Подземелье призраков Аккермана - Лобусова Ирина. Страница 7
Текст полученной Володей записки встал перед глазами слово в слово. О каких секретных делах мог знать бывший сотрудник газетного мира, давным-давно отошедший от дел? Для каких темных авантюр ему понадобился Володя — в мире, в котором, несмотря на смену власти, по-прежнему процветают всевозможные аферы и преступления? Таня жалела, что раньше не предостерегла Володю. Теперь ей казалось, что от записки плохо пахнет, что это дурной знак. Тем более, плохим было место встречи — Таня знала толстого хозяина кофейни, который приторговывал краденым, сбывал фальшивые деньги, а также предлагал богатым клиентам акции не существующих серебряных рудников. Кофейня была местом встречи фальшивомонетчиков и портовых аферистов. Почему же приятель назначил встречу Володе именно там?
Подавив свою странную тревогу, Таня стала заниматься домашними делами и даже не заметила, как массивные часы с кукушкой пробили десять часов утра. Сердце ее заболело по-настоящему. Никогда еще Володя не возвращался так поздно! Особенно если не ночевал!
Это было странно именно сегодня. Таня прекрасно помнила, как накануне Володя ей говорил о том, что ровно к 9 утра он собирается в редакцию, так как в 10 главный редактор Краснопёров проводит важное редакционное собрание. А после собрания Володя хотел улучить минутку, чтобы поговорить с Краснопёровым о коротком отпуске по поводу свадьбы. И Таня знала, что Володя с нетерпением ждет этого разговора.
Почему же он не вернулся домой? Неужели решил отправиться прямо в редакцию, даже не сделав попытки успокоить волнующуюся за него Таню? Это было на него не похоже. Володя всегда проявлял о ней трогательную заботу. Что же случилось?
Мокрая тарелка выскользнула из рук Тани и разлетелась на полу на тысячу осколков. Она вздрогнула. Быстро собрав их, Таня поплотней закуталась в шаль и решительно вышла из дома.
Она направилась в греческую кофейню, думая поговорить с хозяином и, в случае чего, припугнуть его своей дружбой с Японцем. Кофейня была еще закрыта, окна плотно прикрывали ставни, а на двери висел огромный ржавый замок. Поблизости тоже никого не было. В утреннее время это место казалось совершенно глухим, а домашнего адреса хозяина Таня не знала.
Она быстро стала подниматься по Дерибасовской, направляясь в редакцию. Ее изящные серебряные часики, подарок Володи, показали 11 утра. По рассказам Володи Таня знала, что редакционные совещания за час никогда не заканчивались. Значит, совещание еще идет, и если Володя пришел прямо в редакцию, то находится там.
Не думая, что ему скажет (эта мысль была последней в списке того, что ее беспокоило), Таня бежала вверх по Дерибасовской к Горсаду, к зданию бывшей гостиницы, где находилась редакция «Одесских новостей». Дождь стих, но по-прежнему было пасмурно — совсем как на душе у Тани.
Возле входа в бывшую гостиницу стояла толпа. Таня с удивлением замедлила шаг. Народ клубился возле самого входа, что-то тревожно обсуждая. Таня разглядела штыки солдат и сотрудников народной милиции, в новой форме, которые сдерживали толпу. Впрочем, и солдаты, и милиционеры вели себя достаточно мирно и глазели, как заправские зеваки, ведь любопытство всегда было одним из главных качеств одесситов.
Таня подошла ближе. На мостовой, напротив входа, стоял черный автомобиль с номерами Ревкома (когда-то Володя научил ее различать такие номера). Появление начальства не сулило ничего хорошего. Таня затесалась в толпу.
— Грандиозный шухер! Да за такой халамидный швицер, шо ушами сквозь горло повыскакивал, — буйно жестикулируя, говорил лысоватый дядечка. —Я вам за шо скажу: как куры за ощип, но нихто не возьмет того швицера даже за халду на пальте, бо давно вже сделал такие ноги, шо за ваши глаза не доснились! Попомните за мое слово — намотайте за уши!
— Ой, шоб ты был мине здоров, раскудахтался, як химины куры на сносях, — парировал кто-то в толпе. — Тут не за коня в пальте, и не за якись шмутки. За кто ты знаешь, швицер ушастый, кто кому заскочил промеж горла? Возьмут убивцу, не возьмут — слушайте меня сюда: то одно большое ша, як ночь до вечера за слова, шо никогда не выйдут из ихний рот!
