Дело о воющей собаке - Гарднер Эрл Стенли. Страница 27

– Далее, вы утверждаете, что записка написана Паолой Картрайт?

– Да, сэр.

Мейсон взял со стола фотокопию телеграммы, отправленной из Мидвика.

– Вы согласны с тем, что бланк телеграммы, фотокопию которого вы видите, также заполнен рукой Паолы Картрайт?

Свидетельница смотрела на фотокопию и молчала.

– Эти два документа написаны одним почерком, не так ли? – настаивал Мейсон.

– Да, – едва слышно ответила Телма Бентон. – Кажется, они написаны одной рукой.

– Кажется? Вы без малейшего колебания признали, что записку писала Паола Картрайт. А как насчет телеграммы? Она тоже написана рукой миссис Картрайт?

– Да, – выдохнула свидетельница. – Ее написала Паола Картрайт.

– Значит, семнадцатого октября Паола Картрайт послала эту телеграмму из Мидвика?

– Полагаю, что да.

Судья Маркхэм постучал по столу.

– Миссис Бентон, прошу вас говорить громче, чтобы присяжные могли вас услышать.

Она подняла голову, взглянула на судью и покачнулась. Клод Драмм вскочил на ноги.

– Ваша честь, совершенно очевидно, что свидетельнице дурно. Я снова прошу вас прервать заседание, хотя бы ради ее здоровья.

Судья Маркхэм покачал головой.

– Я считаю, что допрос следует продолжить.

– Если судебное разбирательство будет прервано до завтра, – воскликнул Драмм, – прокуратура, возможно, прекратит дело.

Перри Мейсон повернулся к обвинителю:

– Именно этого я и хочу избежать, – прогремел он. – Вы обвинили миссис Форбс в совершении преступления, и она вправе рассчитывать на то, что суд присяжных оправдает ее. Прекращение дела оставит пятно на ее честном имени.

– Просьба обвинения отклоняется, – сухо заключил судья Маркхэм. – Задавайте вопросы, адвокат.

– Будьте добры объяснить, как Паола Картрайт могла оставить записку и отправить телеграмму семнадцатого октября, если, как вам хорошо известно, ее убили в ночь на шестнадцатое?

– Я протестую! – воскликнул Драмм. Прежде чем вынести решение, судья Маркхэм несколько секунд вглядывался в побледневшее лицо свидетельницы.

– Протест отклоняется.

Мейсон положил перед свидетельницей записку, оставленную миссис Картрайт.

– Разве не вы писали эту записку?

– Нет!

– Разве это не ваш почерк?

– Вы и сами знаете, что я пишу совсем иначе.

– Семнадцатого октября ваша правая рука была забинтована, не так ли?

– Да.

– Вас укусила овчарка?

– Да. Принца отравили, и он невольно укусил меня, когда я попыталась дать ему рвотное.

– Повязка оставалась у вас на руке и в последующие дни?

– Да.

– И вы не могли держать перо в этой руке?

– Да.

– Вы были в Мидвике семнадцатого октября? – рявкнул Мейсон и, не дожидаясь ответа, добавил: – Разве вы не арендовали самолет, чтобы слетать в Мидвик и обратно семнадцатого октября этого года?

– Да, – после долгой паузы ответила свидетельница. – Я подумала, что смогу найти там миссис Картрайт.

– А прибыв туда, вы отправили телеграмму Форбсу?

– Нет, я уже говорила, что не отправляла этой телеграммы.

– Очень хорошо. Давайте вернемся к вашей перевязанной руке. Вы не могли держать в ней перо семнадцатого октября, не так ли?

– Да.

– И восемнадцатого октября тоже?

– Да.

– И девятнадцатого?

– Да.

– А разве в эти дни вы не продолжали вести дневник? – как бы невзначай спросил Мейсон.

– Да, – машинально ответила Телма Бентон и тут же поправилась. – Нет.

– Так да или нет?

– Нет.

Мейсон вытащил из кармана лист бумаги.

– Разве этот лист, датированный восемнадцатым октября, вырван не из вашего дневника?

Свидетельница молчала.

– Вы же одинаково владеете обеими руками. Поэтому вы и могли вести дневник в эти дни, делая записи левой рукой. И если мы сравним вырванный из дневника лист, записку, оставленную миссис Картрайт, и фотокопию телеграммы, отправленной из Мидвика, то окажется, что все документы написаны одной и той же рукой.

Свидетельница отчаянно вскрикнула и упала без чувств.

