Пьесы - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 15
Галя. Хватит!
Евдокимов. Все будет в порядке, Галка. Ты выйдешь за него замуж. Ты ведь сейчас беспокоишься за него тоже во имя себя. Бессознательно, но во имя себя… Не теряй юмора. Ты никогда не любила. Ты даже не знаешь, что это такое… И за это, если ты заметила, тебя вокруг тоже никогда не любили.
Разряды.
А насчет «Альфы» не беспокойся. Участвуют двое – я и Семенов. Владик стоит у приборов.
Молчание. Разряды слышнее. Входит молоденькая девушка с портфелем.
Девушка. Здравствуйте, вот наконец и я. Евдокимов. А кто же это «вы»?
Девушка. «Я» – это корреспондент. Евдокимов. Как же вас зовут, корреспондент? Девушка. Меня зовут Владыкина. Евдокимов. Очень хорошо. Я Элик, а это – Галя.
Владыкина (поняла, засмеялась). Ясно. А я Вера… Я к вам по такому делу. Мы проводим анкету среди молодых талантливых ученых. Что вы смеетесь?
Евдокимов. «Талантливых» – здесь не говорят. У нас употребляют термин «сильный» или еще «тянет» – «не тянет».
Владыкина. Понятно. Среди «сильных» ученых, которые «тянут». Я отлично знаю, что ваша работа закрытая. Поэтому вопросы только общего характера.
Евдокимов. Ну например?
Владыкина. Например: «Ваш любимый поэт».
Евдокимов. Больше всего я люблю греческого поэта Нофелета… Вы, наверное, слышали о нем?
Владыкина. Да… что-то слышала.
Евдокимов. А ничего не читали?
Владыкина. Что-то читала. Точно не помню.
Евдокимов. Поразительно. Как вы сумели? Нофелет – это телефон, но только наоборот.
Владыкина. Да ну вас, я ведь серьезно.
Евдокимов. Нет. Я не верю, что вы серьезно. Для этого вы слишком неглупая девушка. И я тоже – несерьезный… Ну, вы не обижайтесь на меня. У меня зарез со временем, я завтра уезжаю. А Галя на все ответит. Она по любимым поэтам у нас мастерица.
Галя. Не нужно.
Евдокимов. Не буду. Ну, до свидания, Галка. Я, может быть, не то сказал…
Галя. Нет, все то. Ты что же, больше не зайдешь до отъезда?
Евдокимов. А ты не идешь сегодня на вечерок?
Галя. Нет. У меня сегодня в шахматном клубе…
Евдокимов. Ну, тогда до свидания, Галчонок.
Галя. Я желаю тебе…
Евдокимов. Я знаю. Все будет хорошо… А Веру проводи к Гальперину. Пусть ей покажут, как рвутся проволочки. Это всегда впечатляет. Салютик, Вера Владыкина. (Уходит.)
Владыкина. Он очень странный.
Галя. Да.
Владыкина. Он, наверное, голодный. Я заметила: когда мужчины голодные, они становятся психами. Вот у меня брат…
Затемнение.
Комната в квартире Владика. Звуки магнитофона, шум голосов за сценой. В комнате – торшер, наряженная маленькая елочка на шкафу, бесконечные книги. Входят Наташа, Евдокимов, Владик.
Евдокимов. Запри дверь.
Владик запирает.
(Берет гитару. Садится.) Мы молоды, в меру пьяны. Он, друг и любимая девушка. И он поет песню в честь друга Владика. (Наташе.) Можно?
Наташа. Можно.
Стук в дверь.
Голос из-за двери. Эй, Евдокимов, куда вы исчезли?
Евдокимов. Мы не исчезли. Мы философствуем.
Второй голос. Эй, вы, философы у торшера! Отдайте гитару!
Евдокимов. Не отдадим. У вас магнитофон. Наташа (Владику). А у вас здесь очень много книг…
Евдокимов. Светские разговоры. Ну, вы! Кончайте стесняться. Давайте, знакомьтесь. (Представляет.) Наташа, лучшая девушка в СССР. Кроме того, она летает по воздуху.
Наташа. Хватит?
Евдокимов. Стюардесса на международных линиях.
