Мерло красное или Мурло страстное (СИ) - Ардмир Мари. Страница 41

— Вот-вот и я очень удивилась, обнаружив ее наверху. Выхожу из ванной, а она уже там с отмычками в руках в позе сломанной березы орудует над вашими чемоданами. Видимо спустить те баулы с лестницы она не рискнула.

— Твою… мать!

— Да. И я впервые порадовалась, что слушая ваши танцы внизу, взялась собирать вещи. Так что сохранила ваши гаджеты и нечаянно нашла дезодорант с распылителем. Кстати, у него потрясающий запах, но ваша кошечка его по достоинству не оценила.

— Она скандалила?

— Она пыталась попрощаться с вами, и рассказать с какой дрянью вы связались, — здесь Татьяна сделала паузу, разбила яйца в миску и добавила туда молока, — но вы не вняли, ни единому ее слову. Спали как младенец.

— Вот су… — он схватился за голову. Ругаться хотелось еще и от того, что его добросердечная наемная журналистка, зная о головных болях шефа, начала взбивать содержимое миски, а затем ловко вылила его на шипящую сковородку.

— Да, в ее личной характеристике было и это определение. — Накрыв сковороду крышкой, Татьяна принялась за нарезку помидоров и копченого мяса. — И вообще, какими словами она только себя не называла, спотыкаясь и раздирая глаза.

— Представляю…

— Знаете, самый смак был на лестнице, такого даже я не слышала.

— На лестнице? — невнятно переспросил он.

— Да, она кубарем слетела с последних пяти ступенек. Ну, а потом, почти не задерживаясь, поспешила к двери.

— Что-то успела забрать?

— Нет, но кое-что оставила, — Татьяна положила перед ним внушительную связку ключей и отмычек и с улыбкой прошептала, — а еще красные босоножки тридцать шестого размера.

— И где они? — Владимир наконец-то поднял голову от рук и с удивлением посмотрел на Татьяну.

— Хотите поносить? — прищурилась она.

— Вернуть.

— Поздно. Кошечка, обломав все коготки, скрылась в неизвестном направлении. Возможно, ждет вашего отъезда.

— С чего вы взяли?

— Узнавала. — Она выложила яичницу, поставила тарелку с нарезкой ближе к себе. А перед ним лишь невесть откуда взявшиеся яйца, сваренные вкрутую, черный хлеб и творог.

— И это все?

— Ах да, забыла, — она с улыбкой поставила рядом с тарелкой чашку с крепким кофе. — Здешний врач рекомендовал вам не перенапрягать желудок.

— Но как же…? — язык не повернулся спросить о клофелинщице и ее методах.

— Не беспокойтесь, жить будете. Во-первых: в ваш бокал она добавила малую дозу, во-вторых: вы явно опрокинули его на себя, и в-третьих: промывать желудок не пришлось, он сам прекрасно освободился. Ешьте.

— Приятного аппетита. — Пробурчал Владимир, уставившись в тарелку перед собой.

После всего сказанного есть не хотелось. Да и что тут есть? Два яйца она продольно разрезала на четыре части, подсолила, творог всего три ложки выложила на краю тарелки, а в центре заботясь о красоте и композиции блюда, поместила пару веточек петрушки и черный хлеб.

Он смотрел на кулинарное безобразие отстраненно. Вспомнилась коза, которую он в клубе подцепил со злости. После разборок с Татьяной уснуть не удалось, потянуло на воздух, а затем и в клуб и тут эта… Короткое красное платье, черный парик, красные босоножки и чулки-сеточка со стрелкой сзади, плюс многообещающая улыбка кошечки согласной на все. Проверить так ли далеко заходят чулки и настолько ли круглая у нее попка, захотелось сразу. Но ощупать удалось лишь в темном углу через пятнадцать минут после знакомства, что он методично и с радостью проделал при первой подвернувшейся возможности. Детка в его руках оказалась без комплексов и без белья. Что и говорить, в голове пониже плеч началась своя работа, а при том накале… чувств, через который он прошел не важно: кто, где, зачем и почему, важно другое… стонущая, мокрая, довольная кошечка, которая очень хочет в постельку, но не тут в углу или на столе.

Почему-то потянуло назад, в тихий домик. Мозги отказывались искать гостиницу или снимать комнату в клубе, и он ее привез к себе. Безмозглый, но удачливый… Оказавшись с ней под руку в шале, запоздало вспомнил о спящей Тане, и разозлился еще больше.

