Мышеловка для кота (СИ) - Николаева Ольга. Страница 47
— С чего бы это? Я её на ужин пригласил, а ты провожать будешь? Немного неправильно, не находишь, Энди?
— Слушайте, какая разница — кто кого и куда проводит? Я и сама доберусь, не впервые, между прочим. Вообще, я думала, что вы живете в этом своем лесу кукуевском.
— Каком? — Умеют они говорить хором, даже когда почти поссорились…
— Таком. Куда вы меня возили тогда? Разве не лес в черт знает каком районе?
— Вообще-то, не лес, а элитный коттеджный поселок…
— Когда обратной дороги не знаешь — лес, и ничего больше.
— Хочешь, прокатимся? Покажу дорогу…
— Кир! Ты в своем уме?! — Идея блондину совсем не понравилась. Рыкнул так, как я раньше никогда не слышала. — Вообще ничего не соображаешь?
— Я в уме. И даже при памяти. Если Лизе все объяснить, то она никому ничего не расскажет…
— Вот… Знаешь, Кир, мне это слышать лестно… Однако, совершенно не хочется лезть в ваши бандитские тайны…
— Не бандитские, а обычные, коммерческие…
— Где граница между ними? Вы знаете? Я — нет. Все, я домой хочу. Устала. Вы уж, решите, как-нибудь, сами, насчет провожаний, а я уже пойду. Можете, кстати, прогуляться вдвоем друг с другом… Не соскучитесь, а я от вас отдохну.
— Лиз, что у тебя с настроением? Вроде бы, все нормально было… Все вместе пройдемся. Погода классная, тут недалеко…
И вот как объяснить, что меня достали эти оговорки и недомолвки? Что не хочется верить им, даже на грамму? А выискивать правду и ловить на лжи — достало?
Нельзя же бесконечно тискаться, целоваться и… Ладно, обойдусь без грубости, заниматься сексом? Хочется же чего-то еще, желательно — искреннего, а не этой игры в угадайку…
— Да как скажете. Вместе — так вместе. Пусть мне завидуют все тетки — я подцепила сразу двух классных мужиков, таких… нарядных… А что? Костюмы у вас хорошие, морды бритые, причесанные… Не парни, а сплошная девичья радость…
— Это комплимент или очередная издевка?
— Как самооценка позволит, так и понимайте.
Похоже, теряю форму: ни один не повелся на эту провокацию. Даже не поморщились. Только поулыбались так, снисходительно… Что, мол, с дурочки возьмешь, с малахольной? Ничего…
А я ничего им давать и не собираюсь. Только обидно немного, что такая качественная шпилька не сработала, совершенно. Если так дальше пойдет, не знаю, чем еще отгораживаться… Придется что-нибудь снова придумывать. И срочно.
Они, как назло, будто сговорились, вели себя очень мило и непринужденно. Без всяких намеков и двусмысленностей. Болтали всю дорогу, вспоминая мелкие пакости из детства, постоянно подкалывая друг друга, беззлобно огрызаясь. Деловые партнеры оказались не просто товарищами — друзьями детства, и, судя по тону, с которым велась перепалка, очень близкими. Мне оставалось лишь хихикать и удивляться.
Теплый вечерний Питер, наполненный спешащими куда-то пешеходами на широких проспектах, замирающий в узких переулках, то обдающий жаром не остывшего асфальта, то окутывающий прохладой темных проходных двориков, расслаблял. Хотелось брести куда-то, не думая о том, что будет завтра, смотреть на вывески и на людей, радоваться…
А еще хотелось, чтобы кто-то держал тебя за руку и вел, и чтобы верить можно, что ведет правильно…
Каким-то странным крюком мы свернули на набережную… Обнимающиеся парочки у парапета раздражали и завораживали, одновременно…
Очень срочно захотелось домой, в темноту прихожей, а потом — на кухню, где окно с таким широким подоконником…
— Лиз… ау… о чем задумалась? — Кир, похоже, о чем-то спросил, а я прослушала…
— Ни о чем… Так… отвлеклась немного… А что?
— Может, спустимся к воде поближе? Там пройдемся?
— Да мне без разницы, в общем-то… Я здесь на воду уже насмотрелась… — Лукавила. Этот простор завораживает и пьянит, бесконечно. Только вот, не готова я раскрывать такие подробности каждому встречному. Это почти интимное что-то…
— Не хочешь? — Он, как будто, расстроился. Поджал губы. — Жаль. Мне этого в Москве не хватало.
