Невинная оговорка (ЛП) - Хокинс Джессика. Страница 39

лишь мокрое нижнее бельё было истинной причиной моего дискомфорта.

Финн вернулся босиком и с двумя кружками в руках, над которыми вздымался пар.

–Тебе не обязательно было это делать, – сказал он.

–Это милый диван.

–Он, как бельмо на глазу.

Этот красивый и прекрасно сделанный предмет мебели смотрелся бы органично в витрине

магазина или в историческом фильме, который бы снимали в каком–нибудь английском замке.

Он совсем не подходил Финну, который был скорее похож на слона в посудной лавке, чем на

монарха. Он всё ещё ничего не сделал в своей квартире. И я подумала, что реальная причина его

неприязни к дивану простирается далеко за пределы его вкуса. Я бы никогда не купила что–

нибудь в квартиру, что бы не понравилось Натану.

Кофе согрел мои руки и щёки. Этот запах напомнил мне о поездках домой на праздники,

хотя это были не особенно приятные воспоминания для меня. Поездки в отчий дом обычно

сводились к тому, что Эндрю, Натан и я пытались выжить среди перебранок моих родителей.

Мы с Финном сделали по глотку.

– Как хорошо,– сказала я, наконец, расслабившись. – Ты что добавил туда алкоголь?

– Нет, но могу,– ухмыльнулся он. – Я купил этот кофе в Quench Coffee.

– Вот почему он мне так понравился.

– Я всё время туда хожу со времён колледжа, за исключением тех лет, что я был в

Коннектикуте.

Я отвела взгляд. Коннектикут – плохое слово. Об этой стороне Финна я даже не хотела

думать. Я не могла допустить того, чтобы посмотреть на себя с этой стороны. Дождь стучал за

окном.

– Может, ты на самом деле добавишь немного алкоголя?

Он покинул комнату, а затем вернулся с Калуа [Калуа – мексиканский кофейный ликёр] в

руках.

– Попробуй–ка вот это, – сказал он, плеснув мне немного.

Я попробовала, смотря вверх на него.

– Ещё.

Он налил сначала мне, затем себе.

– Выпьем.

– За что? – спросила я.

Он поставил свою чашку на стол, не сделав глотка, и взял в руки камеру.

– За плохие решения.

Сделав полглотка, я подняла свой взгляд на него. Если он не мог поверить в то, что мы не

делали ничего плохого, то не было причины произносить это вслух. Я выпила ещё немного кофе и

спросила.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Не совсем, – он смотрел на меня из–под ресниц, пока что–то щёлкал на камере. – Я

говорил о сером фоне для твоих снимков. Не самое лучшее решение с моей стороны.

Я сжала губы.

– Так вот за что ты хотел выпить?

От его улыбки на одной щеке появилась ямочка. Каждый раз, когда он нажимал на кнопку,

камера пикала. Он хмыкнул.

– Хотя с большинством я определённо могу поработать.

Я наклонилась вперёд.

– Можно посмотреть?

– Давай, я найду достойную,– он переместился поближе ко мне, сосредоточенный на

своём задании, пока наши голые ноги не соприкоснулись. Моё колено соприкоснулось с

волосками на его голени, и мою кожу стало покалывать. Он поднёс экран к моему лицу. – Вот. Как

тебе?

На фото я была со скрещенными руками и уверенной улыбкой. Фото было хорошим, хотя я

не была уверена насчёт граффити на стене позади меня. Я бы предпочла менее агрессивный фон.

– Как вариант…

–Но не моя любимая,– он пролистал ещё несколько снимков и выбрал ту, которую сделал

за пару секунд до начала дождя. Мой взгляд украдкой хранит секрет успеха со следующим

клиентом, на фоне Нью–Йоркской осени с разноцветной листвой на фоне серого неба. Я не была в

этом уверена.

– Какие ещё?

–Как насчёт вот этой? – он показал мне ещё одну. Моя голова повёрнута к плечу, на лице

игривое выражение и волосы прилипли к щекам. Я не помнила, чтобы я прикусывала губу, но

доказательства были на экране. Я уже не смотрела в камеру, я смотрела поверх её, на Финна. Мои

внутренности сжались.

