Последний царь (Николай II) - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 13
Золотое блюдо, звеня, покатилось по полу, хлеб развалился, и врезанная в него золотая солонка катилась вслед за блюдом. Безукоризненно воспитанный царь сделал то, что надлежало сделать молодому человеку, когда что-то падает из рук старика: Николай попытался поднять блюдо, чем окончательно всех смутил. Министр двора, старый Воронцов-Дашков, поспешно бросился вслед за блюдом. Блюдо поймали.
Знатоки примет горестно вздохнули, ожидая печалей в будущем царствовании.
Граф Ламздорф, будущий министр иностранных дел, запишет в свой дневник:
«19 января 1895 года. В городе начинают сильно нападать на позавчерашнюю речь императора, которая произвела самое тягостное впечатление… И молодую императрицу также упрекают, что она держалась, будто аршин проглотила, и не кланялась депутациям».
Аликс была столь же застенчива, как и ее супруг. Но защищалась от смущения – царственностью.
«Богом посланную дочку…»
(Дневник молодого отца)
Летом они поехали на юг, в Крым, в тот самый Ливадийский дворец, где так недавно умер в кресле отец-император. Мать, брат Миша, Сандро, товарищ его детских игр, и жена Сандро – сестра Ники Ксения. Ксения ждала ребенка.
«31 июля 1895 года. После чая занимался, когда вдруг узнал, что у дорогой Ксении родилась дочь Ирина. Немедленно Аликс и я полетели на ферму. Видели Ксению и маленькую племянницу. Слава Богу, все окончилось благополучно…»
Эта кричащая в колыбели Ирина станет женой Феликса Юсупова, главного убийцы Распутина.
Ждала ребенка и Аликс.
Осенью они вернулись в Петербург, в Царское Село. С этого года и до конца царствования Царское Село – главный дом его семьи. «Милое, родное, дорогое место». В парке, среди маленьких искусственных озер, неподалеку от роскошного Екатерининского дворца, стоял полускрытый деревьями небольшой белый Александровский дворец. В нем они жили. В ночь на 3 ноября из Гатчины туда была вызвана вдовствующая императрица.
«3 ноября, пятница. Вечно памятный для меня день, в течение которого я много выстрадал! Еще в час ночи у милой Аликс начались боли, которые не давали ей спать. Весь день она пролежала в кровати в сильных мучениях, бедная. Я не мог равнодушно смотреть на нее. Около 2 часов ночи дорогая мама приехала из Гатчины. Втроем с ней и Эллой находились неотступно при Аликс. В 9 часов ровно услышали детский писк, и все мы вздохнули свободно! Богом посланную дочку при молитве мы назвали Ольгой».
«6 ноября. Утром любовался нашей прелестной дочкой. Она кажется вовсе не новорожденной, потому что такой большой ребенок, с покрытой волосами головкой».
Русская няня (помощница старшей няни-англичанки) сказала, что «покрытая волосами головка» – непременная примета будущего счастья девочки.
В 1918‑м ей «повезет» – она будет стоять рядом с матерью в той полуподвальной комнате. «Царица и Ольга попытались осенить себя крестным знамением, но не успели. Раздались выстрелы». (Из показаний стрелка охраны А. Стрекотина.)
Дочка растет. Фотография, сделанная им: Аликс и рядом с матерью, на слабых ножках, крошечная Ольга. И он по-детски все сравнивает ее с дочерью своей сестры: «21 марта 1896 года. За обедней привели своих дочек к Святому Причастию. Наша была совершенно спокойна, а Ирина немного покричала».
«1 апреля. Ксения принесла Ирину к ванне нашей маленькой. Они весят то же самое, 20 фунтов, но наша дочка толще».
Рождение совпало с концом траура. Блестящий бал состоялся в Зимнем дворце: тысячи приглашенных, оркестр играет полонез, церемониймейстер трижды ударяет в пол своим жезлом, арапы в белых чалмах распахивают двери. Все склоняются в поклоне: появляются он и она.
