Охотница (СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 50

На первый взгляд - моё. А если приглядеться - то совсем не моё, при всём сходстве чёрт.

Картина была ещё не дописана - фона нет, фигура сидящей женщины набросана лишь в самых общих чертах. Но голова и плечи уже были выписаны во всех подробностях. Женя лукаво улыбалась, наклонив голову к плечу, в её глазах горел тёплый огонёк. Короткие волосы были слегка взлохмачены, и это придавало изображению впечатление естественности и какой-то уютности, что ли. Словно её, проходящую куда-то, только что поймали за руку и усадили позировать, даже не дав причесаться как следует. И от того она выглядела очень милой и по настоящему очаровательной.

Такой портрет мог написать лишь действительно любящий мужчина.

- Вот, - глядя, как я застыла перед картиной, сказал Макс. - Решил всё-таки дописать, пока ещё есть возможность.

Его руки были испачканы в краске, а рядом на столе лежали тюбики, несколько кистей и палитра. Я сглотнула. Это было глупо, нелогично, но в этот момент мне показалось, будто у меня что-то отняли. Ведь Макс начинал рисовать мой портрет! Ну да, он не знал, что его Женя - уже совсем не Женя, но ведь это был мой портрет! И вот теперь он заброшен, так и не законченный, а он рисует... её.

Нет, я уже поняла, что свою картину мне получить не суждено. Но не возьмись он писать сейчас, и она бы её не получила! Я не сомневалась, что утратив талант, Макс снова забросит рисование, как когда-то в юности.

- Макс, - сказала я. - Она ведь тебя не любит.

- Что? - он посмотрел на меня затуманенным взглядом. Похоже, успел мысленно перенестись туда, в горние выси, где перед его внутренним взором пылала уже законченная работа.

- Она тебя не любит. Ты это знаешь?

- А ты лезешь не в своё дело. Ты это знаешь?

- Не моё? Ты мне не чужой человек, Макс, и мне не безразлично, что с тобой происходит.

- Ты вообще не человек, если уж на то пошло. Вы лишь крадёте человеческие облики. И ведь женин провал в памяти именно с этим и связан, не так ли?

- Копируем, - спокойно поправила я. - И потерять память о сутках-двух - не самая высокая цена.

- Угу, вот только вы никого не спрашиваете, согласен ли человек платить.

- Не я выбирала, в чём облике мне прийти в этот мир. И скажи спасибо, что пришла именно я, кто-то другой просто пристрелил бы вас обоих.

- Спасибо, - Макс слегка поклонился. - За это я тебе действительно благодарен. Но моя личная жизнь тебя ни в коей мере не касается.

- И ты согласен создавать семью, зная, что с тобой живут лишь потому, что ты удобен?

- Напомни-ка мне, когда это я давал тебе право требовать у меня отчёта?

Я сжала кулаки. Да, никогда не давал. Тут возразить было нечего.

- Что ж, желаю счастья в семейной жизни, - со всем доступным мне сарказмом произнесла я и вышла.

Спустя полчаса такси увезло меня в аэропорт. Макс проводить меня не вышел.

Интересно, что он сейчас делает? Сейчас здесь ночь, значит там, на другом конце Земли - день. Возможно, как раз рисует. Стоит перед своим мольбертом, сосредоточенно щурясь, и время от времени чуть касается кистью полотна, чтобы добавить очередной малозаметный, но такой важный штрих. И он нарисует этот портрет, можно не сомневаться, и тот станет настоящим шедевром.

Мне вдруг ясно представилась эта картина, вплоть до мелочей, до случайного мазка краски у Макса на щеке, словно я действительно перенеслась сейчас туда, в ту гостиницу, названия которой я не запомнила. И так, держа перед мысленным взором образ Макса, я наконец задремала, уткнувшись лбом в холодное стекло, под негромкий перестук колёс.

Примерно в полшестого утра я, отчаянно зевая, вылезла на вокзале Юнион-стейшн в Лос-Анджелесе. Было темно и холодно, так что я порадовалась, что заблаговременно натянула под куртку свитер. От вокзала до автобусной станции было идти всего ничего, и я без труда прошагала это расстояние, ориентируясь по карте в смартфоне. Прогулка разогнала сон, и к кассе я подошла уже вполне бодрая и голодная. Увы, ещё ничего не работало, и мне пришлось довольствоваться пакетиком чипсов и «Марсом» из одного автомата и стаканчиком кофе из другого. А потом ещё около часа болтаться по окрестностям до отхода своего автобуса. Можно было, конечно, вернуться в зал ожидания, но мне хотелось максимально размяться перед новым, довольно долгим перегоном.