Финн что–то нажал и экран стал чёрным. Он поднёс видоискатель к глазу. Щёлк.

–Финн…

Он мягко дотронулся костяшками пальцев к моей щеке и отодвинул волосы назад. Он

сделал ещё один снимок, но ощущение от его касания осталось.

– Я же смыла макияж,– моя попытка помешать ему звучала неубедительно.

– Хм… – он что–то настроил, затем сделал ещё фото. –Я тут заметил. Забавно как я… ну, то

есть камера…любит тебя.

В этот раз, произнося его имя, в моём голосе звучало предупреждение.

– Финн.

– Я ничего не могу с собой поделать.

– Не можешь или не хочешь?

Края его улыбки выглядывали из–за камеры. Он опустил её. На моём лице было то же

выражение, что и на последнем фото. Я не модель и не актриса. Тот похотливый блеск в моих

глазах был непритворным, и он никуда не исчез.

Финн потянулся и очертил вырез моего платья. Ощущение его руки даже через ткань

усилило моё сердцебиение, посылая мурашки по телу. Кончик его пальца проскользнул под

платье и прикоснулся к коже. Это простое и едва заметное прикосновение подействовало на меня

сильнее, чем, если бы он просто подошёл и схватил меня. Он тянул за край платья, пока я не

выпрямила спину.

– Ничего не могу с собой поделать,– ответил он на мой последний вопрос. – Не хочу, и не

буду,– медленно, осторожно, у меня было достаточно времени остановить его, он приподнял мои

волосы и расстегнул молнию моего платья вдоль спины. Он спустил платье с одного плеча,

обнажая его изгиб. И сделал фото. Он наклонил мой подбородок немного в сторону. В комнате

потемнело из–за грозы. Единственное, что нарушало тишину, были капли дождя, барабанящие по

стеклу, моё неровное дыхание и щелчки затвора камеры.

– Поиграй с причёской,– тихо произнёс он.

– Как?

– На твоё усмотрение.

Я запустила руку в волосы и собрала их в свободный хвост.

– Затяни его.

То немногое, в чём я ему уже уступила, пошатнуло мою сдержанность. Он не спрашивал

разрешения, поэтому мне самой нужно было принимать решения. Я обернула волосы вокруг

руки, отчего кожу головы начало покалывать. Пока я ждала его следующей команды, моя попа

слилась с диванными подушками. Он потянул за вырез моего платья, стянул его с плеча, с груди и

оставил на талии.

– Ты создана для камеры, для этого освещения,– его голос царапал, будто тупой нож по

коже,– для меня.

Несмотря на жару, дрожь прошла сквозь меня. Я попыталась сдержать её внутри, пыталась

не двигаться, будто моё участие могло показаться двусмысленным. Было кое–что, что я бы хотела

почувствовать – его язык на моём, его руки у меня на груди, его твёрдость, прижатую к моему

бедру. Хотя я не могла с уверенностью сказать, что я бы хотела воплотить это в жизнь.

– Ты можешь двигаться,– сказал он.

Я обняла себя, чтобы предотвратить дрожь, выпила ещё кофе с Калуа. В горле и груди

потеплело.

– Ты спрашивала, что я люблю фотографировать,– спросил он, прячась за камеру. Я

посмотрела на него, тот глаз, который был виден из–за камеры, был зажмурен.

– Незнакомцев,– ответила я.

– Наоборот, того, кого я знаю, таким образом, открывая его новые грани.

– И что же ты видишь сейчас?

– У тебя много граней, Сэди. Но ты не сразу их открываешь. Возможно, ты даже не

осознаёшь, что они у тебя есть,– он мог беспрепятственно лицезреть меня, а вот его лицо почти

полностью было скрыто. Я была не совсем уверена, что его переход к подробностям, которые

лежали в зоне серой морали, облегчал положение вещей или, наоборот, всё усложнял. Его слова

были ощутимы, как прикосновения рук.

Полагаю, Финн был прав, все люди многослойные личности, слой накладывается на слой,

какие–то проницаемые, какие–то нет. И я не была исключением.

– Ты носишь бежевые кружевные лифчики. Я этого не знал.