Наш Декамерон - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 46

- Короче, за ночь, трещина должна быть заделана. И чтоб к утру Дом был без трещины! Где Федя?

- Послал за ним, говорят, тверезый!

- Учти, и ты в этот Дом тоже въедешь. Если обрушится - то и на тебя тоже.

- А ну, протяни руки, - сказал он Феде.

- Опять пианист! Сволочь пьяная!

- А Феде все равно, он в любом виде… - захихикал прораб.

- Пьянству - бой! Пьянству - бой! - вдруг выкрикнул Федя.

- И чтоб к утру все было заделано, ты понял, Федор?

- Все сделает! Как обещался, так и сделает! - кричал прораб.

- А мы тебе квартиру даем в Доме, Федор. Если обвалится, то и на тебя… Ну, с Богом, ребята! А церковь… - вдруг повернулся он к прорабу, - это же памятник культуры!.. Под этой церковью прадеды наши… Так что пусть стоит. Отреставрируем.

- Вам чего, гражданин?

- Вселяюсь.

- Как это вселяетесь? Ведь ночь…

- А где сказано, что ночью нельзя вселяться, морда? - Человек протягивал ордер.

- Поинтересуюсь, кто выдал вам ордер?

- Кто выдал, того здесь нету.

- Вы, простите, не родственник Сан Саныча Попова?

И вдруг рыжая бороденка исчезла, а вместо нее перед глазами возникла та, маленькая дверца. И чей-то голос томительно кричал за дверцей:

- Иуда! Вошел!

Когда он открыл глаза, перед ним стоял совсем другой человек - чернобородый, черноволосый. Он глядел на этого человека и чувствовал невыразимую печаль. А за человеком толпой теснились все смуглые и чернобородые лица. И все незнакомые ему. И все - с ордерами в Дом, где должны были жить только знакомые. Он оказался в ужасном положении: он понимал, что так быть не может: Дом был на брони.

Он никак не мог дождаться утра, чтобы начать звонить в инстанции - выяснять всю эту галиматью.

…Я очутился у дома, я узнал этот дом, Дом, который в нашем городе называли "дворянское гнездо".

Я любил это место: здесь стоит церковь с шатровой колокольней. И маленькое кладбище, где похоронены мои предки… Но теперь над всем этим возвышался Дом.

Дом был освещен багровым отсветом далеких пожаров. И я почему-то вошел в Дом, все ожидая окрика сторожа. Но никто меня не окликнул.

Я сразу увидел его. Он сидел один, в плаще и в шляпе на ушах. Неожиданно он обрадовался мне:

- Вы, если не ошибаюсь, наш краевед?.. Слава Богу, хоть одно знакомое лицо! Что вы так на меня смотрите?

- Я думаю, как же вы меня мучили!.. Всю мою жизнь мучили…

- Да, да, вы очень смешной случай, товарищ краевед, - сказал он, все время набирая номер телефона. - У нас с вами вышла презабавная история. Давно-давно… я еще культурой тогда заведовал… и вдруг узнаю, что по всей нашей области ищут идеологические выверты. Представляете, в каком-то городишке Буе и то нашли. А Буй уж совсем затерявшийся город. "Буй да Кадуй черт три года искал: найдет - потеряет" - пословица… Короче, в каком-то Буе есть выверты, а у нас в райцентре - нетути?! Чушь! Ну, откуда у нас взять выверты, вы же видели наших писателей? И тут как раз вы приехали. Гляжу: человек образованный, с головой. Прибежал я к вам и прошу: покайтесь в вывертах. А вы упрямитесь, горячитесь: "Где ж у меня выверты-то?" - "А в статьях, в работах ваших!.." И тут выясняется, что у вас еще нет ни статей, ни работ, что вы институт только что закончили. Но я не гордый, я подождал. И ведь они появились - малюсенькие, с трехкопеечную монетку, но появились - выверты! И мы тебя за них - под дых! Под дых! Зачем, спросишь? В Средней Азии, когда птичьи бои устраивают, птичку в кулаке на бой несут. Почему? Потому что в кулаке она злеет! Вот ты и стал злым, глупый человек. А все потому, что не понял: пока тебя вслух ругают - с тобой в порядке. А вот как ты серьезное что сделаешь - ругать не будут. Замолчим о тебе. Тишина будет. Будто нету тебя. Будто смерть… - Он положил трубку на рычаг и продолжал: - Начальнику милиции звоню. Понимаешь, пришли какие-то люди в Дом… и все с подозрительными ордерами… а милиция не отвечает. Пойдем-ка вдвоем проверим квартиры, а?

- Ты что тут делаешь, Федор? - строго спросил он.

- Туфли чищу. Вы ж квартиру мне дали. Я стенку в доме законопатил.

- Как… уже?

- С час как стенка готова… Приняли ее.

- Кто принял?!

- Наверху, - сказал Федя, - на самом верху приняли.

Лысый недоверчиво покачал головой и взялся за дверцу лифта. Но дверь не открылась.

- Не открывается, - сказал он и вздохнул. - Может, взять ее дрелью?

- Неси дрель!

- Легко сказать "неси". А где же она, дрель-то? Занята дрель.

- Кем занята?!

- Не наше дело… А может, динамитом ее? - вздохнул Федя и добавил задумчиво: - Нет, совсем иначе ее открывать нужно.

- А как… как нужно, дурья башка?

- А по-нашему. Кровь вперед себя пустить. Без крови какая дверь откроется?

- Убивец… - зашептал он.

- Я тебя на ножик сейчас прислоню. Я Дом строил и все поджидал тебя… Сеструха в тиру курвой через тебя стала… Мать райисполком спалила…

- Ты пьяный… Пьяный!..

- Ага, гуляю… Озорник я… Залазь на нож, я, кума, веселый! - И Федя ударил его ножом: - Жги! Жги! Жги!