Наташа. Ни на каких международных линиях я не летала. И вообще…
Евдокимов. Ну, ладно, ладно… Очень скромная. Завтра она полетит первый раз в Брюссель, между прочим. Вот так, друг Владюша. Мы с тобой поедем на «Альфу», а она полетит в Брюссель. Где справедливость?
Наташа. Всегда ты смеешься. Больше никогда тебе не буду ничего рассказывать!
Евдокимов. Ты молчи, скромная. Мы теперь будем встречать тебя в аэропорту. А то к ним пристают там разные пассажиры.
Наташа. Ой, какая чепуха… Откуда ты это взял?
Евдокимов. Как откуда? Я сам всегда пристаю. Ну давайте что-нибудь споем хором.
Голос из-за двери. Евдокимов, привет!
Евдокимов. Ура! Появился шумный Гальперин. Герой всех наших вечерин – Петр Семеныч Гальперин.
Голос. Евдокимов! Я только что прочел твою статью в «Вестнике». По-моему, это бред сивой кобылы.
Евдокимов. Уберите Гальперина!
Голос. Евдокимов! Я бы даже сказал, что это бред сиво-фиолетовой кобылы.
Хохот.
Евдокимов. Остроумные люди, однако, наши современники!
Голос. Слушай! Правда, ты привел какую-то потрясающую девушку?
Евдокимов. Привел.
Голос. Ну открой, дай посмотреть.
Евдокимов. Не дам.
Голос. Почему?
Евдокимов. Сглазишь.
Голос Феликса (из-за двери). Отцы! Почему вы так уединились? Мы грустим о вас.
Голос Гальперина. Я Феликса с собой притащил.
Голос Феликса. Чувствую вашу радость при этом известии. Я мечтаю увидеть вашу девушку. Я стремлюсь к вам, как усталый путник стремится к живительному ручью.
Евдокимов встает, открывает дверь. Входят Феликс и Гальперин.
Гальперин (здороваясь с Наташей). Петя Гальперин. (Евдокимову.) Кое-что получается с проволочками. Нужно поболтать.
Феликс. Петя Гальперин, ты – Прометей. Ну не томись. Поздоровался с хозяевами и исчезай. Отпустите, пожалуйста, Прометея Гальперина на побывку на танцы. Там с ним пришла такая золотистая корреспондентка…
Гальперин (задумчиво). Странная вещь. Почему-то летом и весной появляется большое количество красивых девушек. А вот зимой совсем не так.
Феликс. Зимой у них спячка.
Гальперин уходит. Молчание.
(Евдокимову.) Что же ты не познакомишь меня с девушкой, отец?
Наташа. Не надо притворяться. Мы с тобой отлично знакомы, Феликс.
Феликс (почтиудивленно). Действительно… знакомы… Мы живем с Наташей в одном доме. Соседствуем, так сказать.
Наташа (тихо, отрывисто Евдокимову). Знаешь… это… он.
Евдокимов. Знаю.
Наташа (удивленно глядит на него). А ты… правда очень умный.
Феликс. С Новым годом! С новым счастьем! Как будто у кого-то старое счастье. (Усаживается.) Хорошо, что я к вам пришел в гости. Вот Владик не находит? Ну и не надо. Я все равно пришел… Можно мне немного с вами помыслить? Представляете, где-то там, в просторах Вселенной, вертится голубая планета Земля. И вот в одном из тысяч городов, на одной из миллионов улиц, в одном из миллиардов домов сидят грустные мальчики – мужчины и грустная девочка – женщина. И мыслят. Давайте, мальчики, помыслим.
Евдокимов. О чем же помыслим, Топтыгин?
Феликс. Несущественно. Теперь все время о чем-то мыслят. Как у Гоголя. Помните, у Чичикова был какой-то лакей. Он ужасно любил читать. Ему было абсолютно все равно, что читать. Ему нравился сам процесс чтения. Так вот, помыслим ради процесса, мальчики?.. А Евдокимов ужасно бесится, когда его называют мальчиком. Он в институте всегда прибавлял себе годы. Тяга к зрелости… Евдокимов, ты у нас старикан-старичище…