Пьесы - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 39
Женщина. Они заняли.
Радиодиктор. Граждане провожающие, не забудьте передать билеты отъезжающим.
Женщина. Они не забыли.
Женский голос по радио (продолжает читать последние известия). В заключение был устроен обед в честь нового лауреата.
Мужской. Погода.
Женский. Тепло и сухо было сегодня на Черноморском побережье Кавказа, в Крыму…
Женщина выключила радио. Дверь купе открывается, и входит Пассажир Это человек лет тридцати.
Пассажир Можно?
Женщина. Что поделаешь…
Молчание.
Пассажир. Чуть не опоздал. Не беспокойтесь, я уже попросил проводницу, меня переведут в мужское купе.
Она. Спасибо.
Молчание.
Пассажир Курите?
Она. Сейчас не хочу.
Пассажир. А я, пожалуй, пойду подымить… Или нет, потом пойду. (Засмеялся.) Нерешителен в мелочах.
Она (насмешливо). Вероятно, в крупном…
Пассажир. В крупном тоже нерешителен. (Включил радио)
Радиодиктор поезда. Граждане пассажиры, в нашем поезде имеется вагон-ресторан. Он расположен в шестом вагоне…
Женщина сделала рукой движение, обозначающее просьбу выключить радио. Пассажир понял, кивнул, выключил.
Пассажир Вы жили в этом городе?
Она. Почему?
Пассажир. Когда приезжаешь в город, где жил прежде, всегда много надежд. Поиски пошлого. Надеешься встретить кого-то… Надеешься… Но все оказывается не так, и оттого уезжаешь вот в таком дурном настроении.
Она. У меня просьба. Устройтесь побыстрее. Я устала. Я хочу спать.
Пассажир. Вы счастливая. Я плохо сплю в поездах.
Она. Я тоже. Но я надеюсь…
Пассажир. А я жил в этом городе. Мы с вами даже учились в одном университете и даже жили в одном общежитии…
Она. Я вас не помню.
Пассажир. Я так и думал. Я всегда был незаметным… Хотел быть заметным, но не сложилось. Однажды я стоял в коридоре и дымил, а вы проходили мимо. Вы спросили у меня пробочник открыть шампанское. Вы были вся в белом. В тот день вы выходили замуж…
Она. Я вас не помню.
Пассажир. Я никогда не ездил в таких вагонах. Дороговато. Но других билетов не было. (Берет со стола листок, который положила Женщина. Прочел.) «Праздничная анкета». Позволите посмотреть?
Она. Вы уже смотрите.
Пассажир. Страна увлекается анкетами. Есть все виды анкет, даже, оказывается, праздничные есть. (Читает) «Имя-отчество».
Она. Вы собираетесь отвечать?
Пассажир. Да. В ожидании проводницы. Отвечая на анкету, всегда хочется быть остроумным. А это исключает правду. Поэтому за себя я никогда не решился бы отвечать, а вот за вас…
Она. Вы много говорите.
Пассажир. Это у меня с детства. Итак, анкета: семейное положение… конечно, разведены.
Она. А это почему?
Пассажир. А это – у вас в глазах. Но даже не глядя в глаза, я бы все равно так подумал. Потому что вы вышли замуж за сверстника, даже хуже – за однокурсника. Эти браки непродолжительны… Но, вероятно, вы хотели встретить его в этом городе…
Она. Отчего же мне хотеть его встретить, если я с ним развелась, как вы говорите?
Пассажир. А это оттого, что без него вам не живется лучше… Но вы его не встретили и печальны.
Она. Вы ничего не знаете! Вы ничего… (Успокоилась. Насмешливо.) Я не могла хотеть его встретить хотя бы оттого, что он не знал, что я сюда приезжала.
Пассажир. Мало что он не знал… Он должен был почувствовать. Это потрясающая женская логика.
Она. Вы упоенно болтаете. И при этом с таким восхищением слушаете самого себя… Он не мог почувствовать это, потому что он живет на маленькой станции Клин. И я хочу спать.
Пассажир. Я будто слышу ваши семейные сцены. Это не предусмотрено в анкете, но я вам о них тоже расскажу.