Но кажется, Лос-Анджелес - красивый город. Я даже пожалела, что вряд ли попаду сюда ещё когда-нибудь.

Тем не менее холод мне успел несколько надоесть, так что я охотно погрузилась в автобус, и вскоре он уже катил по оживающим после ночного сна улицам. Миновал мост над удивившим меня совершенно сухим бетонным руслом - по карте, это должна была быть река Лос-Анджелес - и бодро двинулся дальше между заборов и линий электропередач. В конце концов неширокие улицы вывели его на многорядное шоссе, и автобус на приличной скорости направился по нему на северо-запад.

Постепенно светлело. Пейзаж за окном ничем не отличался от техасского или аризонского - всё та же серо-коричневая земля с пучками жухлой травы, разве что похолмистее. Потом холмы уступили место невысоким, но вполне себе горам, однако скоро они закончились, исчезнув даже с горизонта, и мы вновь покатили по плоской как стол земле. Земля была расчерчена полями, виноградниками и порой - рядами каких-то низкорослых, похожих на кусты, деревьев, которых я не опознала. Оливы, что ли? Но всё равно вид был здорово унылый, несмотря на совершенно ясное небо над головой. Обычные высокие деревья и иногда пальмы росли только в местах, носивших следы человеческого присутствия - у придорожных строений и мостов, где шоссе пересекали другие дороги. Судя по карте, по сторонам то и дело должны были встречаться пруды, но с дороги я ни одного не разглядела. Так что когда мы однажды пересекли реку, я обрадовалась ей, как родной. Водичка! Настоящая!

Ещё парочка речек встретилась нам дальше к северу, тогда же вернулись холмы, а потом, когда мы проехали через череду городов, в их окрестностях появилась и зелень. Поездка кончилась вскоре после полудня. Ещё одна прогулка пешком, поездка в местном городском автобусе - и я наконец добралась до отеля, получив возможность рухнуть на постель, о чём мечтала последние двое суток.

Однако уже на следующий день я начала скучать и задумалась о том, что нет смысла сидеть без дела всё то время, что Максу с Женей понадобиться, чтобы прилететь.

Отель, где я остановилась, находился на улице с символичным названием Юнивёрсити-авеню. Несмотря на то, что он оценивался в две звезды - если уж пользуешься чужими деньгами, лучше не обременять их владельцев сверх необходимого - по российским, да и по европейским меркам, он тянул на три, а то и все четыре. Номера в двухэтажном здании выходили в прямоугольный двор - либо прямо на асфальт, либо на балкон. Просторные комнаты со всеми удобствами, телевизором и мягким матрасом на двуспальной кровати, включённый завтрак и ежедневная уборка. Разве что бара не было. На ресепшене и в комнате, где подавали завтрак, висели ещё не убранные рождественские гирлянды и венки. В первый же день, поскольку я не сообразила вывесить запрещающий знак, смуглая уборщица заглянула в мою комнату утром, как раз когда я, выйдя из душа, стояла совершенно голая, собираясь одеваться. Я по-русски взвизгнула «Не входите!», горничная тут же захлопнула дверь, а после, когда я вышла, догнала меня во дворе и на ломанном английском попросила прощения, тыча пальцем в расписание уборок: дескать, она не по прихоти вломилась в мой номер, а исключительно во исполнение служебных обязанностей. Я, разумеется, с готовностью её простила, улыбками и жестами дав понять, что никаких претензий не имею. Тем не менее отныне мою комнату убирали исключительно во второй половине дня.

Проблему с прочим обедами и ужинами решить было легче лёгкого - чего-чего, а точек общепита в любом американском городе хватает, и ближайшая была на углу. Не сказать, чтобы я любила традиционную американскую кухню, но чтобы набить живот, и она сгодится. На другом углу был бар. Не то, чтобы я жить не могла без пропущенного стаканчика, но всё же как-нибудь скоротать в нём вечерок можно.