— Да пойдем уже! Говорю — мне без разницы. Все равно, мой дом остался в другой стороне…
— Так мы же спрашивали — хочешь прогуляться еще или нет… — Теперь уже Андерс удивлялся.
— Да? И что я ответила? — Хоть убей, не помню, когда и как это обсудили… Похоже, давно я в себя ушла…
Эта вот самоуверенность меня уже порядком достала. Можно подумать, что я не в курсе, на что намекает. И вся его хваленая дружба — просто более изощренный способ снова уложить меня в постель. Хрен тебе, дорогой мой. Никому я еще просто так, против своего желания, не сдавалась.
— Ооо… Кир, ты ж не в курсе, наверное, как мой мозг реагирует на алкоголь… Когда его много и крепкий…
— Ну… почему же? Кажется, мне очень даже известно… И реакция твоя — весьма интересная. Не отказался бы повторить эксперимент…
А как же, мать твою, дружески-приятельские отношения, о которых ты говорил? Забыл уже, заигрался, потерял бдительность? Очень хотелось выплюнуть это ему в лицо, но… Тогда не прокатит другая издевка, более….тонкая, что ли…
— Я не думаю, что ты в курсе. Об этом мало кто знает. Но… — Сделала загадочное лицо, прикусила губу, с деланной печалью… — Я наутро ни фига не помню из того, что творила. И завтра, кстати, тоже есть риск, что не смогу восстановить, что делала и о чем говорила…
Откровенно — садистское удовольствие: видеть, как вытянулось у Янкевича лицо. Как еще больше глаза прищурились, почти зло. И — многообещающе. Почти испугалась. Но, вот именно, — почти. Потому что, когда все ясно, и не нужно гадать, что он от меня хотел, и нет опаски, что не угадаю, лишнего сочиню — не страшно, совсем. Вот ни капельки. Снова игра, но уже по известным правилам.
— И каким же способом твою память можно восстановить?
— Не знаю. Способы не изучены, до сих пор. Поэтому часть моей жизни так и останется для меня под покровом тайны…
— И много у тебя таких кусков и белых пятен, хотелось бы знать? — Неожиданный вопрос. И реакция неожиданная: Кир, похоже, окончательно разозлился. — Как часто и с кем ты так забываешь?
— Эмм… Не считала, если честно… Молодость бурная была, в студенчестве по-всякому отрывались. А что?
— Да так… Любопытно стало… Забей…
— Кир, ты странный… К чему вопрос-то был? — Да. Мне хочется подразнить его самолюбие. И понять, наконец, что ему от меня еще нужно.
— Да захотелось понять, со сколькими еще ты спала, а потом смотрела такими же невинными глазами.
Вот и доигралась. Получила, наотмашь, отдачу…
— Да пошел ты на хрен, Кир! Какое ты имеешь право меня оскорблять?! Трахнул пару раз — и все, хозяин?!
Развернулась на месте и быстрым шагом потопала прочь с этой набережной. Сволочь. Гад. Урод. Козел. Самовлюбленный кретин. Кто ему, мать твою, разрешал задавать такие вопросы? Никто. Я не разрешала.
Мне не хотелось плакать. Нет. Хотелось кого-нибудь быстро убить. Или разломать что-нибудь о чью-нибудь голову! Ярость клокотала, заставляя крепче сжимать зубы, упрямо шагая вперед. Чтобы не вернуться и не проорать все, что об этом сучке думаю…
— Лиза, постой! — Окрик Янкевича заставил не остановиться, а еще прибавить шагу. Не хочу. Не готова с ним больше разговаривать. Ни сейчас, ни потом, никогда.
И, конечно же, его мое мнение нисколько не волновало. Догнал. Обогнал. Встал передо мной, загораживая дорогу. Я обогнула его стороной. Ничего не говоря.
Похоже, остался на месте. Нет, снова догнал. Схватил за плечи.
— Лиз, остановись. Всего два слова, и я не буду тебя держать.
— Слушаю. — Смотрела упрямо в его грудь и шею. В глаза не хотела смотреть. Не знала, что там увижу, и узнавать желания не было.
— Посмотри на меня. Очень неудобно разговаривать с твоей макушкой…
— Сочувствую.
— Лиз… — Раздраженно и нетерпеливо, как с надоевшим ребенком. — Ну…
Пришлось, таки, со вздохом поднять голову. Иначе, не оставил бы в покое…
— Слушаю.
— Извини меня. Я не хотел тебя оскорбить…. — Что?!! Кирилл. Извиняется. Он болен или пьян?