Поднялся невообразимый шум. Судья Маркхэм стучал молотком по столу. Судебные приставы бросились к Телме Бентон. Клод Драмм что-то кричал. Мейсон отошел к столику и сел, спокойно наблюдая за происходящим.

Наконец с большим трудом судья Маркхэм восстановил порядок.

– Ваша честь, – воскликнул Драмм, – во имя гуманности я требую прервать разбирательство судебного дела, с тем чтобы свидетельница могла прийти в себя. Вы видите сами, что ее физические и духовные силы на исходе.

Судья Маркхэм перевел взгляд на Мейсона.

– Обвинение хочет прервать заседание только по этой причине? – спросил тот.

– Разумеется, – ответил Драмм.

– Учитывая, что суд откладывается лишь до завтрашнего дня, могу я узнать, собирается ли обвинение представить каких-нибудь свидетелей или это его последний свидетель?

– Это мой последний свидетель.

– Я полагаю, адвокат, – вмешался судья Маркхэм, – что просьба прокурора вполне уместна.

Перри Мейсон вежливо улыбнулся.

– Ваша честь, я считаю, что прерывать суд нет необходимости. Принимая во внимание состояние свидетельницы и мое желание завершить процесс, я с удовольствием сообщаю о том, что закончил допрос.

– Вы закончили? – изумленно переспросил Драмм.

– Да, – кивнул Мейсон.

– В таком случае, ваша честь, – Драмм повернулся к судье, – я все равно прошу отложить разбирательство до завтра.

– По какой причине? – спросил судья Маркхэм.

– Для того, чтобы уточнить свою позицию в свете вновь открывшихся фактов.

– Но, отвечая на вопрос адвоката, вы сказали, что Телма Бентон – ваш последний свидетель.

– Очень хорошо, – вздохнул Драмм. – Обвинение закончило представление доказательств.

Перри Мейсон встал и поклонился судье и присяжным.

– Защита также закончила представление доказательств.

– Что?! – вскричал Драмм. – Да вы же еще не начинали!

– Защита закончила представление доказательств, – повторил Мейсон.

– Джентльмены, – вмешался судья Маркхэм, – готовы ли вы обосновать свою позицию?

– Да, ваша честь, – коротко ответил Мейсон.

– А вы? – судья перевел взгляд на Драмма.

– Ваша честь, сейчас я не могу сформулировать позицию обвинения. Мне нужно время для подготовки. Еще раз прошу отложить…

– Еще раз, – прервал его судья, – ваша просьба отклоняется. Суд должен принять во внимание права обвиняемой. Прошу вас, мистер Драмм.

Прокурор встал.

– Ваша честь, я хочу просить суд о прекращении дела.

– Очень хорошо, – кивнул судья. – Если только…

– Ваша честь, – воскликнул Мейсон, – я протестую! Я уже высказывался по этому поводу. Прекращение дела оставит пятно на честном имени моего клиента.

Глаза Маркхэма превратились в щелочки.

– Как я понимаю, адвокат, вы возражаете против прекращения дела прокуратурой?

– Да.

– Хорошо. Пусть решение вынесут присяжные. Ваше слово, мистер Драмм.

Прокурор подошел к скамье присяжных.

– Джентльмены, произошло совершенно неожиданное событие. Чтобы осмыслить случившееся, требуется время, и мне остается лишь сожалеть о том, что суд не счел нужным отложить разбирательство дела. Все же неопровержимые улики указывают на то, что в момент убийства обвиняемая находилась в доме Форбса. Оскорбление, нанесенное обвиняемой убитым, могло толкнуть ее на преступление. Орудие убийства куплено ею. Учитывая вышесказанное, обвиняемой нет оправданий. В то же время я не считаю себя праве требовать смертного приговора. Честно говоря, неожиданный поворот событий совершенно запутал меня. Джентльмены, мне нечего больше сказать – решать вам, – и он вернулся к столику.

Перри Мейсон выступил вперед.

