больше пяти минут пешком. Я бы сказала… о, даже не знаю… может быть, четверть мили.

— Прыг-скок в машину и там?

— Именно. Скажите мне, почему ее отравили? Или она просто приняла слишком большую дозу снотворного?

— Нет, это отравление. Снотворное было в конфетах. Эксперт-химик из отдела по расследованию убийств говорит, что отравитель не пропустил ни одной. Они еще не сделали полного анализа.

Милдред Фолкнер подошла к решетке обогревателя в полу и сказала:

— Присаживайтесь, а мне что-то холодно.

Мейсон опустился в кресло, наблюдая, как она стоит у решетки и восходящий поток теплого воздуха шевелит ее юбку.

— Что случилось? — спросил он. — Вы простудились?

— Наверное, да. К тому же я сильно понервничала. Однако оставим это, давайте выкладывайте. Что толку ходить вокруг да около? Я полагаю, что новости скверные.

Он кивнул.

— Я боялась, что так и выйдет. Линк не из тех, кого легко запугать.

— А почему вы решили, что новости плохие?

— Если бы все было хорошо, вы бы сказали мне об этом прямо с порога. Как насчет того, чтобы выпить? Хотите?

— Буквально один глоток, — ответил Мейсон.

Она открыла небольшой бар на колесиках, достала бутылку виски, лед и содовую.

— Славная это у вас вещица, — прокомментировал Мейсон, одобрительно разглядывая бар.

— Да. По сути, это маленький электрический холодильник: он сам делает лед и остужает содовую. Итак, что же сказал Линк? Он ведь еще не продал акции Пивису, не так ли?

— Я не знаю.

— Он разве не сказал вам?

— Он не мог говорить.

— Не мог? Вы хотите сказать, он был пьян?

Она наливала виски, и ее рука немного дрожала, так что горлышко бутылки позвякивало о край бокала. Мейсон подождал, пока она закончила с виски и протянула руку к сифону с содовой.

— Линк, — произнес он, — был убит сегодня примерно около полуночи.

Несколько мгновений казалось, что она не расслышала или не поняла значения этих слов. Она продолжала тонкой струйкой наливать содовую из сифона, потом вдруг вздрогнула, конвульсивно вжала рычаг, сильная струя ударила в бока, и пена брызнула через край.

— Вы сказали… я верно расслышала? Умер?

— Убит.

— В полночь?

— Да.

— Кто… кто это сделал?

— Никто не знает. Ему выстрелили в спину из револьвера тридцать второго калибра.

Она поставила сифон на столик и принесла ему его виски.

— Каково же в таком случае мое положение?

— Оно может оказаться весьма опасным.

— В полночь, вы говорите?

— Да.

— Ну, как бы то ни было, у меня есть алиби, — сказала она с нервным смешком.