Она (яростно). Вы не боитесь, что я вас возненавижу чуть раньше, чем вы уйдете в новое купе?
Пассажир. Что поделаешь?.. Я по натуре – просветитель. Мне полагается терпеть. Дикие племена, например, обожали кушать своих просветителей. Интеллигентные люди поступают, конечно, иначе. Но тоже, знаете, не сахар… Позвольте мне рассказать про вас. Вы знаете, я не буду ждать проводницу, я сам удалюсь в поисках купе, как только ошибусь. В любом пункте. Вы позволите мне рассказать про вас? Это для меня важно. Итак…
Она. Хорошо, что вы сами просите и сами себе разрешаете.
Пассажир. Итак, брак однокурсников. Нет отношений мужчины и женщины, потому что нет тайны. Есть два приятеля: какой-нибудь Петя и какая-нибудь Валя. Они все знают друг о друге. Более того, они все время соревнуются. Они все время считаются, как положено сверстникам. И никто не хочет уступать. Это больше похоже на совместный турпоход, чем на брак. Кроме того, они молоды, и им кажется, что все это – временно, что самое прекрасное и самое главное у них еще впереди. И они полны ощущения несерьезности этого брака, и они не боятся его разрушать. Они – смелы.
Она. Вам придется уйти. Все это не так! Главное – это когда после его восторгов, после его жажды встреч она вдруг понимает, что он уже не рад ей. Она сидит, беременная, с глупым животом, и видит, что ему с ней скучно. Ему, который летел, который бросал все, чтобы быть с ней. И вот он с нею и не рад. И притом она все время чувствует, что он врет. И поэтому говорит с ней каким-то новым, льстивым, омерзительно ласковым голосом…
Пассажир. Вы даже сейчас считаетесь. А как же ему не врать. Его зовут приятели, или, наконец, ему просто нужно побыть одному. Это иногда необходимо – побыть одному. А нельзя, потому что он все время натыкается на ее обиженный взгляд: «А может быть, ты хочешь уйти? Ну конечно, уходи. Ведь ты свободен». И дальше идут скандалы, и, чтобы уйти без скандалов, он врет ей, что уходит на работу. На работе он врет на случай, если она туда позвонит. Далее он врет… Он весь опутан этим враньем. И он все время попадается. И умирает от унизительности этой лжи, а она сходит с ума от подозрений. А дальше – быт. Быт, где все преувеличено. Где все пахнет шекспировской драмой. Кухонной шекспировской драмой. Он всегда покупает не ту колбасу и забывает принести сыр. И когда она узнает об этом преступлении, она кричит в восторге обиды: «Единственно, что мне осталось в жизни, – это сыр. И ты, конечно, забыл его купить. Потому что ты помнишь только о себе…»
Она. Вы давно развелись?
Пассажир. Как и вы… тогда же.
Она. Зачем вы жили с ней, если все так плохо вспоминать?
Пассажир. Вспоминать об этом мне прекрасно. Как и вам. Есть прекрасная грусть в близко придвинутом прошлом.
Она. Я не так спросила. Зачем же вы жили с ней, если вам было так плохо?
Пассажир. Как и вы. Я ее любил.
Она. А что вы называете любить?
Пассажир. Это когда все время хочется плакать. Это очень страшно. Вот в мире существуют беды, огорчения, обиды и т. д. И вот все эти «неприятности» можно представить в виде одной равнодействующей – в виде одного длинного лезвия, направленного острием против нас. Люди нормальные обычно к нему боком стоят, чтобы обойти свои беды, не напороться. А вот она… та, которую любишь, к этому лезвию всем телом стоит. Глупая и нелепая. Во всяком случае, так тебе всегда кажется. Потому что когда человека любишь, кажется, что он не такой, как все, что он совсем беспомощный, что ему все время грозит опасность, и оттого вечером, после работы, всегда бежишь домой, и все время страх, что с ним что-то, что у тебя его отнимут… И однажды этот страх проходит. Это значит, что все кончилось. (Шепотом) Я, наверно, скоро буду бояться за вас.