Миллион с Канатной - Лобусова Ирина. Страница 16

Тане было больно думать о том, что, повернись жизнь другим боком, она могла бы встретиться с Володей в одной из светских гостиных аристократического Санкт-Петербурга. И где они составили бы блестящую пару, подходящую и по положению, и по сословию.

Но Таня никогда не была в гостиных Петербурга, не танцевала там под хрустальными люстрами в бальном платье, не пила томно шампанское, наслаждаясь комплиментами утонченных молодых людей. Таня никогда не была собой. Жизнь сыграла с ней жестокую шутку, превратив в какой-то безродный обрывок, носимый равнодушной, безразличной судьбой по волнам суровых реалий.

Таня чувствовала себя потерянной и такой одинокой, словно на всем земном шаре не осталось ни единого человека. А потому она замкнулась в себе, даже не пытаясь вступать с ворами в разговор. Они же были твердо уверены, что Таня заболела, и, чтобы хоть что-нибудь для нее сделать, рвали яблоки в опустевших, брошенных людьми садах. И не сильно приставали с вопросами: несмотря на свою профессию, воры прекрасно чувствовали, когда человек замыкается в себе и не хочет ни с кем говорить.

До Одессы оставалось немного. Коцик и Топтыш ощущали себя как на иголках, опасаясь патрулей и полицейских засад. Но подступы к городу никто не охранял. Вокруг не было ни одного вооруженного солдата. На Заставе не были даже выставлены посты, проверяющие подводы и телеги, въезжавшие в Одессу.

Тощая лошаденка тащила подводу из последних сил, и, чтобы облегчить ей груз, Коцик и Топтыш шли пешком, держа ее за узду и вполголоса разговаривая между собой. В телеге оставалась одна Таня. Идти пешком она не собиралась.

Воры негромко, но с энтузиазмом обсуждали, чем займутся в первую очередь, с кем встретятся, на какое дело пойдут. Одесса при белых казалась Коцику и Топтышу пышущей богатством и довольством, и, наив­ным, им не приходило даже в голову, что таким же опустевшим, унылым и уничтоженным, как ближайшие окраины, может быть город, обескровленный этой бесконечной войной.

Увидев, что подступы к Одессе никто не охраняет, воры расслабились и заговорили громко.

— Белые как охранники — фраера! — фыркал Топтыш. — Это ж за сколько жирных кусков можно собрать с понаехавших хотя бы здесь, на Заставе! Сплошной навар! А эти укутались, как мухи в навозе, и сушат гланды.

— Оно тебе надо? — хмыкал Коцик. — То постреляли б, а не навар! Меньше людей — меньше шухер! Оно таки работает. Так шо воздух ушами не тряси, бо за так.

— Банк надо! — Топтыш мечтательно возводил очи горé. — Банк жирный, за взбитые сливки! Отакой кусок зарвать!

— И горя бы не знали! — подхватывал Топтыш. — Да кто даст? Оно тут как все... По норам разгребалися. Сыщи где за людей Японца. Эх, был бы Японец! Как бы засвистел город!

Таню раздражали бесконечные пустые разговоры воров, но спрятаться от них было некуда. Вот и оставалось лежать, упиваясь головной болью и тошнотой, с которыми даже приятно было чувствовать себя такой заброшенной и жалкой. Гораздо приятней, чем думать о том, куда пойти. В родной Одессе Тане идти было некуда. Бабушка умерла. Ни единого родственника в живых не оставалось. Не было и жилья — в последней квартире в Каретном переулке Таня жила с Володей. Оставались только верная Циля да Ида с дочкой. Но где они, что с ними, живы ли, Таня не знала. За время ее отсутствия могло произойти все, что угодно. Тем более, в городе почти все время свирепствовал голод и болезни, происходили уличные бои: беляки бесконечно воевали с бандитами, а бандиты воевали между собой.

В каждый момент можно было угодить под шальную пулю, а Циля не была любительницей прятаться и сидеть дома.

Въехав в Одессу, бандиты повернули на родную Молдаванку — в единственную часть города, которая теперь могла их приютить. По слухам, подхваченным по дороге, белые не решались заходить в лабиринты Молдаванки, опасаясь этих враждебных, разрастающихся как снежный ком трущоб, справиться с которыми у них не было ни сил, ни времени.