— А я за точно говорю — не базар за шару до Привоза! — сердился лысоватый дядечка. — Если поскладывать разницу, за яку дурные вашего отца дети, то я с милую распахнутую душу возьму себе разницу та заеду в Париж! Будут вам тогда кицькины лапы! Говорю за серьезное дело: убивец не якой-нибудь конь в пальте, да не за привозный халамидник, за вошь в ухе задавится! Убивец — фраер за тот, як картина при галстуке! Ни за чего не возьмут!
Услышанное нравилось Тане все меньше и меньше, и она бесцеремонно толкнула лысого дядечку в плечо.
— За что говорите? Что здесь произошло?
— Ой, дамочка, шоб вы были мине здоровы! — Дядечка с удивлением уставился на Таню — похоже, единственного человека в районе Дерибасовской, который ничего не слышал. — Вы мине не за Одессу будете, или как? Бо вся Одесса вже за уши замотала тот шухер, до которого встала наша Дерибасовская! А вы тут смотрите на меня синим глазом — картина маслом!
— Да что здесь произошло?! — Таня стала терять терпение.
— Да фраера одного забили, важного, шо твои шкарпетки! Люди говорили за то, что фраер за газету работал, — важно, со знанием дела пояснил одессит.
Все внутри Тани обмерло, кровь отхлынула от лица, было похоже, что она сейчас упадет. Дядечка даже перепугался.
— Ох, баришня, подвяжите ваше нервы, бо вы мине сейчас за обморок как хлюпнетесь, а упокоительного за здеся нету, или как? Шо ж вы такая синяя, как куры на Привозе? Нельзя быть такой чувствительной, за все душой погружаться!
— Кого убили из редакции? — еле-еле прошептала Таня, чувствуя себя уже не живой.
— Да редахтора ихнего заглавного, так люди за рот сказали! — Одессит с интересом наблюдал за лицом Тани, на которую это известие явно произвело очень большое впечатление.
Не слушая разговорчивого дядкчку дальше, Таня принялась расталкивать всех локтями и пробилась к самым дверям главного входа, где скучали два молоденьких солдата.
— Барышня, куда претесь? Здеся лазить не велено! — Один из них преградил Тане путь.
— Мне нужно пройти в редакцию, — отдышавшись, она пыталась говорить спокойно, — это очень важно. Мне нужно поговорить с Антоном Краснопёровым, главным редактором «Одесских новостей».
— Вже нету твоего Краснопёрова, — хмыкнул солдат, — он за архангелам свои новости рассказывает — за сегодня ночи. Убили его.
— Замолчи рот за ушами, ты, швицер! — Второй солдат ткнул напарника локтем. — Не велено никого пускать, барышня. Следствие работает. Редакция зацеплена. Вон, все на улицу до стоят.
И действительно: проследив за взглядом солдата, Таня в отдалении увидела группу из сотрудников редакции, которые тихонько переговаривались между собой. Володи среди них не было.
Таня узнала журналиста с Госпитальной, друга Володи, и бросилась к нему.
— Мадемуазель Таня! — Журналист галантно поцеловал ей руку. — Вы уже слышали за наши жуткие новости? Тот еще шухер, как говорят в толпе!
— Это правда, что Антона Краснопёрова убили? — Таня сразу взяла быка за рога.
— Правда, — журналист вздохнул, и понизил голос, — ночью закололи ножом прямо в его кабинете. Говорят, ему вырезали глаза.
— Кто же это сделал? — ахнула Таня.
— Разве можно за это узнать? — Журналист развел руками. — Сами знаете, за какие эти, когда пот за уши наматывают! Ни слова промеж зубы не вылетит. Говорят, что нож нашли странный. Рядом с трупом. И ничего больше.
— Кто его нашел? — продолжала выпытывать Таня.
— Вахтер, утром. Поднялся в 9 утра, кофе понес. Он часто так делал, если Краснопёров оставался ночевать в редакции, — пояснил журналист, — ну, и нашел...
— А Краснопёров часто по ночам оставался в редакции? — нахмурилась Таня.
— В последнее время таки часто. Но что у него за дела, никто не знал.
— Вы видели утром Володю? — Таня сменила тему.
— Володю? — удивился журналист. — Нет. Он еще в редакцию не приходил. А должен был?