– Джентльмены, я хочу остановиться на двух моментах. Во-первых, доказать, что моя подзащитная не могла совершить то ужасное преступление, в котором ее обвиняют. Во-вторых, установить, кто же мог застрелить Форбса и его верную овчарку. Человек, совершивший убийство, проник в дом с помощью отмычки или ключа, имевшегося в его распоряжении. Форбс вышел из спальни, чтобы узнать, кто к нему пожаловал, затем бросился в ванную и спустил овчарку с цепи. Направляясь в библиотеку, Форбс полотенцем стирал с лица мыльную пену, но когда он спускал овчарку, полотенце упало на пол около ванны, где его и нашли. Овчарка, оскалив зубы, бросилась на незваного гостя, чтобы спасти жизнь хозяину. Убийца стрелял в нее в упор. Потом настал черед Форбса… Джентльмены, прокурор убеждал вас в том, что стреляла обвиняемая. С ним можно было бы согласиться, если бы не одно важное обстоятельство. Если бы обвиняемая тайком проникла в дом, ей бы не пришлось стрелять в овчарку. Да и та не бросилась бы на человека, к которому была очень привязана. Скорее, при встрече она бы виляла хвостом и визжала от удовольствия. То есть, убийцей мог быть кто угодно, но только не Бесси Форбс. Итак, давайте выясним, кто же это мог быть? Для этого нам придется вернуться к событиям, предшествующим убийству. Как следует из материалов следствия, Артур Картрайт пожаловался на то, что собака его соседа, Клинтона Фоули, выла в ночь на шестнадцатое октября. Джентльмены, предположим, что между Паолой Картрайт и Клинтоном Форбсом произошла ссора, во время которой Клинтон Форбс убил Паолу Картрайт. Потом он и Телма Бентон вырыли яму в строящемся гараже и закопали тело Паолы. Мы можем также предположить, основываясь на намеках, проскальзывающих в записке, написанной Телмой Бентон от имени Паолы Картрайт, что причиной ссоры явилась любовная связь Клинтона Форбса с домоправительницей, о которой узнала Паола. Она пожертвовала всем ради Клинтона Форбса, и вдруг оказалось, что жертва напрасна, и Форбс верен ей не больше, чем жене в Санта-Барбара. Вероятно, она высказала все, что думала, и замолчала навеки под бетонным полом гаража. Повар-китаец спал крепким сном, и только звезды видели, как двое убийц, Форбс и домоправительница, опустили тело несчастной женщины в неглубокую яму и закидали ее землей. Но было еще одно существо, узнавшее об убийстве, – верная овчарка Принц. Он подбежал к гаражу и жалобно завыл. Артур Картрайт наблюдал за домом Форбса. Он не понял, что означает этот вой, но собака действовала ему на нервы. И Картрайт принял меры, чтобы восстановить тишину. Но в какой-то момент его осенило. Он осознал, что овчарка скорбит по дорогому ей человеку, отошедшему в мир иной, и решил проверить свое предположение. Но Клинтон Форбс и домоправительница уже встали на путь убийства. И, когда Артур Картрайт явился к ним в дом и потребовал показать ему Паолу Картрайт, чтобы убедиться, что та здорова и невредима, они не колебались. Скрыть их тайну можно было лишь одним способом. Они набросились на Артура Картрайта, убили его и закопали рядом с телом жены, зная, что бетонный пол скроет следы преступления. Теперь предстояло объяснить исчезновение Паолы Картрайт и докучливого соседа. Сообщники решили представить дело так, будто муж и жена решили восстановить свой союз и вместе скрылись из этого города. Форбс знал, что Телма Бентон одинаково свободно пишет обеими руками. Кроме того, никто не видел истинного почерка Паолы Картрайт, так как здесь у нее не было ни друзей, ни знакомых. И Телма Бентон левой рукой написала прощальную записку Паолы Картрайт. Однако убийцы не доверяли друг другу. Телма Бентон решила действовать первой. В шесть часов вечера она встретилась со своим дружком. Не будем гадать, что она ему сказала. Нас интересует лишь, чем закончилась эта встреча. Джентльмены, не думайте, что я стремлюсь к возбуждению судебного дела против Телмы Бентон и ее дружка. Я пытаюсь восстановить цепь событий, основываясь на уликах, имеющихся в нашем распоряжении. Телма Бентон и ее приятель проникли в дом, воспользовавшись ключом домоправительницы. Они шли на цыпочках, дабы не спугнуть ничего не подозревающую жертву. Но верная овчарка услышала шум и зарычала. Клинтон Форбс вышел из ванной, чтобы встретить незваных гостей. Увидев домоправительницу, он заговорил с ней, одновременно стирая с лица мыльную пену. Затем он заметил незнакомого мужчину и понял цель их прихода. В панике Форбс бросился в ванную и спустил овчарку с цепи. Принц прыгнул на мужчину, и тот выстрелил. Овчарка упала на пол, и в следующее мгновение та же участь постигла и самого Форбса… – Мейсон тяжело вздохнул. – Джентльмены, я закончил, – он повернулся и прошел к столику.