— Алмазная, едем на Запорожскую, — увидев, что Таня поднялась и теперь сидит в телеге, Топтыш повернулся к ней. — Там заховаемся в одной из малин, пока не сыщут.

Ехать в притон на Запорожской она не хотела ни за что. Ее бы приняли там, но для Тани это представляло ужас возврата в прошлое, в то прошлое, которое она все не могла отринуть от себя. Поэтому, после недолгих размышлений, Таня решила идти в Каретный переулок и искать Цилю. Можно было заглянуть и на Привоз. Все лучше, чем прятаться в притонах Молдаванки с самыми низкими сошками криминального мира, которых в лучшие времена Таня не взяла бы к себе в банду. Несмотря на то что воры ее спасли, она не чувствовала к ним горячей благодарности. Ведь они толкали ее в ту бездну, из которой она так хотела выбраться.

А потому, распрощавшись с Коциком и Топтышем и пообещав их найти, Таня вышла в районе Староконного рынка, откуда поднялась до Каретного переулка. Несколько лестничных пролетов — и знакомая дверь. Звонка не было. Она забарабанила кулаком — никакого ответа. В квартире никого не было. Соседняя дверь приоткрылась, и оттуда выглянула толстая тетка в бигуди.

— Шо колотишь-то, зараза печеночная? — с интересом уставилась она на Таню.

— Здесь кто-то живет? — спросила та.

— А ты сама не знаешь, к кому пришла? — Тетка отступила на шаг назад, загораживаясь от Тани дверью. — И чего ходишь?

— Знаю, к кому пришла, — устало сказала Таня.

— Пошли они кудысь, раз дома нету. Ходют тут, ходют! — Тетка с грохотом захлопнула дверь. Пригорюнившись, Таня присела на лестничную ступеньку.

— Не замерзнете, барышня? — пристальный веселый взгляд черных глаз напомнил ей Геку. Хотя на самом деле между Гекой и молодым светловолосым мужчиной, смотрящим на нее с нижней площадки лестницы, было мало общего. По-своему этот человек был, конечно, красив. И глаза у него были озорные, веселые. Но на том сходство и кончалось. Было в облике незнакомца что-то не внушающее доверия, заставляющее проявлять осторожность. Инстинктом, обостренным за годы жизни на криминальном дне, Таня это сразу почувствовала. Ей даже показалось, что этот человек имеет отношение к полиции. Во всяком случае, так он выглядел. Это было первое, о чем подумала она, быстро вскочив с лестничной ступеньки и застыв, как настороженный зверь.

Не дождавшись ответа, мужчина весело усмехнулся и взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. А затем, к огромному удивлению Тани, вставил ключ в замочную скважину нужной двери.

— Простите... — она шагнула на лестничную площадку, — вы живете здесь? В этой квартире?

— Именно, — мужчина обернулся, — только не говорите, что вы ждали меня!

— Почему не говорить? — как-то невпопад спросила Таня.

— Потому что так мне в жизни никогда не везло! — рассмеялся незнакомец.

Против воли Таня улыбнулась в ответ. Все-таки было в нем что-то такое, что заставляло задерживать взгляд, что-то притягивающее, привлекающее неимоверно, и сравнение с Гекой все больше и больше билось у нее в голове. Застыв, не понимая, зачем это делает, Таня вглядывалась в его коренастую, но изящную фигуру, в темные глаза и светлые волосы — необычное сочетание.

— Здесь жили мои друзья... подруга, — сказала она, — именно в этой квартире. Я, собственно, шла к ним... к ней.

— Давно? — улыбка сошла с его лица, и Тане вдруг показалось, что в коридоре стало темно.

— Ну... несколько месяцев назад. Может, и раньше, — Таня вдруг подумала, что даже не помнит точно, сколько времени не видела Цилю! Все прошлое вылетело у нее из головы.

— А как звали вашу подругу? Часом, не Циля?

— Откуда вы... — Таня отступила на шаг назад.

— Заходите, — мужчина распахнул дверь квартиры, — да не бойтесь вы ничего! На вас прямо лица нет. Вы же не хотите говорить на лестнице? Я друг мужа Цили. Она вышла замуж.

В шоке от его слов Таня машинально переступила знакомый порог. В квартире все было, как прежде. Только, может, немного меньше мебели. Но и книг прибавилось. Они лежали не только на столе, но и прямо на полу, под стеной. А вот комнатных цветов не было. Возможно, Циля увезла их с собой.