Какая ему разница, что она подумает или скажет?! Если отказалась, то хрен с ней пусть спит наверху и не спускается с претензиями! А мы пошалим!

Они и шалили, так чтобы наверху было слышно. Во всяком случае, именно так старался он, чего хотела детка в красном, Владимир узнал только сейчас. А руки все еще помнили мягкую бархатистость кожи и костлявую угловатость…

Стоп. Угловатость — это не с ней… с другой и совсем не кошечкой.

— О чем задумались? — прервала его терзания Татьяна.

— Тяжелая у вас ночь была…

— Да, нет. Нормальная. В ванную вы бегали самостоятельно, так что мне очень даже повезло. Кстати, вы должны были получить извещение от Гофунгов.

— С чего вы взяли? — Владимир ковырнул петрушку и уставился на творог.

— Они уже отбыли, так что точно должны были получить.

— Да… — усмехнулся он, — о своем отъезде они могли известить, чтобы подтвердить отказ еще раз.

— Откуда такие пессимистичные мысли с утра пораньше? — Татьяна протянула его телефон. — Не прогнозируйте наперед.

Он отодвинул от себя тарелку и уставился на экран собственного гаджета. На нем значилось два сообщения и четыре пропущенных звонка. Занятый просмотром сообщений и прослушиванием автоответчика он пропустил момент, когда Татьяна ушла переодеваться. Оторвался от него, когда она остановилась в дверях, надевая бейсболку. Одевшись для новой прогулки, она улыбнулась и кивнула на мойку:

— Готовила я, так что моете вы.

— Хорошо.

— Что там Гофунги?

— Согласились…, - выдохнул Владимир с облегчением. Наконец-то свет забрезжил в окошке, а не в черном туннеле. — Я не понимаю!

— Чего вы не понимаете?

— Они пожелали нам счастья. — С удивлением произнес мужчина и потянулся за бутылкой, выдернув из нее соломинку, сделал несколько глотков.

— Ну, я бы вам тоже счастья пожелала. — Сообщила Татьяна, не скрывая лукавой улыбки.

— Не мне… нам! Нам с вами. Не понимаю.

— Так, — протянула она, уперевшись о косяк. — Вы помните, что я говорила вчера…? О том, что вам веры нет, так как Савва предпочитает вести дела с семейными. А после я предложила мне подыграть, потому что сделала пару пространных намеков в беседе с Марией.

Владимир молчал. То, что он шуточный призыв к объятиям принял за реальное «да» со всеми вытекающими теперь казалось чудовищной ошибкой. И черт его дернул вести себя сообразно привычкам.

— А еще мы условились, что если игра пройдет, то будем считать это хорошим тактическим ходом. Помните?

— Помню…

— Вот! Игра была на «ура!» и вы получили своего инвестора. — Сообщила улыбчивая Татьяна. — Это был прекрасный ход. Вы великолепно справились с ролью.

— И что бы я без вас делал? — произнес он отстраненно, подсчитывая как «задолжал» ей за одну лишь ночь.

— Отдыхали бы с Александром, — отмахнулась Татьяна и пояснила на его удивленный взгляд, — с Александром, который Жаб.

— Да… уж с Жабом… отдохнул бы.

— Зря вы так. Он бы тоже приложил бы все-все усилия для спасения вашей репутации. — И не дав времени на размышления, сообщила, — я ухожу кататься.

— Что? — вопрос был к сообщению об Александре готовом на все-все, но она ответила на другой.

— Я ухожу. Хочу прокатиться на лошадях перед нашим отъездом.

— И вы меня оставите одного? — и почему-то указал на телефон и посуду, словно не справится с ними без помощи.

— Уверена, кошечек вы в шале более не заведете. — Усмехнулась Татьяна. — К тому же там такой жеребец, что грех вас не оставить!

И с озорной улыбкой она отправилась на выход…

Сижу дома в своей комнате и не могу ни уснуть, ни продолжить набор статьи. Голова болит зверски, я не выспалась, не закончила работу и не могу прийти в себя от глупой душевной боли.

Попытка Владимира настоять на интиме разбередила старую рану, попутно присыпав ее солью. Неужели я не создана для нормальной семьи, для чистых отношений и уютного дома? Неужели мой удел быть временной подружкой для утех, или хуже того колбой для гормонов? Я знаю, что поступила верно. Но как же больно осознавать, что в отношении меня он позволил себе подумать такое… Хотя к чему это я? Он не думал. Он не хотел думать ни тогда, ни после.