Аликс по-прежнему плохо говорит по-русски, и пребывание на людях – труд для нее. Она царит дома, в Царском Селе.
Страной правит мать и ее люди. Есть версия: зажатая железной волей мужа, властолюбивая мать наконец-то распрямилась. На самом деле все трагичнее и проще. Вдовствующая императрица (тетя Минни – так звали ее в Романовской Семье) слишком хорошо знала своего сына. И боялась, что кто-то непременно станет влиять на доброго Ники (Аликс она тогда в расчет не принимала). Им мог быть великий князь Сергей Александрович – прямолинейный ретроград – или другой брат покойного царя – Владимир, столь же очаровательный, сколь неумный. Или милый, но легкомысленный третий брат Александра, Павел. Влияние любого из них могло стать роковым для империи. В себя эта деятельная женщина верила, она многому научилась у Александра III.
В дневниках Витте есть красочное описание: «Спросите матушку» – так отвечает Николай Витте по поводу назначения очередного министра.
И в другом месте, и опять в трудную минуту: «Я спрошу мою матушку».
Мария Федоровна проявляет прозорливость: ее протеже при Ники становится Сергей Юльевич Витте, министр финансов ее мужа. Витте – это целая эпоха: сторонник реформ, либерал, точнее – умеренный либерал, каким и должно было быть после мороза, который свирепствовал при Александре III. Витте знал: в России нельзя слишком быстро менять температуру. Но главным советчиком оставалась мать.
На первых порах императрица-мать старается всюду появляться рядом с сыном. Вера Леонидовна:
«В то время вдовствующая императрица вдруг удивительно помолодела. Весь Петербург занимала тогда эта загадка. Говорили, что эта потрясающая женщина решилась на операцию, которую сделали ей в Париже. Она услышала об этой операции от будущей английской королевы – принцессы Александры, точнее сказать, увидела ее плоды. Несмотря на возраст, принцесса буквально потрясала всех своим молодым лицом. Это чудовищная операция: сначала острой ложечкой снимают с лица эпидермис, и лицо превращается в сплошную рану. Рану примачивают, подлечивают, и на лицо наносят прозрачный лак. С этим новым, нежным и чистым лицом приходится обращаться очень бережно – чтоб не попортить лак. А дальше еще мучительней: расширяя волосяной канал, вставляют длинные ресницы. Вся операция требует героизма».
Бедной женщине пришлось решиться на эту боль – рядом с молодым императором должна была быть молодая мать.
Она стоит рядом с сыном в начале его царствования, умная и властная, а потом… потом ей выпадет все страшное, что может выпасть на долю матери: смерть всех сыновей, внука и внучек и гибель империи, которую всю жизнь создавал ее муж. Она будет жить в Копенгагене, последняя оставшаяся в живых русская императрица, обломок великого кораблекрушения.
«Все, что произошло… кажется сном»
В древнем Успенском соборе в Москве венчаются на царство русские государи.
6 мая со всей большой Романовской Семьей императорский поезд отбыл в Москву.
«6 мая 1896 года. В первый раз после свадьбы нам пришлось спать раздельно. Очень скучно… Встал в 9. После кофе отвечал на телеграммы. Даже на железных дорогах они не оставляют в покое. В Клину дядя Сергей (его бывший командир великий князь Сергей Александрович, ставший московским генерал-губернатором. – Э. Р.) встретил нас. Приехали в Москву в 5 часов, при ужасной погоде: дождь, ветер и холод…»
По обычаю перед торжественным въездом в Москву для коронования Государь и Государыня должны жить в старом Петровском дворце, находившемся за Тверской заставой, в версте от тогдашней Москвы. Здесь, во дворце-замке, построенном Екатериной Великой в память победы над турками, – с готическими окнами, романтическими башнями, они жили три дня.
«7 мая. Проснулись той же безотрадною погодой… Принимали громадную свиту Генриха (брата императора Вильгельма. – Э. Р.), принцев – Баденского, Вюртембергского и Японского…»
Королевская Европа и весь остальной мир съезжались на коронацию русского самодержца.